Выглядит он просто кошмарно. Укус моего поросенка явно не пошел ему на пользу: лицо его побелело, глаза налиты кровью, а на висках образуются черные пятна, разъедающие кожу. Рука, направляющая на меня иглу, сильно дрожит. Он медлит – вероятно для того, чтобы лучше прицелиться, что дает мне время схватить один из тех топоров, что уронила Паучиха. Защищаясь, я держу его перед собой, и тогда мой противник меняет свою тактику.
Он резко бросается на меня, намереваясь весом своего тела повалить меня на землю, а затем нанести свой смертельный укол. Я уворачиваюсь и, когда он преследует меня, резко отталкиваю его от себя рукой с зажатым в ней топором. Я вовсе не хочу причинить ему боль – лишь намереваюсь освободить себе больше места для побега… В этом я, по крайней мере, убеждаю себя, когда острый топор исчезает в его груди со звуком, от которого мне на миг становится тошно. Ужаснувшись, отпускаю рукоять топора, но то, что я сделала, невозможно отменить: из раны хлещет кровь, а Охотник издает яростный и преисполненный боли вопль.
Еще одна молния – и следующий очаг гаснет с истошным жужжащим визгом. А Охотник обеими руками вытаскивает топор из своей груди и смотрит прямо на меня! У него больше нет сил, он не может колдовать: он понимает, что это его конец. И словно озарение избавляет его от всего гнева, который прежде руководил всеми его действиями, выражение лица Охотника смягчается.
– Передай… передай ему привет, – запинаясь, бормочет он. – Королю. Я никогда не хотел… просто… он был…
Охотник не в силах закончить своей фразы. Со вздохом закрывает глаза, падает и остается лежать на спине с открытым ртом. Я ничуть не сомневаюсь в том, что он мертв.
Вокруг царит мерцающий шумный хаос. Я понятия не имею, кто с кем сражается, но молния вспыхивает снова и с громким треском гасит предпоследний очаг. Воздух полон дыма. Я кашляю, чувствуя прикосновения духов к своей шее, рукам, груди. Они не нападают, скорее прижимаются ко мне в надежде найти убежище. Кашляя, продолжаю ползти, ощупывая все пространство вокруг себя в поисках спасительной границы, когда поток искр заставляет меня пригнуться и накрыть голову руками.
Рев, подобный вою сотни разъяренных сирен, отдается в моем черепе, затем бухает последний очаг, и вокруг становится тихо. Тихо и черным-черно, что я вижу, поднимая руки и оглядываясь вокруг. Слышу, как прямо рядом со мной кровь какого-то подвешенного животного капает в одну из мисок на полу. Дым дерет мне горло, но я прилагаю все усилия, чтобы сдерживать кашель. Мне нужно вести себя тихо, нельзя привлекать к себе внимание.
Несколько секунд я жду, застыв как изваяние. Глаза слезятся, потому что приступ кашля, который я подавляю, доводит меня до предела. Но когда где-то за столом, у которого я притаилась, загорается крошечный огонек, моему самообладанию приходит конец. Я захожусь в кашле и уже ничего не вижу из-за слез, застилающих глаза. Чтобы не оказаться перед лицом следующей опасности совершенно беззащитной, я ползу в ту сторону, где остался лежать второй топор Паучихи, и сжимаю его в руке.
– Нет-нет-нет, – доносится голос с другой стороны стола. – Положи-ка его обратно, хорошо?
Это какой-то обман слуха. Я не должна поддаваться этому заблуждению. Я нахожусь в бреду, вызванном страхом смерти, магическими молниями и чрезмерным количеством призраков. Я знаю эти приятные ощущения – чувствую их потому, что слышу голос Испе́ра, ну или того, кого я всегда считала Испе́ром. Но ведь его не может здесь быть. Или может?
Я переворачиваюсь на живот, чтобы заглянуть под стол, и вижу его: он в копоти с ног до головы, но это определенно он – мой любимый принц, который совсем недавно бросил меня.
Кончиками пальцев он создает свет, который скользит по лежащему на полу Випу. Другую руку он сжимает в кулак, с помощью какой-то магии втягивая в него дым, который затрудняет мое дыхание. Чем больше дыма исчезает в его кулаке, тем четче я различаю двух людей по ту сторону стола. Испе́р занят: одна его рука магическим способом очищает воздух, а другой, кончики пальцев которой светятся, он вытаскивает из-за пояса флакон, зубами откупоривает его и подносит горлышко под нос неподвижному Випу.
– Что ты здесь делаешь? – ошеломленно спрашиваю я.
– Забочусь о том, чтобы нам стало легче дышать, – отвечает он. – А заодно вытаскиваю Випа из глубокого сна.
– Это я вижу!
– Тогда зачем спрашиваешь?
– Я думала, ты в Толовисе.
Вип начинает слегка шевелиться, после чего Испе́р отставляет в сторону флакон и находит, наконец, время, чтобы заглянуть ко мне под стол.
– Ты ошиблась, – говорит он и улыбается мне.
Время на мгновение замирает. Все как и прежде: я теряюсь в его почерневшем от сажи лице. Я могу ошибаться, но он не похож на принца, который бросил меня навсегда.
Глава 19
– Что случилось? – слышу я усталый голос Випа. – Что я здесь делаю?
– Должно быть, кто-то тебе кое-что внушил, – отвечает Испе́р. – Это видно по твоим зрачкам.
– Ведьма воткнула в тебя ядовитую иглу, – отзываюсь я со своей стороны стола. – Яд усыпил тебя и должен был заставить тебя забыть все, что ты видел.
– Но я помню, – бормочет Вип. – Мой дедушка удерживал тебя, и… и у жены повара было два топора в руках…
– Мне удалось нейтрализовать яд, – говорит Испе́р. – Я сделал это главным образом для того, чтобы сейчас ты мог нам помочь.
– Я – и помочь? – Вип тем временем уже успел сесть. – Если ты еще не заметил, я не особо силен в колдовстве.
– Колдовство и магию можешь оставить мне, – отвечает Испе́р. – А ты нужен мне в качестве проводника по замку. Мы должны найти гнездо мертвого волшебника.
– Гнездо? – непонимающе спрашивает Вип.
– У древних волшебников существуют вместилища, где пылают их очаги, – объясняет Испе́р. – Огонь в них умножает их силу. Именно поэтому я некоторое время назад уничтожал один очаг за другим, чтобы ослабить ведьму. Это помещение было ее секретным вместилищем, чего никто не чувствовал, не видел и не понимал. Не знаю, сколько раз я обыскивал кухонное крыло! Но она хорошо замаскировала свое гнездо и наложила на него круговое заклятие. И пока это заклятие оставалось нетронутым, ее сила и все, что с ней связано, оставалось невидимым.
– И ты все это время был в замке? – спрашиваю я. – А Вип знал об этом?
– Он и понятия не имел, – отвечает Испе́р. – Я приходил сюда тайно, в основном ночью. И кстати, Вип, если уж мы заговорили об этом, – ваши меры защиты никуда не годятся. Я мог бы трижды покорить этот замок в одиночку, если бы захотел.
– Вряд ли наша кухонная ведьма допустила бы это.
– О, кто знает. Такое гнездо для древнего волшебника обладает огромной ценностью. Я думаю, она предпочла бы сдаться противнику, чем раскрыть свое обиталище. Она чувствовала себя здесь в такой безопасности, что даже и представить себе не могла, что Клэри может проникнуть в замок с враждебными намерениями и таким образом повредить заклятие. Повреждение сделали гнездо ведьмы видимым и доступным. В том числе для меня. К сожалению, Клэри действовала очень быстро. Когда мои шпионы сообщили, что она находится на пути к замку, я сразу же отправился сюда. И все же чуть не опоздал.
– Твои шпионы? – спрашиваю я. – Помпи тоже из них?
– Только ее отец, но сейчас у него связаны руки, так что, вполне возможно, он послал свою дочь. Так или иначе, с моими людьми связались, и они отправили мне информацию птичьей почтой.
– А куда именно?
– В лес. У нас там есть несколько укрытий, я прятался там днем.
– С каких пор?
– С Самой Длинной Ночи. Надеюсь, ты меня простишь. Мне пришлось использовать тебя в качестве приманки, у меня не оставалось другого выбора.
– В качестве приманки…
– Да. Для двух волшебников, которых я искал. Я обязательно все расскажу тебе подробно, но сейчас у нас нет на это времени: костры ведьмы уничтожены, но она сбежала, а значит, устроит новый дом и очаги в другом месте. Тогда она снова сможет атаковать нас.
– Сколько времени это займет? – спрашивает Вип.
– Час, ну, может, два, – отвечает Испе́р. – Мы должны использовать это время для решения еще одной серьезной проблемы. Тот колдун, может быть, и мертв – поздравляю тебя с этим, моя героическая Лунолицая, – однако до сих пор представляет для нас опасность. Маги такого рода любят устанавливать заклинания мести на случай своей смерти. Чтобы защитить себя от этого, мы должны найти его дом с очагом и как можно скорее потушить его. Только тогда мы будем в безопасности от любых проклятий.
– Когда ты говоришь «мы», ты имеешь в виду меня? – спрашиваю я.
– Заклинания мести не особо привередливы, – отвечает Испе́р. – Такое проклятие может поразить любого, кто находится в этом замке.
Вип пролезает под стол и пялится на сапоги мертвого волшебника с шокированным выражением лица. Когда он подходит ко мне и присматривается к останкам Охотника, в изумлении качает головой.
– Больше света! – кричит он. – Быстро!
Испе́р, совсем как Паучиха, в мгновение ока запрыгивает на стол и оказывается рядом с нами, так что мой взгляд едва может проследить за ним. Думаю, мне стоит обстоятельно поговорить с моим мужем о магии – с моим бывшим мужем. Я тоже хочу стать такой быстрой. Как они это делают?
Истер удерживает создаваемый его рукой свет над мертвецом, и я понимаю, почему Вип так удивлен. Волшебник совсем не похож на двоюродного дедушку Випа. Тем не менее, на нем его одежда и королевские кольца. Пока мы с Випом смотрим на мертвеца, Испе́р вытаскивает нож, хватает шнур на шее волшебника и тянет за него. На конце шнура показывается ключ.
– Отлично! – восклицает Испе́р, перерезая шнур. – Теперь нам осталось найти для него подходящий замок. Вип, ты проведешь нас по замку и проследишь за тем, чтобы нас никто не остановил?
– Подождите, – говорит Випольд. – Это вообще кто? И где мой дед?
– Он, вероятно, мертв, – отвечает Испе́р. – В какой-то момент этот волшебник занял его место. Некоторым древним ведьмам и волшебникам удается то, на что современные волшебники не способны: они превращают свою внешность в облик другого человека. Отсюда и прозвище – многоликие. Это всего лишь иллюзия, но в глазах зрителя кажется настолько реальной, что даже я или мой отец не осознаем, что поддаемся чарам. Я помню, как два месяца назад пил чай с твоим двоюродным дедушкой. При этом не заметил ничего подозрительного.