клонился над ней и нащупывает пульс.
– Она еще жива! – кричит он. – Вы меня слышите? Что с вами?
Бедная женщина тихо стонет. Она хочет пошевелиться, но ей этого не удается. Я тоже наклоняюсь, чтобы помочь Випу ее поднять, но как только прикасаюсь к женщине, понимаю, что это большая ошибка. Я отдергиваю руку и вскакиваю, но уже слишком поздно. Я не успеваю убежать – пекарша хватает меня за запястье. Ее хватка холодная и твердая, словно железная манжета.
Вип отступает, и я хочу сделать то же самое, потому что лицо пекарши в этот миг начинает меняться самым жутким образом – ее полные щеки впадают, густые брови сужаются, светлые волосы темнеют. Когда трансформация завершается, меня за руку держит совсем другой человек: жена повара.
Я сопротивляюсь, сначала слегка, потом яростнее, чтобы избавиться от магии, с помощью которой она усиливает хватку. Я лихорадочно ищу слабости, которые, возможно, сейчас упускаю из виду и которые ведьма настраивает против меня. Но не нахожу никаких зацепок, лишь замечаю, что происходящее сейчас разительно отличается от утренней стычки. На кухне ведьма была осторожна. Она смотрела на меня как на что-то, что может взорваться в любую минуту. Теперь это беспокойство, по-видимому, улетучилось, потому что ведьма уверенно подчиняет меня своей магии, и я чувствую себя перед ней абсолютно беззащитной.
– Принц Випольд, – говорит женщина повара. – Спасайте себя и своего дедушку. Идите в пекарню и запритесь с ним там. И, пожалуйста, не беспокойтесь о пекарше, которая лежит там без сознания. С ней все в порядке, даже если вам так не покажется.
Она что-то делает с Випом, пока разговаривает с ним. Глаза принца становятся стеклянными, и он, оглядываясь в поисках своего дедушки, начинает двигаться как-то неестественно медленно.
– Быстрее! – велит ему ведьма.
Я понимаю, что медлительность Випа вызвана не заклинанием, которое ведьма наложила на него, а скорее тем, что пытается сопротивляться. Он двигается все медленнее, а потом вдруг освобождает свои руки и машет ими, стараясь снять с себя оставшуюся часть заклятия.
– Отпусти! – кричит Вип, когда его рот снова начинает ему подчиняться. – Немедленно отпусти Клэри, это приказ!
Жена повара кривится и накладывает на Випа еще одно заклинание. Он медлит, сражается, но ненадолго, потому что на этот раз вражескую атаку ему удается отразить быстрее. Вип решительно шагает вперед, но далеко не уходит. Ведьма бомбардирует его целым залпом заклинаний, пока он не перестанет двигаться. С открытыми глазами, наполовину склонившись, Вип смотрит в нашу сторону и не двигается с места ни на дюйм.
То же самое касается дедушки Випа: рука, которой он только что пытался взять с подставки сладкий творожный шарик с корицей и сахарной пудрой, замерла в воздухе. Он облизывается и бессильно смотрит на выпечку, съесть которую не может. Идеальная картина безысходного неудовлетворенного желания. Интересно, я выгляжу так же, когда ложусь вечером в постель, думая о своем принце?
– Ну, дитя мое? – спрашивает жена повара. – Ты поражена тем, что теперь не можешь так легко мне помешать?
Для меня в новинку даже то, что мне вообще было легко ей помешать, но если уж она так говорит…
– Чтобы вы правильно оценивали свои шансы, я все объясню. Так мы с тобой быстрее договоримся и сможем заняться действительно важными вещами.
– Не стоит! – огрызаюсь я. – Я не участвую в чем бы то ни было.
– Подумай еще раз, иначе мне придется применить магическую силу, – угрожает она мне. – Теперь я могу это сделать, хотя сегодня утром могла лишь навредить себе. Потому что, как и все волшебники древней веры, тысячи лет назад дала клятву. Я поклялась Королю-Призраку в верной службе и получила право пользоваться его силой. Недостатком клятвы было то, что я могла направить магию против своего господина только окольными путями. Но я напала на него напрямую, и это стоило мне сил. С моими союзниками дело обстояло точно так же, и поэтому тринадцать лет назад, когда дело дошло до того, чтобы погрузить твоего отца в сон, мы полагались только на императора.
– Интересно, – говорю я. – И то же самое относится к дочери Короля-Призрака?
– Обычно нет, но твой отец, видимо, еще при жизни снабдил тебя своим знаком. Наша клятва обязывает щадить тех, кто носит его знак, как и самого короля. Если бы мы попробовали при помощи колдовства применить насилие к кому-то, отмеченному этим знаком, наши силы были бы потеряны. Вот почему сегодня утром наши возможности – мои и Охотника – были ограничены.
Я смотрю на свою бедную руку, связанную не столько физически, сколько, прежде всего, магически. При всем своем желании у меня сейчас и мысли не возникает о том, что мой враг может быть чем-то ограничен. Должно быть, что-то изменилось.
– Вижу, до тебя начинает доходить. Знак твоего отца больше тебе не поможет. Я окончательно освободилась от этой надоедливой клятвы.
Улыбкой, сопровождающей ее слова, можно травмировать маленького ребенка на всю оставшуюся жизнь. Все дело в ее глазах: они больше не соответствуют остальной части лица, потому что веки странно сморщены, а глазные яблоки неестественно выпирают из глазниц. Но больше всего меня пугает зелень ее глаз, которая в прошлый раз напомнила мне прекрасный, но увядающий летний лес. Он стал болезненно-желтым. Я предчувствую недоброе.
Нечто похуже того, что происходит до сих пор.
Глава 22
Я призываю на помощь все свои силы, чтобы хоть на мгновение выпрямиться и посмотреть в сторону двери магазина. К моему ужасу, за ней непроглядная чернота. Этот черный цвет не тот, что бывает темной ночью, и не чернота дыма, – этот черный цвет такой, будто кто-то забрал магазин и все, что в нем есть, из обычного мира.
– Думаешь, он бросится тебе на помощь и спасет? – спрашивает ведьма. – Боюсь, мне придется тебя разочаровать. Твоему принцу понадобится некоторое время, чтобы преодолеть магический барьер. Нас к тому времени здесь уже не будет.
– О, а где же мы тогда будем?
– В Священной роще Короля-Призрака.
– Никогда не слышала.
– Так называется одно место в Запретном Лесу, – объясняет она. – Место, которое давным-давно дало название Запретному Лесу. Оно целиком и полностью принадлежит Королю-Призраку, и входить в рощу строго запрещено. Тот, кто это сделает, навлечет на себя жестокое проклятие, силу которого невозможно описать словами!
– Это хорошая причина избегать рощи.
– Слишком поздно, – говорит ведьма. – Я уже нарушила этот священный закон. Мне нужно было найти хорошее – очень хорошее – место для моего нового очага. Роща Короля-Призрака показалась мне подходящей. Да, и я вдруг задумалась, почему идея пересечь эту абсолютно запретную границу не пришла мне в голову раньше. Почему, интересно, Король-Призрак наложил на этот проступок самое страшное из всех проклятий? Может, он боялся, что те, кто войдет в его рощу, станут достаточно могущественными, чтобы разорить его царство?
Мне вдруг становится ясно, почему глаза ведьмы выглядят такими больными и постаревшими. Ее разум поражен проклятием. Он отравлен. Но что еще хуже: она собирается затащить в эту запретную рощу и меня!
– Все клятвы, которые я дала Королю-Призраку, нарушены одним этим проступком, – продолжает она. – Знак, который ты носишь, больше не лишает меня сил. Это означает, что теперь я могу делать с тобой все что захочу. Но я не монстр! Если ты принесешь клятву повиновения мне, как новой Королеве призраков, я пощажу, защищу и благословлю тебя и всех, кто с тобой.
Она совсем сбрендила. Вот к чему приводит волшебный дар и слишком продолжительная жизнь.
– Идем! – приказывает она, встает и тащит меня на середину магазина. То, что я сопротивляюсь, пытаюсь вырваться, пинаюсь ногами и падаю, чтобы быть как можно тяжелее, ничуть не помогает. Меня будто тащат ко входу в призрачный коридор времени силой десяти тягловых волов.
– Я знаю дорогу еще с прежних времен, – говорит она. – Ко входу в рощу можно пройти через призрачный коридор времени, сделав всего несколько шагов.
– Без меня! – протестую я. – Ты можешь удерживать меня, но не сможешь заставить пройти через коридор.
– Нет? А я думала, ты высокого мнения о силе любви. Что, кстати, является величайшим заблуждением в мировой истории. Любовь так же слаба, как и люди, которые ей покоряются.
– И что это значит?
– Это значит, что твоя фея пострадает только потому, что ты боишься испортить проклятием свое красивое личико.
– При чем тут моя фея?
– Она волновалась за тебя. По глупости покинула твой дом и отправилась на твои поиски. Если бы она оставалась возле огня твоего очага, я бы и коснуться ее не смогла.
Тут же, словно по команде, открываются две дверцы шкафа на стене, где хранятся мерные стаканы, баночки для специй и тщательно промаркированные кувшины с экзотическими маслами. На верхней полке кто-то небрежно отодвигает посуду, чтобы освободить место для остроконечной шляпы. Голубой шляпы. Поблескивающей голубоватым мерцанием, обтянутой тафтой и с осени прошлого года украшенной кисточкой из шелковых нитей бирюзового цвета.
Этим ведьма застает меня врасплох. В приступе отчаяния трясу свою плененную руку еще сильнее, чем раньше, и на короткое мгновение она действительно выскальзывает из ее руки. Это крошечная напрасная победа, потому что в тот же миг она толкает меня своей огромной, непонятной для меня силой в призрачный коридор времени, а сама прыгает следом.
В темноте призрачного коридора я не вижу абсолютно ничего, кроме образа голубой сказочной шляпы у себя в голове. Он горит перед моим внутренним взором, словно свет в конце тоннеля, и хотя мое внимание остается обескураженным и измученным, я замечаю кое-что важное: шляпа в шкафу пекарши была безупречной! Моя фея-крестная только вчера уронила свою шляпу в лужу с маслом для ванн – несмотря на то что уверяла, будто бы никогда не заходила в ту ванную. Из-за этого внизу шляпы осталась маслянистая темно-синяя полоса. Она сказала мне, что удалит масло настойкой горечавки, как только вернется в свою собственную квартиру. Но я гарантирую, что она не могла оказаться там со вчерашнего вечера!