| Wynand walked back to the Gazette, feeling no anger toward the editor or the political machine. | Винанд пешком возвратился к себе в газету, злость на редактора, на махинации политиков прошла. |
| He felt only a furious contempt for himself, for Pat Mulligan, for all integrity; he felt shame when he thought of those whose victims he and Mulligan had been willing to become. | Он чувствовал только гневное презрение к себе, к Пату Маллигану и к человеческой порядочности; он чувствовал стыд, когда думал о тех, чьими жертвами он и Маллиган чуть добровольно не стали. |
| He did not think "victims" - he thought "suckers." | Он не думал - жертвами, он думал - дураками. |
| He got back to the office and wrote a brilliant editorial blasting Captain Mulligan. | Он поднялся к себе в кабинет и написал блестящую передовицу, обличавшую капитана Маллигана. |
| "Why, I thought you kinda felt sorry for the poor bastard," said his editor, pleased. | - Господи, а я-то думал, что ты сочувствуешь этому бедолаге, - сказал польщённый редактор. |
| "I don't feel sorry for anyone," said Wynand. | - Я никому не сочувствую, - ответил Винанд. |
| Grocers and deck hands had not appreciated Gail Wynand; politicians did. | Бакалейщики и палубные матросы не оценили Гейла Винанда; политики же смогли оценить. |
| In his years on the paper he had learned how to get along with people. | За годы работы в газете он научился ладить с людьми. |
| His face had assumed the expression it was to wear for the rest of his life: not quite a smile, but a motionless look of irony directed at the whole world. | Лицо его приняло выражение, которое сохранилось на всю оставшуюся жизнь: не совсем улыбка, скорее выражение иронии, адресованной всему миру. |
| People could presume that his mockery was intended for the particular things they wished to mock. | Можно было подумать, что его насмешка направлена против тех же вещей, над которыми смеются окружающие. |
| Besides, it was pleasant to deal with a man untroubled by passion or sanctity. | Кроме того, было приятно иметь дело с человеком, которого не волнуют страсти или почтение к святости. |
| He was twenty-three when a rival political gang, intent on winning a municipal election and needing a newspaper to plug a certain issue, bought the Gazette. | Ему было двадцать три года, когда свора политиков, твёрдо намеренная выиграть муниципальные выборы и нуждавшаяся в поддержке своих планов печатным словом, купила "Газету". |
| They bought it in the name of Gail Wynand, who was to serve as a respectable front for the machine. | Они купили её на имя Гейла Винанда, задачей которого являлось быть респектабельным фасадом для их махинаций. |
| Gail Wynand became editor-in-chief. | Гейла Винанда сделали главным редактором. |
| He plugged the issue, he won the election for his bosses. | Он поддержал идеи своих боссов и выиграл для них выборы. |
| Two years later, he smashed the gang, sent its leaders to the penitentiary, and remained as sole owner of the Gazette. | Два года спустя он разгромил эту свору, отправил её главарей за решётку и остался единственным владельцем "Газеты". |
| His first act was to tear down the sign over the door of the building and to throw out the paper's old masthead. | Первым делом он содрал вывеску на дверях здания и сменил название газеты. |
| The Gazette became the New York Banner. | Так появилось на свет нью-йоркское "Знамя". |
| His friends objected. | Друзья возражали. |
| "Publishers don't change the name of a paper," they told him. | "Издатели не меняют названия своих газет", -говорили ему. |
| "This one does," he said. | "Этот издатель меняет", - возразил он. |
| The first campaign of the Banner was an appeal for money for a charitable cause. | Первая кампания, которую предприняло "Знамя", призывала читателей пожертвовать деньги на благотворительность. |
| Displayed side by side, with an equal amount of space, the Banner ran two stories: one about a struggling young scientist, starving in a garret, working on a great invention; the other about a chambermaid, the sweetheart of an executed murderer, awaiting the birth of her illegitimate child. | "Знамя" начало публиковать две истории; им было отведено равное количество газетной площади. Первая рассказывала о работавшем над великим изобретением молодом учёном, умирающем от голода в чердачной комнате; вторая - о горничной, возлюбленной казнённого убийцы, ожидавшей появления на свет незаконнорождённого ребёнка. |
| One story was illustrated with scientific diagrams; the other - with the picture of a loose-mouthed girl wearing a tragic expression and disarranged clothes. | Первая история была иллюстрирована диаграммами, вторая - портретом девушки с большим ртом и трагическим выражением лица; одежда девушки была в некотором беспорядке. |
| The Banner asked its readers to help both these unfortunates. | "Знамя" просило своих читателей помочь обоим несчастным. |
| It received nine dollars and forty-five cents for the young scientist; it received one thousand and seventy-seven dollars for the unwed mother. | Редакция получила девять долларов сорок пять центов для молодого учёного и тысячу семьдесят семь долларов для незамужней матери. |
| Gail Wynand called a meeting of his staff. | Гейл Винанд провёл совещание с персоналом. |
| He put down on the table the paper carrying both stories and the money collected for both funds. | Он положил на стол газету с обеими версиями и деньги, собранные для обоих благотворительных фондов. |
| "Is there anyone here who doesn't understand?" he asked. | - Есть ли среди присутствующих кто-то, кто не понимает? - спросил он. |
| No one answered. | Ответа не последовало. |
| He said: "Now you all know the kind of paper the Banner is to be." | Он сказал: - Теперь вы знаете, какой должна быть газета "Знамя". |
| The publishers of his time took pride in stamping their individual personalities upon their newspapers. | Издатели в то время имели обыкновение гордиться тем, что их индивидуальность чётко выявляется в издаваемых ими газетах. |
| Gail Wynand delivered his paper, body and soul, to the mob. | Гейл Винанд отдал свою газету, всю без остатка, вкусам толпы. |
| The Banner assumed the appearance of a circus poster in body, of a circus performance in soul. | "Знамя" стало похожим на цирковую афишу по форме и цирковое представление по сути. |
| It accepted the same goal - to stun, to amuse and to collect admission. | Оно придерживалось и тех же принципов: развлекать и собирать дань с пришедших. |
| It bore the imprint, not of one, but of a million men. | Оно несло на себе отпечаток не одного, а миллионов людей. |
| "Men differ in their virtues, if any," said Gail Wynand, explaining his policy, "but they are alike in their vices." | Гейл Винанд так объяснял проводимую им политику: - Люди различаются по своим достоинствам, если они вообще у них имеются, но всегда одинаковы в своих пороках. |
| He added, looking straight into the questioner's eyes: "I am serving that which exists on this earth in greatest quantity. | - При этом, глядя прямо в лицо собеседника, он добавлял: - Я служу огромному числу людей на нашей планете. |
| I am representing the majority - surely an act of virtue?" | Я представляю большинство - разве это не добродетель само по себе? |
| The public asked for crime, scandal and sentiment. | Толпа требовала описаний преступлений, скандалов и страстей. |
| Gail Wynand provided it. |