| In the spring, a publishers' convention took him away from New York for a week. | Весной он на неделю уехал из Нью-Йорка на съезд издателей. |
| It was their first separation. | Они впервые расстались. |
| Dominique surprised him by coming to meet him at the airport when he returned. | Доминик удивила его, приехав встречать в аэропорт. |
| She was gay and gentle; her manner held a promise he had never expected, could not trust, and found himself trusting completely. | Она была весела и нежна, её поведение обещало то, на что он никогда не рассчитывал, чему не мог поверить и всё-таки верил. |
| When he entered the drawing room of their penthouse and slumped down, half stretching on a couch, she knew that he wanted to lie still here, to feel the recaptured safety of his own world. | Когда он вошёл в гостиную и устало раскинулся на диване, она поняла, что ему хотелось отдохнуть во вновь обретённом надёжном покое своего жилища. |
| She saw his eyes, open, delivered to her, without defense. | Она заглянула в его глаза; он не хотел ничего, кроме отдыха, он рассчитывал на понимание. |
| She stood straight, ready. | Она стояла перед ним, готовая к выходу: |
| She said: "You'd better dress, Gail. | - Пора одеваться, Гейл. |
| We're going to the theater tonight." | Мы идём в театр. |
| He lifted himself to a sitting posture. | Винанд сел. |
| He smiled, the slanting ridges standing out on his forehead. | Он улыбнулся, на лбу появились косые бороздки. |
| She had a cold feeling of admiration for him: the control was perfect, all but these ridges. | Он вызывал у неё холодное чувство восхищения: он полностью владел собой, если не считать этих бороздок. |
| He said: | Он сказал: |
| "Fine. | - Прекрасно. |
| Black tie or white?" | Фрак или смокинг? |
| "White. | - Фрак. |
| I have tickets for No Skin Off Your Nose. | У нас билеты на "Не твоё собачье дело". |
| They were very hard to get." | Достала с великим трудом. |
| It was too much; it seemed too ludicrous to be part of this moment's contest between them. | Это было слишком. На минуту в комнате повисла напряжённая, грозовая атмосфера. |
| He broke down by laughing frankly, in helpless disgust. | Он первый нарушил её искренним смехом, сказав с бессильным отвращением: |
| "Good God, Dominique, not that one!" | - Побойся Бога, Доминик! Всё что угодно, только не это! |
| "Why, Gail, it's the biggest hit in town. | - Гейл, это гвоздь сезона. |
| Your own critic, Jules Fougler" - he stopped laughing. He understood - "said it was the great play of our age. | Ваш критик Жюль Фауглер, - тут Гейл перестал смеяться, он всё понял, - объявил её величайшей пьесой нашего времени. |
| Ellsworth Toohey said it was the fresh voice of the coming new world. | Эллсворт Тухи сказал, что это чистый голос грядущего нового мира. |
| Alvah Scarret said it was not written in ink, but in the milk of human kindness. | Альва Скаррет заявил, что пьеса написана не чернилами, а молоком человеческой доброты. |
| Sally Brent - before you fired her - said it made her laugh with a lump in her throat. | Салли Брент, до того как ты её уволил, сказала, что она смеялась на спектакле, чувствуя комок в горле. |
| Why, it's the godchild of the Banner. I thought you would certainly want to see it." | Нет, эта пьеса - законное дитя "Знамени", и я подумала, что ты обязательно захочешь посмотреть её. |
| "Yes, of course," he said. | - Да, конечно, - сказал Винанд. |
| He got up and went to dress. | Он встал и отправился одеваться. |
| No Skin Off Your Nose had been running for many months. | "Не твоё собачье дело" шла уже несколько месяцев. |
| Ellsworth Toohey had mentioned regretfully in his column that the title of the play had had to be changed slightly - "as a concession to the stuffy prudery of the middle class which still controls our theater. | Эллсворт Тухи с сожалением заметил в своей колонке, что название пьесы пришлось немного изменить, "пойдя на уступки ханжеской буржуазной морали, которая до сих пор диктует свою волю театру. |
| It is a crying example of interference with the freedom of the artist. | Это вопиющий пример давления на художника. |
| Now don't let's hear any more of that old twaddle about ours being a free society. | Так что не стоит верить болтовне о творческой свободе и вообще о свободе в нашем обществе. |
| Originally, the title of this beautiful play was an authentic line drawn from the language of the people, with the brave, simple eloquence of folk expression." | Первоначально названием этой чудесной пьесы было подлинное народное выражение, прямое и смелое, как свойственно языку простого человека". |
| Wynand and Dominique sat in the center of the fourth row, not looking at each other, listening to the play. | Винанд и Доминик сидели в середине четвёртого ряда, не обращаясь друг к другу, следя за действием. |
| The things being done on the stage were merely trite and crass; but the undercurrent made them frightening. | Сюжет был малоинтересным, банальным, но подтекст не мог не пугать. |
| There was an air about the ponderous inanities spoken, which the actors had absorbed like an infection; it was in their smirking faces, in the slyness of their voices; in their untidy gestures. | Тяжеловесные пустопорожние реплики, которыми текст пропитался, как сыростью, создавали какую-то особую атмосферу; она давала себя знать в ухмылках актёров, в вульгарных жестах, в хитроватом прищуре глаз и насмешливых интонациях. Малозначащие фразы подавались как откровение и нагло навязывались как глубокие истины. |
| It was an air of inanities uttered as revelations and insolently demanding acceptance as such; an air, not of innocent presumption, but of conscious effrontery; as if the author knew the nature of his work and boasted of his power to make it appear sublime in the minds of his audience and thus destroy the capacity for the sublime within them. | На сцене витал дух не невинного предубеждения, а намеренного вызова. Автор, похоже, хорошо знал свою цель и похвалялся властью навязывать зрителям свои представления о возвышенном и тем самым уничтожать в них способность к истинно возвышенному. |
| The work justified the verdict of its sponsors: it brought laughs, it was amusing; it was an indecent joke, acted out not on the stage but in the audience. It was a pedestal from which a god had been torn, and in his place there stood, not Satan with a sword, but a corner lout sipping a bottle of Coca-Cola. | Спектакль оправдывал мнение критиков: он веселил, как непристойный анекдот, разыгранный не на сцене, а в зрительном зале: словно с пьедестала столкнули божество, а вместо него водрузился не сатана с мечом, а уличный дебошир с бутылкой. |