| Wynand pressed a switch on his desk and said in answer to the trembling voice of the woman outside: | Винанд нажал кнопку селектора и в ответ на испуганный голос секретарши потребовал: |
| "Don't admit anyone." | - Ко мне никого не впускать. |
| "Yes, Mr. Wynand." | - Да, мистер Винанд. |
| He pressed a button and spoke to the circulation manager: | Он нажал другую кнопку и вызвал ответственного за распространение газеты: |
| "Stop every copy on the street." | - Надо изъять всё из розничной продажи. |
| "Mr. Wynand, it's too late! | - Мистер Винанд, слишком поздно! |
| Most of them are ... " | Большая часть уже... |
| "Stop them." | - Изъять немедля! |
| "Yes, Mr. Wynand." | - Хорошо, мистер Винанд... |
| He wanted to put his head down on the desk, lie still and rest, only the form of rest he needed did not exist, greater than sleep, greater than death, the rest of having never lived. | Ему хотелось опустить голову на стол, застыть неподвижно и отдохнуть, но отдыха для него не существовало, он нуждался в большем покое, чем смерть, в отдыхе нежившего человека. |
| The wish was like a secret taunt against himself, because he knew that the splitting pressure in his skull meant the opposite, an urge to action, so strong that he felt paralyzed. | Желание отдохнуть противоречило его натуре; он знал, что означало распиравшее его напряжение: призыв к действию; мобилизация сил, инстинкт борьбы были так сильны, что парализовали его. |
| He fumbled for some sheets of clean paper, forgetting where he kept them. | Он поискал чистый лист, забыв, что держит его в руке. |
| He had to write the editorial that would explain and counteract. | Надо написать передовицу, которая объяснит и перечеркнёт прежнюю. |
| He had to hurry. | Надо спешить. |
| He felt no right to any minute that passed with the thing unwritten. | Это его первая неотложная обязанность. |
| The pressure disappeared with the first word he put on paper. | С первыми написанными словами спало внутреннее напряжение. |
| He thought - while his hand moved rapidly - what a power there was in words; later, for those who heard them, but first for the one who found them; a healing power, a solution, like the breaking of a barrier. | Быстро водя пером по бумаге, он думал о том, какая мощь скрыта в словах, сначала для того, кто их нашёл, потом для тех, кому они предназначались, - исцеляющая мощь, преодоление преграды. |
| He thought, perhaps the basic secret the scientists have never discovered, the first fount of life, is that which happens when a thought takes shape in words. | Он думал: вот нераскрытая учёными основополагающая тайна, источник жизни - то, что происходит, когда мысль обретает форму в слове. |
| He heard the rumble, the vibration in the walls of his office, in the floor. | Он чувствовал, как вибрируют стены и пол его кабинета. |
| The presses were running off his afternoon paper, a small tabloid, the Clarion. | Он слышал лёгкий шум - машины были запущены, печатался вечерний выпуск малоформатной газеты "Кларион". |
| He smiled at the sound. | Шум был ему приятен. |
| His hand went faster, as if the sound were energy pumped into his fingers. | Перо забегало быстрее, как будто со звуками в пальцы вливалась энергия. |
| He had dropped his usual editorial "we." | Он отказался от обычного авторского "мы". |
| He wrote: " ... And if my readers or my enemies wish to laugh at me over this incident, I shall accept it and consider it the payment of a debt incurred. | Он писал: "...и если моим читателям или врагам угодно будет посмеяться надо мной из-за этого происшествия, я не буду в обиде и сочту это оплатой старых долгов. |
| I have deserved it." | Я заслужил это". |
| He thought: It's the heart of this building, beating -what time is it? - do I really hear it or is it my own heart? - once, a doctor put the ends of his stethoscope into my ears and let me hear my own heartbeats - it sounded just like this - he said I was a healthy animal and good for many years - for many ... years ... | Он думал: вот стучит сердце этого здания... Который теперь час? Действительно ли это шум извне или я слышу собственное сердце? Однажды доктор сунул мне в уши наконечники своего стетоскопа, он сказал тогда, что я здоров как бык и меня хватит надолго, на многие годы. |
| "I have foisted upon my readers a contemptible blackguard whose spiritual stature is my only excuse. | "Я виновен перед читателями в том, что допустил до них презренного негодяя, и меня извиняет только то, что всякому очевиден его нравственный уровень. |
| I had not reached a degree of contempt for society such as would have permitted me to consider him dangerous. | Я достаточно уважаю людей, чтобы хоть на минуту мог счесть его опасным для общества. |
| I am still holding on to a respect for my fellow men sufficient to let me say that Ellsworth Toohey cannot be a menace." | И я до сих пор испытываю слишком большое уважение к своим согражданам, чтобы усматривать в Эллсворте Тухи реальную угрозу для них". |
| They say sound never dies, but travels on in space -what happens to a man's heartbeats? - so many of them in fifty-six years - could they be gathered again, in some sort of condenser, and put to use once more? | Г оворят, звук не исчезает бесследно, а распространяется в пространстве. А что происходит с биением сердца? Сколько ударов оно сделало за пятьдесят шесть лет... Можно ли собрать звуки каким-то уловителем и снова пустить их в дело? |
| If they were re-broadcast, would the result be the beating of those presses? | Если их вернуть, усилив, то не получится ли в результате стук печатных машин? |
| "But I have sponsored him under the masthead of my paper, and if public penance is a strange, humiliating act to perform in our modern age, such is the punishment I impose upon myself hereby." | "Но, допустив его в свою газету, я несу ответственность за его поступки, и если в наше время публичное покаяние дело редкое и потому особенно унизительное, я накладываю на себя это наказание". |
| Not fifty-six years of those soft little drops of sound a man never hears, each single and final, not like a comma, but like a period, a long string of periods on a page, gathered to feed those presses - not fifty-six, but thirty-one, the other twenty-five went to make me ready - I was twenty-five when I raised the new masthead over the door - Publishers don't change the name of a paper - This one does - The New York Banner - Gail Wynand's Banner ... |