| She smiled. | Она улыбнулась: |
| ' Tell whom, Father?" | - Передать кому, отец? |
| "Tell ... Howard." | - Передай... Говарду. |
| Her arm lay on the table; her head dropped down on her arm. | Её рука лежала на столе, её голова склонилась наруку. |
| He looked at the gold hair in the candlelight. | Он смотрел на её волосы, золотистые в свете свечей. |
| She said, because it was easier to control a voice: | Она сказала, потому что так было легче заглушить тревогу: |
| "Don't let me fall asleep here. | - Не давай мне свалиться и уснуть здесь. |
| I'm tired." | Я устала. |
| But he answered: | Он ответил: |
| "He'll be acquitted, Dominique." | - Его оправдают, Доминик. |
| All the newspapers of New York were brought to Wynand's office each day, as he had ordered. | Каждый день по распоряжению Винанда в его кабинет доставляли всё нью-йоркские газеты. |
| He read every word of what was written and whispered in town. | Он был в курсе всего, о чём писали и шептались в городе. |
| Everybody knew that the story had been a self-frame-up; the wife of a multimillionaire would not report the loss of a five-thousand-dollar ring in the circumstances; but this did not prevent anyone from accepting the story as given and commenting accordingly. | Все понимали, что история подстроена самой Доминик: не будет же жена мультимиллионера в подобных обстоятельствах сообщать о пропаже кольца в пять тысяч долларов, но это не помешало принимать историю, как её подали. |
| The most offensive comments were spread on the pages of the Banner. | Самые оскорбительные домыслы печатались в "Знамени". |
| Alvah Scarret had found a crusade to which he devoted himself with the truest fervor he had ever experienced. He felt that it was his atonement for any disloyalty he might have committed toward Wynand in the past. | Альва Скаррет отдавал все силы и страсть этой кампании. Он пустился в неё как в крестовый поход, с жаром преданного вассала, считая, что может искупить прошлое, когда он, возможно, был недостаточно лоялен к Винанду. |
| He saw a way to redeem Wynand's name. He set out to sell Wynand to the public as the victim of a great passion for a depraved woman; it was Dominique who had forced her husband to champion an immoral cause, against his better judgment; she had almost wrecked her husband's paper, his standing, his reputation, the achievement of his whole life - for the sake of her lover. | Он восстанавливал честь его имени, всячески ухищрялся представить Винанда жертвой великой любви к распущенной женщине. Именно Доминик вынудила мужа поддержать безнравственное дело вопреки его желанию, она чуть не погубила его газету, положение в обществе, репутацию, достижения всей его жизни - и всё ради любовника. |
| Scarret begged readers to forgive Wynand - a tragic, self-sacrificing love was his justification. | Скаррет заклинал читателей понять и простить своего патрона, фигуру трагическую, но оправдываемую жертвенной любовью. |
| It was an inverse ratio in Scarret's calculations: every filthy adjective thrown at Dominique created sympathy for Wynand in the reader's mind; this fed Scarret's smear talent. | Расчёт строился на контрасте: каждый грязный эпитет, которым награждали Доминик, оборачивался сочувствием к Винанду, и это подхлёстывало Скаррета. |
| It worked. The public responded, the Banner's old feminine readers in particular. | Приём сработал, общественность откликалась, особенно пожилые читательницы. |
| It helped in the slow, painful work of the paper's reconstruction. | Постепенно, с трудом газета становилась на ноги. |
| Letters began to arrive, generous in their condolences, unrestrained in the indecency of their comment on Dominique Francon. | Стали приходить письма с выражением глубокого сочувствия, читатели не стеснялись в выражениях, осуждая Доминик, вплоть до нецензурных слов. |
| "Like the old days, Gail," said Scarret happily, "just like the old days!" | - Как в былые дни, Г ейл, - торжествовал Скаррет,- совсем как прежде! |
| He piled all the letters on Wynand's desk. | - Он кучей вываливал письма на стол шефа. |
| Wynand sat alone in his office with the letters. | Винанд одиноко сидел в кабинете, просматривая корреспонденцию. |
| Scarret could not suspect that this was the worst of the suffering Gail Wynand was to know. | Скаррет и не подозревал, какие страдания приносили Гейлу Винанду эти груды писем. |
| He made himself read every letter. | Винанд заставлял себя читать каждое письмо. |
| Dominique, whom he had tried to save from the Banner ... | Когда-то он так старался оградить Доминик от газет... |
| When they met in the building, Scarret looked at him expectantly, with an entreating, tentative half-smile, an eager pupil waiting for the teacher's recognition of a lesson well learned and well done. | Встречаясь с Винандом, Скаррет заглядывал ему в глаза с мольбой и надеждой, как усердный ученик, ожидающий похвалы учителя за хорошо усвоенный урок. |
| Wynand said nothing. | Винанд молчал. |
| Scarret ventured once: | Раз Скаррет отважился: |
| "It was clever, wasn't it, Gail?" | - Неплохо сработано, Гейл? |
| "Yes." | -Да. |
| "Have any idea on where we can milk it some more?" | - Как ты думаешь, что ещё можно из этого выжать? |
| "It's your job, Alvah." | - Это твоя забота, Альва. |
| "She's really the cause of everything, Gail. | - Безусловно, она всему причина, Гейл. |
| Long before all this. When you married her. I was afraid then. | Задолго до всей этой кутерьмы, когда ты женился на ней, у меня были опасения. |
| That's what started it. | С этого и началось. |
| Remember when you didn't allow us to cover your wedding? | Помнишь, ты запретил нам писать о свадьбе. |
| That was a sign. | Это был знак. |
| She's ruined the Banner. | Она подорвала "Знамя". |
| But I'll be damned if I don't rebuild it now right on her own body. | Но будь я проклят, если не восстановлю всё на её костях. |
| Just as it was. | Всё как раньше. |
| Our old Banner." | Наше "Знамя". |
| "Yes." | -Да. |
| "Got any suggestions, Gail? What else would you like me to do?" | - Гейл, что ещё предпринять? |
| "Anything you wish, Alvah." | - Всё что хочешь, Альва. |
| 18. | XVIII |
| A TREE BRANCH hung in the open window. | Ветка дерева заглядывала в открытое окно. |
| The leaves moved against the sky, implying sun and summer and an inexhaustible earth to be used. | Листья шевелились на фоне неба - посланцы солнца, лета и неисчерпаемо плодородной земли. |
| Dominique thought of the world as background. | Доминик понимала мир как вместилище жизни. |
| Wynand thought of two hands bending a tree branch to explain the meaning of life. | Винанд видел жизнь в руках, сгибающих ветвь дерева. |
| The leaves drooped, touching the spires of New York's skyline far across the river. | Листья касались шпилей и башен на линии горизонта далеко за рекой. |
| The skyscrapers stood like shafts of sunlight, washed white by distance and summer. | Небоскрёбы стояли в потоках солнечного света, выбеленные расстоянием и жарой. |
| A crowd filled the county courtroom, witnessing the trial of Howard Roark. | Зал суда был заполнен толпой, пришедшей на процесс Говарда Рорка. |
| Roark sat at the defense table. | Рорк сидел за столом защиты. |
| He listened calmly. | Он внимательно слушал. |
| Dominique sat in the third row of spectators. | Доминик устроилась в третьем ряду среди зрителей. |