— Между кроватью и стеной. Рядом с прикроватной тумбочкой.
— Что вы сделали?
— Я попыталась разбудить ее. Я трясла ее. У нее изо рта шла пена. Ничто не помогало привести ее в чувство.
— Вы впервые обнаружили ее в таком состоянии, Элли?
Жар приливает к моим щекам.
— Нет. Раньше я уже два раза находила ее в таком виде.
— Что вы делали тогда?
— Я звонила моему отцу.
— А на этот раз вы позвонили ему?
— Я… Я не помню. Помню лишь, как он приехал, — потом, после машин скорой помощи и пожарных. Много людей в больших сапогах, много оборудования.
— Значит, вы позвонили по общему номеру экстренных служб, — медленно говорит он. — Вы набрали три нуля?
— В Канаде это 911.
— Значит, вы набрали 911?
Я сглатываю слюну. Жар снова приливает к лицу. Я не могу вспомнить. Действительно не могу.
— Наверное, да. Да. Как иначе они бы приехали к нам?
Он что-то пишет в своем блокноте и кивает. Потом раскрывает папку и читает какой-то доклад. Наверное, юристы каким-то образом раздобыли старый отчет коронера. Там должны быть все факты, что и когда случилось с моей матерью. Он спрашивает меня только потому, что хочет видеть мою реакцию.
Он поднимает голову.
— Как ваш отец обращался с вами впоследствии… когда вы узнали, что она умерла?
Я потираю колено и снова ощущаю себя девятилетней. Я чувствую себя очень маленькой, грустной и напуганной. Я чувствую, как к глазам подступают слезы. Я чувствую все это, но память о событиях остается смутной. Только чувства.
— Он помогал вам чувствовать себя надежно и уверенно, Элли? Он давал вам понять, что любит вас?
— Нет, — тихо отвечаю я и думаю о маленькой девочке на моем рисунке, искавшей в лесу своего отца-дровосека. Ее отец, большой и сильный, должен был прийти на помощь со своим топором и разрубить злые лианы, угрожавшие задушить ее и затащить в сырую землю, где она сгниет в одиночестве.
— Он отослал меня прочь. Сначала к сестре моей матери, потому что он все время работал и много путешествовал. А потом меня отправили в закрытый пансион.
— Он любил вашу мать?
— Он постоянно беспокоился о ней, чрезмерно заботился о ней, возил ее к разным врачам или ругался с ней из-за спиртного или таблеток.
— Что вы чувствовали по этому поводу?
Я смотрю ему в глаза.
— А как вы думаете?
— Возможно, вы думали, что все внимание доставалось ей.
У меня непроизвольно напрягаются мышцы живота.
— Возможно, — говорю я и пожимаю плечами.
— Это положение изменилось после того, как ее не стало?
— Нет. Как я сказала, он фактически избавился от меня. Конечно, он платил за мой уход и обучение, но вроде как не помнил о моем существовании.
— Что вы чувствовали по этому поводу? — повторяет он. Это что, издевка?
— Господи, — я встаю и подхожу к окну. Выглядываю на улицу. Сегодня идет дождь, и детская площадка опустела — там только мужчина, выгуливающий крошечную собачку. — Сами подумайте, что я могла чувствовать по этому поводу? Я ненавидела его. Я любила его.
— Вы все еще ненавидите его?
Я колеблюсь.
— Да. И нет. Противоречивые чувства.
— Он властный человек с очень внушительной харизмой, так?
Я киваю.
— Ваш первый муж был совсем не похож на него?
— Теперь я вижу, к чему вы клоните, док, — я разворачиваюсь к нему. — Вы полагаете, что, несмотря на ненависть к моему отцу, меня привлекают мужчины вроде него? Из-за неудовлетворенной детской потребности или по генетическим причинам, как мою мать влекло к моему отцу; вы считаете, что эта слабость передалась мне через ДНК? Это плюс подверженность болезненным привычкам.
Он молчит.
— Может быть. Я не знаю.
— Как насчет Мартина?
— А что насчет него? Он умер, не так ли? Мое нынешнее отношение к нему не имеет значения.
— Тут вы ошибаетесь. Имеет, если вас будут спрашивать об этом.
Я медленно улыбаюсь.
— Тогда вот что вы можете сказать моим юристам, док. Да. Я хотела, чтобы он умер.
РаньшеЭлли
— Элли! Выровняй эту чертову яхту! — завопил Мартин через открытое окно своего пикапа, когда он вытянул пустой лодочный прицеп по бетонному пандусу. Я стояла босая, по колено в воде, и крепко держалась за булинь «Абракадабры», чтобы яхта не уплыла или не легла бортом на песок. Мартин велел мне удерживать яхту, пока он будет вывозить прицеп и искать место для стоянки.
— Она дрейфует, Элли! Не давай течению разворачивать ее, иначе она приткнется к берегу, черт тебя побери!
Я скривилась от его слов, но слишком боялась отвечать. Мои мышцы уже ныли, а полипропиленовая веревка обжигала мне ладони. Начинался прилив, и потоки воды мощно кружились вокруг моих икр. Я не смогу долго удерживать «Абракадабру» под нужным углом. Яхту сносило вбок.
«Я ослушался “капитана”, которым был мой отец… Мы выходили из устья реки, и большие волны начали размывать песчаную косу в приливном эстуарии… Мой брат упал и сломал спину».
Беспокойство глубоко вонзило когти в мою душу. Я с ужасом оглянулась на песчаную косу в устье реки. Волны разбивались о песок, становясь все выше. Люди выстраивались на вершинах утесов, чтобы посмотреть на живописное зрелище. Мои мысли вернулись к Хлое, и сердце сразу же застучало быстрее.
Я чувствовала ее скользкую ручку в моей руке, и вода бурлила у меня вокруг ног. Внезапно я снова оказалась в Ваймеа-Бэй, когда чудовищный прибой опрокинул меня и засосал внутрь. Я чувствовала, как дочь ускользает от меня. Слезы жгли мне глаза. Это была моя ошибка. У меня разболелась голова. Я едва могла вспомнить подробности нашего визита в «Пагго» вчера вечером, кроме прибытия в паб и знакомства с Рабз и Уиллоу. После этого наступил сплошной провал, и хотя сегодня утром Мартин был сладким, как сахар, меня не покидало ощущение, что случилось нечто очень плохое.
Я снова посмотрела на море. Волны стали более высокими и накатывали быстрее, чем раньше. Порыв ветра запустил мне в лицо клочок морской пены. Я заморгала, но он прилип к скуле возле глаза. Я не могла освободить руку, чтобы смахнуть его или вытереть нос, откуда уже потекло. Прилив ударял все сильнее; у меня началась паника. Теперь ошеломительный приступ мог случиться в любую минуту. Я подумала о таблетках в кармане холщовых брюк, которые Мартин одолжил мне для рыбалки. Но я не могла добраться до них, не отпустив веревку.
— Вам помочь?
Я вскинула голову и увидела Рабз в спортивном костюме для бега трусцой. Она уперлась ладонями в бедра, обтянутые ярко-желтыми шортами, и тяжело дышала. Ее щеки разрумянились, пышные волосы, перехваченные резинкой, развевались на ветру.
Я отчаянно закивала, смаргивая слезы. Рабз сняла кроссовки, бросила их на берег, забрела в воду и ловко оттолкнула борт яхты, разворачивая ее. Ее мышцы гладко перекатывались под загорелой кожей. Позвякивали серебряные браслеты. Передвинув судно, мы смогли выставить яхту под нужным углом против течения, чтобы она удерживалась на месте. Это ослабило нагрузку на булинь и на мои ноющие руки.
— Большое спасибо. Одна бы я не справилась.
— Никаких проблем.
Ее темные глаза лучились сдержанным весельем. Я заметила крошечные веснушки, рассыпанные вокруг ее носа. Мы стояли бок о бок, и ее загорелая рука контрастировала с моим бледным предплечьем. Я чуяла ее запах: мягкую смесь пачули, лайма и бергамота.
— Как вы себя чувствуете сегодня утром? — спросила она.
Я непонимающе посмотрела на нее.
— Вы устроили живописный выход из «Пагго» вчера вечером, — подсказала она. — Мартин отвез вас домой на моей машине. Вы не помните?
Жар бросился мне в лицо. Рабз пристально смотрела на меня. Что-то промелькнуло в ее глазах, и ее губы искривились в легкой улыбке, пока он смотрела на мой наряд: синюю ветровку, мешковато сидевшие на мне холщовые брюки Мартина и голубую бейсболку «Найк». Выбившиеся из-за ветра пряди моих волос, собранных в хвостик, прилипали к губам, покрытым защитной помадой. Я могла поспорить, что Рабз считала меня неудачницей. Она мысленно насмехалась надо мной. В этой обстановке у нее было явное преимущество. Она находилась в своей стихии, а я была похожа на рыбу, выдернутую из воды.
— Так куда вы направляетесь? — спросила она.
— К рыбонакопительному устройству.
— РНУ? — она изогнула брови. — Зог сказал, что рано утром они выловили там целую кучу тунца, но сейчас там немного штормит, — она взглянула на небо. — Погода меняется. Море возле РНУ может за считаные минуты перейти от мирного состояния в убийственное. Вам, ребята, нужно было выдвигаться раньше.
Тревога сдавила мне грудь. Я посмотрела на людей, собравшихся на утесе и наблюдавших за песчаной косой. Кайтбордеры[17] скользили по поверхности бухты Литл-Джервис.
Наконец я увидела Мартина, спешившего к нам. Меня затопило облегчение, которое немедленно схлынуло, когда я увидела его сердито выдвинутые плечи. Какой-то мужчина, стоявший вместе с мальчиком, окликнул его. Мартин остановился и заговорил с ним.
— Это Зог и его сын, — сказала Рабз, проследившая за моим взглядом. Сыну Зога на вид было около двенадцати лет. Сам Зог был жилистым и загорелым до шоколадного цвета, с соломенно-желтыми волосами. Нам еще предстояло полакомиться рыбой, которую он подарил.
— Ох, смотрите… — Рабз подняла руку и помахала кому-то наверху. — Это Уиллоу, — она указала пальцем. — Видите тот большой дом с плоской крышей и сплошным остеклением?
Я прищурилась и разглядела женщину, стоявшую перед большим окном с подзорной трубой в руках. Стройная, светловолосая. Она помахала в ответ. Я подумала, как долго Уиллоу наблюдала за нами в подзорную трубу и видела ли она мое расстроенное лицо.
— С таким снаряжением она видит все вокруг, — оживленно сказала Рабз. — Труба идет в комплекте с «архитектурным дизайном» дома. Кстати, что это такое — «архитектурный дизайн»?