Я видела, как расстраивались коллеги, получавшие удовольствие от работы и добивавшиеся высоких результатов, когда им в принудительном порядке приходилось уйти на пенсию. Подобное не только становится несчастьем для таких людей, но и наносит удар по предприятию и обществу. На мой взгляд, принудительный выход на пенсию – признак эйджизма и дискриминации в целом, а более гибкий выбор формы работы, напротив, служит проявлением справедливой политики работодателя.
К сожалению, обязательный выход на пенсию перекликается с другим негативным отношением общества к старению. Укоренившиеся стереотипы, связанные с возрастом и транслируемые литературой и медиа, изображают престарелых людей как физически немощных, вечно что-то забывающих, упертых и эгоистичных, при этом все вышеперечисленное широко распространено в различных культурах и среди различных поколений.
Однако, согласно Всемирной организации здравоохранения, с медицинской и физиологической сторон есть мало подтверждений расхожих фактов, связанных со старением. Лишь у небольшого количества пожилых людей действительно наблюдаются физические, умственные и психические отклонения. Большая же часть независима и наслаждается хорошей жизнью, которая становится только лучше после 50 лет. Стоит отметить, что негативное отношение к старению приводит к социальному неравенству.
«Он сказал, что я слишком стар для этого»; «Она посчитала, что я не поняла из-за возраста»; «Мне отказали в работе, так как посчитали старым» – это лишь часть примеров ежедневного эйджизма, о котором рассказали 77 % пожилых людей Великобритании. Негативное отношение к старению влияет на социальные контакты.
Европейское социальное исследование 2018 года при участии 55 тысяч людей из 28 стран показало, что Великобритания расколота на поколения: половина людей юного и среднего возрастов признались, что у них нет ни одного друга старше 70 лет. Только треть португальцев, швейцарцев и немцев сказали, что у них есть друзья преклонного возраста.
Следовательно, в эйджистских обществах пожилые люди с большей вероятностью исключены из ситуаций социального взаимодействия и имеют более низкие перспективы трудоустройства, чем их молодые коллеги. Все это мешает людям ощущать себя молодыми под гнетом негативного отношения со стороны общества.
Вызывает тревогу и тот факт, что в некоторых ситуациях медицинского характера пожилые люди с меньшей вероятностью получат такое же лечение, что и молодые, всего лишь из-за возраста.
Это наглядно продемонстрировала ситуация с пандемией коронавируса. Люди ждали койки и аппараты для вентиляции легких, но некоторые страны стали придерживаться политики, при которой пациенты определенного возраста (чаще всего от 70 лет) не получали интенсивной терапии. В других странах с более разумным подходом решение о помощи основывалось на вероятности того, что пациент выживет, и «биологическом здоровье».
В Великобритании подход был неоднозначным. Согласно Закону о равенстве, противозаконно отказывать пожилому человеку в медицинской помощи на основании возраста. Однако Национальная служба здравоохранения проводила тесты на «слабость», чтобы понять, кому стоит предложить более интенсивное лечение. Возраст составлял 50 % показателя, так что оценивание было не в пользу пожилого населения. Дэйв Арчард, почетный профессор Королевского университета в Белфасте, утверждал: «Перегруженность НСЗ не служит оправданием для дискриминации, которая приведет к уменьшению количества пожилых людей. Ущемлять людей и оказывать им помощь в зависимости от возраста – значит транслировать мысль об отсутствии ценности этих людей. Подобная дискриминирующая политика сообщает нам, что пожилой человек менее важен и ценен, чем молодой. В результате у пожилых людей закрепляется мысль о том, что они являются вторым сортом».
С его словами согласилась Кэтрин Фут, директор отдела доказательной базы в Центре качественного старения: «Хронологический возраст никогда не должен быть основным показателем, который определяет право человека на медицинскую помощь. С медицинской точки зрения основным фактором должна быть способность организма ответить на интенсивную терапию и выздороветь».
То, как мы думаем, говорим и пишем о старении, напрямую влияет на наше здоровье. Задайте себе вопрос, не эйджист ли вы? Какой-то из стереотипов, которые мы обсудили выше, откликнулся в вас? Мы все стареем, и если негативное отношение к старости пронести через всю жизни, оно окажет видимые пагубные последствия на то, как мы стареем. Если нам хочется жить в равноправном обществе сейчас и в будущем, то задача каждого из нас убедиться в том, что мы не несем в себе негативные установки относительно собственного старения и старения других людей.
Все слои общества должны понимать опасность негативного отношения к старости. СМИ стоит избегать языковых конструкций, выражающих предвзятое отношение к возрасту. Врачам нужно и самим задаться вопросами предвзятости к возрасту в вопросах лечения пациентов. Исследователям и представителям руководящих должностей лучше работать сообща, чтобы внедрить новые способы укрепить позитивное отношение к старению.
Хорошая новость в том, что изменения грядут, потому что все больше людей достигают «того самого возраста» и вскоре потребуют к себе равного отношения от общества. Посмотрите на беби-бумеров, чье отношение к старению отличается от их предшественников.
«Беби-бумер» – термин для описания тех, кто родился между 1946 и 1964 годами. Это поколение составляет значительную часть населения, особенно в развитых странах. По окончании Второй мировой войны уровень рождаемости по всему миру резко повысился, произошел «взрыв», больше известный как беби-бум. В одной только Америке за это время родилось почти 77 миллионов детей. Первые беби-бумеры в среднем жили до 63 лет, тогда как родившиеся чуть позже доживали до 79 лет.
Таким образом, высокие цифры в сочетании с естественным увеличением продолжительности жизни означают, что беби-бумеры представляют собой влиятельную когорту людей, входящих в преклонный возраст. Большой процент этого поколения проживет на 25 лет дольше своих родителей. Те, кто выйдет на пенсию в 65 лет, проживут еще около 25 лет после ухода с работы.
Это поколение Вудстока, хиппи, доступного образования, либерального движения и новых музыкальных жанров. Их голоса будут услышаны. У беби-бумеров высокие запросы. У них больше денег, крепче здоровье, они энергичнее, и сейчас, когда их собственные дети уже выросли, они, скорее всего, захотят провести время на пенсии, путешествуя и исполняя собственные мечты. По достижении пенсионного возраста бумеры с большей вероятностью будут достаточно здоровы, чтобы пробегать марафоны, строить дома и даже начать новый бизнес.
Для изучения того, как разные страны и культуры относятся к старению, обратимся к Дании. Как обществу, нам важно осознавать, что эйджистские взгляды проникают в нашу биологию, а детство влияет на здоровье и благополучие взрослых, таким образом, оказывая на нас длительное воздействие. Поэтому для того, чтобы прийти к равноправному обществу, мы должны сделать и детство, и старость своими приоритетами, а Дания как раз выступает примером такого общества.
Индекс социального прогресса оценивает способность общества удовлетворять основные потребности своих граждан. Он основан на оценке социального и экологического показателей, которые определяют качество жизни во всей стране. Проще говоря, индекс показывает общее благосостояние народа. Он включает в себя данные из 128 стран по 50 показателям, и Дания удивительным образом вот уже 40 лет стабильно занимает лидирующие места по уровню счастья собственного населения. В датском обществе легче вести интересную, полную жизнь: возраст там уважают.
В Дании тратят больше денег на душу населения, чем в любой другой стране. Молодые люди получают отличное образование и медицинскую помощь. Имея сильное гуманитарное образование, датчане становятся более продуктивными работниками. Взрослые меньше беспокоятся о пенсии и фокусируются на том, чтобы следовать за работой мечты, они наслаждаются годами на рабочих местах, потому что знают, что все необходимые расходы после будут покрыты. Круг благополучия.
Датчане придерживаются принципа «старения на месте». Почти 30 лет назад они стали закрывать дома престарелых и перераспределять ресурсы таким образом, чтобы люди с ограниченными возможностями могли оставаться в собственных домах и получать необходимую помощь, если она потребуется.
Количество домов престарелых составляет меньше десятой части таких же заведений в Ирландии, хотя население Дании составляет 5,3 миллиона против 4,4 миллиона ирландцев. Для небольшого числа людей, находящихся в домах престарелых, уход оказывается в домах с четырьмя или пятью «квартирами» и общим пространством для всех проживающих. Пары могут жить вместе, и, если один из них умрет, его партнер может остаться в квартире дома престарелых, потому что это его «дом».
Залог счастья можно увидеть в целеустремленной жизни датчан. Как и все формы счастья, она предполагает закрытие базовых потребностей, чтобы люди могли заниматься любимым делом и отдыхать вне зависимости от возраста. Ученые называют это эвдемоническим счастьем, термин произошел от древнегреческого слова «счастливый».
Всемирная социологическая компания Gallup, опрашивая респондентов, уточняла, «узнали ли они или сделали что-то интересное вчера». Эта концепция стала популярной благодаря Аристотелю, который считал, что истинное счастье приходит только при достижении осмысленной жизни, когда человек делает то, что стоит его усилий.
Зимы в Дании длинные и темные, солнце уходит уже к 4:45 ноябрьскими вечерами. Чтобы компенсировать это, датчане придумали уютную обстановку со свечами, теплом камина и встречами с друзьями разных возрастов. Эйджизм не присущ Дании, как и дискриминация.
Датчане – живой пример того, как можно сформировать более равноправное общество с помощью эвдемонического стремления к счастью на каждом этапе жизненного пути. Как следствие, продолжительность жизни в этой стране одна из самых высоких в мире и продолжает расти на 0,18 % в