Но Молли, очевидно, не была столь захвачена эмоциями, потому что быстро высвободилась из его объятий.
— Нам… нам пора ехать.
Алек отчаянно желал, чтобы Молли передумала, послала куда подальше свою поездку и провела этот день с ним.
— Ты уверена? Этот поцелуй как-то не был похож на прощальный, скорее наоборот.
— Прости, я не хотела.
Алек присмотрелся и понял, что глаза Молли как-то подозрительно блестят. И верно, она была готова расплакаться. Сердце Алека сжалось. Молли уезжала, чтобы выполнить какие-то обязательства, но она не хотела покидать его.
Алек решить облегчить ей расставание.
— Эй, не волнуйся за меня. Пока тебя нет, я буду грызть гранит науки. Даже хорошо, что ты уезжаешь, — не увидишь моих мучений, потому что на нас столько всего навалили.
Молли сглотнула.
— Ты справишься.
— Еще бы, мне надо успеть к тому моменту, как ты вернешься. — Алек больше не мог смотреть на нее — сердце у него разрывалось. — Ладно, мисс Молли, поехали.
Он подхватил чемодан и понес его к выходу, как делал неоднократно в прошедшие месяцы. Только на этот раз все было иначе. На этот раз он везет женщину, с которой часами может заниматься любовью, которая переворачивает в нем душу одной своей улыбкой.
Но сегодня Молли не улыбалась ему. Она то и дело моргала, прогоняя непрошеные слезы. Алек положил чемодан в багажник, помог Молли сесть в машину и сам забрался на свое место. Взглянув на Молли, он увидел, что она сидит, стиснув на коленях руки и так же крепко сжав челюсти. Впечатление было такое, что она отгородилась от всего мира и закрылась в невидимой раковине.
— Все будет хорошо, Молли. — Алек погладил ее по колену. — Это ненадолго.
Молли, не взглянув на Алека, молча кивнула. Алек завел машину.
— Включить музыку? — спросил он, когда они поехали.
— Не надо. — Голос Молли был глухим от сдерживаемых слез.
— Молли, если так будет продолжаться, то я тоже разревусь, и ничем хорошим это не закончится.
— Я… прости. — Молли шмыгнула носом. — Не обращай внимания, включай музыку, если хочешь.
— Да ладно. — Алек сосредоточился на дороге. — Можно посидеть и в тишине.
Алек был ужасно польщен, что разлука с ним так расстроила Молли. Возможно, его мечты о совместной жизни были не такими уж и безумными…
Наконец, когда вдали показался аэропорт, Алек нарушил молчание:
— Ты знаешь, я этим летом не буду заниматься.
Молчание в ответ.
— Мне надо работать, но у меня останется свободное время… Молли, мы могли бы прекрасно провести лето вместе — пикники на пляже, прогулки на лодке, ночное небо… Как тебе идея?
Молли издала какой-то странный звук, словно подавив всхлип. Алек не хотел, чтобы она расстроилась еще сильнее, так что решил оставить эту тему. А потом ему пришла в голову ужасная мысль.
— Молли, а твои родители в порядке? Я имею в виду — никто не заболел?
Она отрицательно потрясла головой.
— Вот и хорошо. А то я подумал, что у тебя плохие новости.
Странно, если никто не болен и не при смерти, почему Молли реагирует на свой отъезд уж как-то слишком эмоционально?
— Послушай, — начал Алек, когда они подъезжали к терминалу, — у тебя есть карточка с номером моего мобильника?
Молли, казалось, не расслышала его, хотя это было маловероятно.
— В любом случае держи. — Алек вручил ей карточку. — Звони мне, как только приедешь. В любое время. Не бойся меня разбудить — все равно мне наверняка будешь сниться ты. — Он аккуратно развернул машину, встал на свободное место и отстегнул ремень безопасности, чтобы выбраться наружу.
— Алек, подожди.
На одну безумную секунду Алек решил, что Молли попросит его ехать обратно, но, взглянув на ее залитое слезами лицо, понял: чуда не случится.
— Молли, сладкая моя, в чем дело?
Алек хотел обнять ее, но Молли отстранилась. Алек смотрел на нее в полном изумлении.
— Все кончено. — Молли прерывисто вздохнула. — Между нами все кончено.
Алек так и застыл на месте. Внутри у него все онемело, и он не мог ни пошевелиться, ни заговорить.
— Я хотела попрощаться.
Алек видел, как шевелятся губы Молли, даже мог понять, что она говорит, но ничего не слышал из-за шума в ушах.
Молли отстегнула ремень и открыла дверцу.
— Нажми, пожалуйста, кнопку, чтобы открыть багажник, я заберу свой чемодан. И можешь мне не помогать.
Звук открывающейся дверцы вывел Алека из ступора, и он успел поймать Молли за руку, прежде чем она вышла.
— Ты это несерьезно, — вырвался у него из горла такой хриплый возглас, словно он неделю болел. Молли, не отрываясь, смотрела на него, и слезы капали у нее из глаз.
— Я серьезно. Когда вернусь, я поменяю агентство. Прости, Алек, но так надо.
— Чушь собачья! — Он сжал ее руку крепче. — Я тебе небезразличен! Посмотри мне в глаза и скажи, что тебе на меня наплевать!
— Ничего подобного.
— Тогда в чем дело?
— Так будет лучше. Пожалуйста, Алек, отпусти меня.
— Лучше для кого? — Сжигаемый душевной мукой, Алек мог подумать только об одной причине. — У тебя кто-то есть в Лос-Анджелесе? Кто-то, от кого ты зависишь? — Или кто-то, кто нужен тебе больше, чем я?
— Нет.
— Тогда, черт подери, почему мы не можем продолжить, когда ты вернешься? Я просто не могу поверить, что ты бросаешь меня только потому, что поняла, как писать любовные сцены! Ты ведь не такая.
Молли сглотнула.
— Спасибо за твои слова. — Она опустила глаза на его пальцы, все еще сжимающие ее руку. — Алек, тебе придется отпустить меня. Я опоздаю на самолет.
Алек чувствовал себя так, словно проглотил кусок льда.
— И я ничего не могу сказать или сделать, чтобы изменить твое решение?
Молли отрицательно покачала головой.
— Возможно, ты передумаешь, когда приедешь в Калифорнию. Возьми мою карточку. Позвони мне. Мы еще поговорим.
В его голосе звучало безумное отчаяние, но сейчас Алеку было наплевать на гордость.
— Я не передумаю. Лучше не надейся на это. Так будет только хуже.
— Куда уж хуже…
— Алек… — Она снова умоляюще взглянула на его пальцы, отчаянно сжимающие ее руку.
И он отпустил ее. Все безнадежно, стучало в висках, но Алек отказывался верить, что это конец. Неважно, сколько раз он говорил себе, что в итоге они разойдутся, но серьезно об этом не думал. А после субботы и воскресенья, когда им было так хорошо вместе, когда они были счастливы, он вообще оставил подобные мысли.
Действуя машинально, как робот, Алек нажал кнопку и направился к багажнику, прежде чем Молли успела выйти из машины, — будь он проклят, если позволит Молли надрываться и тащить чемодан самой. Он поставил его на колесики, вытянул ручку и повернулся к Молли.
— До свидания, Алек, — сказала она.
В этот момент Алеком овладело какое-то отчаянное удальство.
— А как же насчет прощального поцелуя?
— Он уже был… там, в коттедже.
— Да, но я-то не знал об этом. — И, перешагнув через чемодан, Алек поймал голову Молли за подбородок и наградил девушку глубоким, яростным поцелуем, заявляя свои права собственника, хотела того Молли или нет. Алек заглянул ей в глаза. — Это не конец, — прошептал он. Потом развернулся, сел на водительское сиденье и захлопнул дверцу.
И тогда боль нахлынула на него — гораздо более страшная и сильная, чем он мог представить. Несколько минут Алек боялся, что его просто вывернет наизнанку. Каким-то образом он умудрился направить автомобиль в густой поток транспорта и при этом никого не сбить. Сейчас ему не стоило садиться за руль, но выбора у Алека не было. Он поехал прочь от терминала, напрягая всю силу воли, чтобы не ринуться вперед не разбирая дороги, не заботясь о машине, хотя сейчас ему было глубоко наплевать не только на машину, но и на себя.
Рано или поздно боль утихнет, и он обретет способность мыслить здраво. Ему придется поверить в это — или сойти с ума. С другой стороны, возможно, он уже сошел с ума, потому что, несмотря на все доводы разума, собирался снова встретиться с Молли. И, неважно, что она сказала, между ними ничего не кончено.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Оказавшись в доме своих родителей в Беверли-Хиллз, Молли поверила, что из нее вышла бы неплохая актриса. Она умудрилась убедить отца и мать, будто ее подавленный, усталый вид вызван усиленной писательской деятельностью, и после ужина, который вызвал у нее острый приступ ностальгии, Молли, извинившись, убежала в свою комнату, с трудом поборов желание выплакаться родителям в жилетку. Она знала, что родители однозначно предложат ей переехать к ним, а сейчас Молли была слишком слаба, чтобы устоять против этого предложения.
В своей комнате она почувствовала себя пленницей. Конечно, ее камера была роскошной — огромная кровать с балдахином, примыкающая мраморная ванная, балкон, выходящий на бассейн, годный для олимпийских соревнований; и все равно это была тюрьма. Выдержанная в артистически блекло-голубых тонах, комната выражала скорее вкус ее родителей, чем собственное видение Молли. Сама она всегда предпочитала милые безделушки и кружева бабушки Нелл.
Но сейчас Молли была рада оказаться здесь, подальше от своего коттеджа. Конечно, в конце концов Молли вернется туда, ведь она отнюдь не собирается отказываться от своего любимого домика, пусть даже полного тяжелых воспоминаний. Она привыкла к мысли, что бабушка никогда больше там не появится; привыкнет и к тому, что больше там не будет и Алека.
Молли упала на необъятную кровать и уставилась на усыпанный цветами подсолнуха балдахин. Что ж, она поступила благородно в отношении Алека. Правда, она не ожидала, что ее поступок вызовет такое ужасное чувство подавленности и пустоты. Впрочем, Молли совершила в своей жизни не слишком много благородных поступков такого масштаба, поэтому решила, что, возможно, в ее ощущениях нет ничего странного.
Ее должно было вдохновлять сознание того, что Алек благодаря ее жертве поймет, чего он хочет от жизни. Но вместо этого перед внутренним взором Молли стояло его лицо, когда она сообщила ему о своем решении. Она заставила его страдать, и пусть это было для его же блага, Молли была невыносима мысль, что Алек не сразу оправится от удара. А он не заслуживал таких мучений.