Что же это?
– Солнце почти взошло, – пробормотал один из солдат.
Как понял Ронин, солнечный свет не был смертельно опасен для похитителей, но они его не слишком любили. Днем они в каком-то отношении становились слабее. Они были магическими существами – пусть и не все хорошо владели колдовством, – но эта магия лучше действовала ночью. Ронин надеялся сбросить с себя амулет с первыми лучами солнца: тогда их силы, вероятно, снова уравняются.
Убедившись, что никто на него не смотрит, он украдкой потряс головой. Амулет качнулся, но не соскользнул с шеи. Ронин попытался вскинуть голову, надеясь, что это поможет. Похитители могли легко заметить его телодвижения, но рискнуть стоило.
Вдруг в предрассветном сумраке он увидел лицо, которое смотрело на него из кустов.
Нет… Это лицо было частью кустов. Листья и ветки обрисовывали черты и даже густую бороду, на месте глаз были ягоды, а просвет среди зелени складывался в озорную ухмылку.
Лицо исчезло так же внезапно, как и появилось, и Ронин засомневался: а не показалось ли ему? Может, это просто игра света? Но ведь оно было таким живым…
И все же…
Тут он услышал резкий звук: ночные эльфы доставали оружие из ножен. Один за другим они готовились к битве – не вполне понимая, с кем, но зная, что сражаться вот-вот придется. Даже пантеры почуяли опасность: они не только ускорили свой и без того быстрый шаг, но и выгнули спины, обнажив острые зубы.
Варо’тен вдруг указал направо:
– Туда! Туда! Быстро!
В то же мгновение лес резко ожил.
На всадников опустились огромные, толстые ветки и закрыли им лица. Кусты подпрыгнули и превратились в маленькие подвижные фигурки с улыбающимися зелеными лицами. Валежник вцепился в лапы пантерам и сбросил нескольких всадников. Ночные эльфы кричали друг на друга, безуспешно стараясь действовать сообща, но вместо этого лишь усиливали неразбериху.
По окрестностям эхом пронесся низкий рык. Ронин мельком увидел, как наклонилось гигантское дерево и своей густой кроной отбросило в сторону двух ночных эльфов вместе с пантерами.
Варо’тен сыпал проклятиями, пытаясь командовать отрядом. Те эльфы, что еще сидели верхом, старались не только отбиваться от взбунтовавшихся веток и кустов, но и удержать на месте перевозбужденных пантер. Несмотря на свой размер, огромным кошкам явно не нравилось происходящее, и они отступали, не слушая команды наездников, которые направляли их вперед.
Эльфийский капитан что-то выкрикнул, и с разных сторон вдруг вылетели фиолетовые щупальца лучистой энергии. Одно из них попало в лесного духа, и того мгновенно охватило пламя. Казалось, существо должно было погибнуть, но оно продолжало двигаться вперед, оставляя за собой горящий след.
Тотчас же взревел ветер, до этого легкий и тихий, – казалось, будто его разозлило нападение на лесного духа. Он задул с такой яростью, что грязь, сломанные ветки и опавшие листья взлетели в воздух, еще больше мешая ночным эльфам хоть что-нибудь разглядеть. Пламя погасло, а лесной дух даже не обратил внимания на свое невероятное спасение, как и не заметил до этого, что горит. Огромная ветка в полете ударила ночного эльфа рядом с Варо’теном.
– Построиться! – кричал капитан. – Построиться и отступать! Живее, остолопы!
Тут рот Ронина закрыла рука из листьев. Он опять увидел странное лицо, а потом почувствовал, как другая пара рук хватает его за ноги.
Затем его довольно бесцеремонно толкнули вперед.
Пантера, на которой он лежал, почувствовала это и зарычала. Вокруг зверя собрались похожие на кусты существа и стали всячески его донимать. Все кругом сотрясалось, но Ронин краем глаза заметил, как на пантеру оглянулся Варо’тен. Эльф гневно выругался, увидев, что его пленников вот-вот похитят, но едва он попытался остановить лесных духов, как его руки и лицо обвило множество веток, и Варо’тен оказался связан и ослеплен.
Кустарники проворно схватили Ронина, не дав ему удариться головой о землю, а затем молча понесли его, как стенобитное орудие, в глубину леса. Ронину оставалось лишь надеяться, что они спасли и Краса, потому что теперь он видел перед собой лишь покрытые листьями фигуры. Несмотря на небольшой размер, его спасители обладали недюжинной силой.
Но тут, к смятению Ронина, путь им перерезал один из ночных эльфов верхом на рычащей пантере. Этого эльфа звали Колтарий, и, судя по отчаянному выражению лица, он был решительно настроен не дать им сбежать. Ронин догадывался, что капитан эльфов не простит Колтарию, если тот упустит пленников.
Ночной эльф не стал тратить время на разговоры и погнал своего зверя вперед. Эльфы, которых знал Ронин, – в особенности его любимая Вериса – любили и почитали природу, но Колтарию, казалось, не было до нее совершенно никакого дела: он с неприкрытой яростью рубил мешавшие ему ветки и кусты. Ничто не могло встать между ним и его жертвой.
По крайней мере, так Колтарию казалось. Внезапно на него камнем упали огромные черные птицы. Они окружили ночного эльфа и принялись беспощадно клевать его и бить крыльями. Колтарий бешено размахивал оружием, но не смог задеть ни перышка своих обидчиков.
Эльф был так занят сражением, что не заметил еще одной опасности, грозившей ему теперь уже на земле. Деревья, которые стояли у него на пути, вдруг поднялись на несколько футов, словно вытянувшись на корнях.
Пантера Колтария, обезумевшая от атаки птиц, совершенно не обращала внимания на то, куда бежит. Обычно ловкая, гигантская кошка оступилась раз, другой, жалобно взвыла и упала на бок. Наездник пытался удержаться в седле, но сделал только хуже.
Пантера перевернулась, и Колтарий оказался в ловушке между ней и двумя выросшими деревьями. Ночного эльфа зажало стволами, и под давлением немыслимой силы его доспехи смяло, как бумагу. Скакуну Колтария тоже была уготована печальная участь: сразу после этого его шея ужасающе хрустнула.
Кустарники, спасители Ронина, как ни в чем не бывало продолжали идти дальше. Еще несколько минут до чародея доносились звуки борьбы, но затем они вдруг стихли: видимо, Варо’тен смог, наконец, организовать отступление пострадавшего отряда.
Крохотные существа несли Ронина все дальше и дальше. Краем глаза он заметил, что рядом несут и неподвижное тело дракона-мага. Чародей впервые задумался о том, что с ними намереваются сделать эти создания. А что, если у них появились враги еще опаснее ночных эльфов?
Лесные духи замедлили шаг и остановились на краю просеки. Несмотря на то, что солнце еще не поднялось над лесом, на поляну уже падали первые лучи света. Весело щебетали певчие птицы. На ветру мягко покачивалась, словно приветствуя чужаков, высокая трава и сотни пестрых цветов.
Перед Ронином снова возникло лицо из листьев. Оно расплылось в улыбке, и маг в изумлении увидел, как внутри травяного рта распустился маленький белоснежный цветок. Из бутона вырвалось крошечное облачко пыльцы и осело на носу и губах чародея. Ронин закашлялся. У него начала кружиться голова. Он почувствовал, что существа снова тронулись в путь, подставляя его лицо солнцу.
Но не успев ощутить прикосновения солнечных лучей, чародей лишился чувств.
Несмотря на то что Ронин думал, будто Крас без сознания, это было не так. Да, дракон-маг испытывал слабость, да, он едва ли не желал, чтобы тьма поглотила его окончательно, однако он отчаянно боролся со своим физическим и умственным бессилием. Возможно, его нельзя было назвать победителем – но и проигрывать он не собирался.
Крас тоже заметил зеленых наблюдателей и сразу признал в них лесных духов. Чувства дракона-мага все еще были острее, чем у его спутника, поэтому он понял, что ночных эльфов намеренно ведут в эту часть леса. Некой силе что-то понадобилось от отряда солдат, и несложно было догадаться, что желанный трофей – это они с Ронином.
Вот почему дракон-маг не шевелился во время сражения. Он заставил себя бездействовать, когда лесные духи напали на отряд и похитили их с Ронином прямо у эльфов из-под носа. Крас не думал, что у их спасителей имеется дурной умысел, однако это еще не значило, что им с человеком теперь ничего не угрожает. Во время их путешествия по лесу дракон-маг втайне сохранял бдительность, надеясь, что сможет принести больше пользы, чем тогда, во время битвы с эльфами.
Но когда их принесли на залитую солнцем поляну, он допустил просчет. Лицо из листьев возникло перед Красом слишком быстро, и дракон-маг не ожидал, что на него попадет пыльца. Вслед за Ронином, он потерял сознание.
Однако, в отличие от Ронина, через несколько минут он уже пришел в себя.
Его пробудила, как ни удивительно, маленькая красная птичка, которая уселась ему на колено. Дракона-мага так поразил ее невинный вид, что он ахнул, и пичужка улетела на ближайшую ветку.
Крас с большой осторожностью принялся изучать местность. Они с Ронином лежали посреди таинственной просеки, где царила беспредельная магия, едва ли не более древняя, чем драконы. Яркий свет солнца, умиротворенный пейзаж, благоуханная трава, пестрые цветы и прекрасные птицы были не случайностью. Это место было святилищем некого создания, которого Крас, казалось, должен знать, но припомнить не мог.
Дракон-маг не успел напрямую обсудить с Ронином свою беду: в памяти Краса оказалось множество пробелов. Ему удалось опознать ночных эльфов, но другие воспоминания, многие из них вполне обыденные, начисто стерлись. Когда дракон-маг пытался на них сосредоточиться, он ощущал лишь пустоту. Он был слаб как телом, так и разумом.
Но почему? Почему он пострадал куда сильнее, чем Ронин? Да, чародей обладал впечатляющими умениями, но он все равно был простым смертным. Казалось бы, после безумного путешествия сквозь пространство и время должен был пострадать менее могущественный из них.
Стоило Красу об этом подумать, как ему стало совестно. Какой бы ни была причина столь скорого восстановления сил Ронина, Крас лишь пристыдил себя за то, что завидовал его судьбе. Ведь человек не раз рисковал жизнью ради своего бывшего покровителя.