– Ну хорошо, – согласился Сетт. – Я пошлю разведчиков. Провизия прибыла из Урто, Джанарль?
– У нас… есть некоторые проблемы с этим, господа, – забеспокоился молодой аристократ. – Похоже, что в городе есть вредители, подстрекающие народ к беспорядкам.
– Неудивительно, что ты так хочешь вернуться в Северный доминион! – упрекнул Сетт. – Собираешься отвоевать собственное королевство, а мое пусть гниет!
– Урто намного ближе, чем ваша столица, Сетт. – Джанарль вернулся к своему чаю. – Будет разумно закрепиться там, а потом обратить внимание на запад.
– Пусть императрица все решит, – предложил Пенрод.
Ему нравилось быть посредником – этим он как бы ставил себя над спорами, фактически приобретал власть, вступая между этими двумя.
«Эленд вел себя точно так же, – подумал Сэйзед, – когда появились армии».
Мальчишка куда больше смыслил в политике, чем казалось Тиндвил.
«Мне не следует думать о ней», – тут же приказал он себе и закрыл глаза.
Это было трудно. Все, что Сэйзед делал и думал, без нее казалось неправильным. Даже свет казался более тусклым, а рассуждения невнятными. Террисиец с трудом заставлял себя просто реагировать на королей, не говоря уж о том, чтобы отдавать им распоряжения.
И это было глупо: как долго Тиндвил присутствовала в его жизни? Всего лишь несколько месяцев. Сэйзед давно уже свыкся с мыслью, что его никогда не будут любить, и уж подавно не мечтал о любви Тиндвил. Он ведь не только не мужчина, а еще и бунтарь, которого не принимали в Террисе.
Разумеется, ее любовь казалась чудом. И кого же он поблагодарил за это благословение, кого проклял за то, что ее забрали? Сэйзед знал сотни богов. Он бы заявил им всем о своей ненависти, если бы от этого… был бы хоть какой-то прок.
Чтобы не сойти с ума, террисиец в очередной раз заставил себя вникнуть в происходящее.
– Послушайте. – Пенрод подался вперед, положив руки на стол. – Думаю, господа, мы неправильно оцениваем ситуацию. Нам следует не пререкаться, а радоваться. Мы в уникальном положении. С того момента, когда империя Вседержителя пала, десятки, а может, и сотни людей так или иначе пытались стать королями. Но у всех них не получалось обеспечить стабильность. Что ж, похоже, нас вынуждают сотрудничать. Я начинаю видеть в этом и положительную сторону. Я присягну в верности чете Венчер. Я даже примирюсь с эксцентричными взглядами Эленда Венчера на управление государством, если это будет означать, что десять лет спустя я все еще останусь у власти.
Сетт почесал бороду, на минуту задумался, потом кивнул:
– В твоих словах есть смысл, Пенрод. Может, в первый раз за все время, что я тебя знаю.
– Но мы не можем продолжать, не зная, что именно нам предстоит предпринять, – возразил Джанарль. – Нам требуется управление. Пережить следующие десять лет, я так понимаю, означает не закончить свои дни на острие ножа этой рожденной туманом.
– Совершенно верно, – согласился Пенрод. – Мастер Террисиец, когда императрица снова сможет приступить к управлению делами?
И опять три пары глаз уставились на Сэйзеда.
«Мне все равно», – подумал он и тотчас же ощутил укол совести.
Вин – его друг. И ему не все равно. Хоть сейчас и страшно тяжело. Террисиец пристыженно опустил глаза.
– Императрица еще не оправилась от серьезных последствий пьютерной гонки, – напомнил он. – Весь год она выкладывалась до последнего, а завершилось все отчаянным бегом к Лютадели. Леди Вин крайне необходим отдых. Думаю, нам не следует ожидать ее еще некоторое время.
Присутствующие кивнули и вернулись к обсуждению. Сэйзед, однако, задумался о Вин. Он недооценил ее недомогание и начинал переживать. Злоупотребление пьютером истощало ресурсы тела, и террисиец подозревал, что Вин уже на протяжении месяцев использовала этот металл, чтобы не спать.
Когда хранители откладывали про запас бодрость, они на некоторое время впадали в кому. За неделю, прошедшую после ее возвращения, Вин не проснулась ни разу. Оставалось лишь надеяться, что она скоро проснется, как это происходило с хранителем.
Армия колоссов ждала за городом, Вин явно продолжала ее контролировать даже во сне. Сколько это будет продолжаться? Пьютер мог убить, если человек слишком усердствовал.
Что случится с Лютаделью, если Вин не проснется?
С неба сыпался пепел.
«Что-то часто в последнее время», – подумал Эленд, когда они с Призраком вышли из рощи и перед ними открылся вид на Лютадель.
– Видишь, – Призрак указал вперед, – ворота разбиты.
– Но лагерь колоссов – снаружи.
Так и было, да и армия Страффа находилась на прежнем месте.
– Там работают люди. – Призрак заслонил от солнца чувствительные глаза алломанта. – Похоже, хоронят трупы за городскими стенами.
Эленд помрачнел:
«Вин. Что с ней? Она жива?»
Следуя подсказке террисийцев, они с Призраком сошли с дороги, чтобы их не обнаружили городские патрули. На этот раз они изменили своей привычке и прошли часть пути днем, чтобы прибыть в город перед закатом. Скоро должен был спуститься туман, и Эленд ощущал усталость, потому что пришлось рано встать и долго идти.
Более того, он устал от неизвестности.
– Ты видишь, чей там флаг над воротами?
Призрак ответил не сразу, явно поглощенный своими металлами.
– Твой, – проговорил он наконец, не скрывая удивления.
Эленд улыбнулся: «Что ж, или они как-то сумели спасти город, или это очень хитроумная ловушка».
– Идем, – сказал он, указывая на тянувшихся по направлению к городу беженцев. – Похоже, те, кто сбежал, начали возвращаться, когда опасность миновала. Вот вместе с ними мы и пройдем.
Сэйзед негромко вздохнул, прикрывая дверь в свою комнату. Короли завершили дневные споры. Вообще-то, они уже неплохо ладили, учитывая, что еще пару недель назад хотели завоевать друг друга.
Однако Сэйзед знал, что его заслуги в их внезапной дружелюбности нет. Он был занят другими делами.
«Я видел много смертей. Кельсер. Ядендвил. Кренда. Люди, которых я уважал. И никогда не задумывался о том, что происходит с их душами».
Террисиец поставил свечу на стол – ее робкий свет озарил несколько разбросанных листов, горку странных металлических гвоздей, найденных у мертвых колоссов, и рукопись. Сэйзед сел за стол, перелистал манускрипт, вспоминая дни, проведенные с Тиндвил.
«Может быть, Вин потому и поручила мне это задание, – подумал он. – Она знала, что мне необходимо как-то отвлечься от мыслей о Тиндвил».
Но на самом деле Сэйзед все более и более ясно понимал, что отвлекаться не хочет. Что сильнее? Боль памяти или боль забытья? Он был хранителем, он жил для того, чтобы помнить. Забывать, даже ради собственного блага, казалось неправильным.
Террисиец листал рукопись и улыбался с нежностью. Он отослал на север с Вин и Элендом переписанную чистовую версию. Эта же была оригиналом, самозабвенно, почти отчаянно написанным двумя испуганными учеными.
Переворачивая страницу за страницей, Сэйзед видел в мерцающем свете свечи ровный красивый почерк Тиндвил. Он перемежался абзацами, написанными его собственной рукой, более сдержанной. На некоторых страницах почерк менялся с десяток раз.
Сэйзед не чувствовал, что плачет, пока не моргнул, – слеза упала на страницу. Он растерянно посмотрел на маленькое пятно расплывшихся чернил.
– Что теперь, Тиндвил? Зачем мы это делали? Ты не верила в Героя Веков, а я, как теперь выяснилось, вообще ни во что не верил. В чем смысл всего, что мы делали?
Стараясь не размазать чернила еще сильнее, Сэйзед промокнул влагу рукавом. Несмотря на усталость, он начал читать, выбрав случайный параграф. Читал, чтобы помнить. Чтобы думать о днях, когда еще не беспокоился, зачем они изучают то, что изучают, а просто был рад заниматься любимым делом рядом с любимой женщиной.
«Мы собрали все сведения о Герое Веков и Бездне, какие смогли найти. Но до чего же они противоречивы».
Пролистав рукопись, террисиец остановился на отрывке, который они включили по настоянию Тиндвил. Он содержал несколько самых вопиющих, как она отметила, противоречий. Сэйзед перечитал их и впервые как следует обдумал. Такой была Тиндвил – осторожной, скептичной. Он пальцем вел по строчкам, читая слова, написанные ее рукой: «Герой Веков будет высокого роста, такого, что нельзя не заметить».
«Силу нельзя забрать, – говорилось в другом месте. – В этом нет сомнений. Ее надо удержать, но не использовать. Ее надо освободить».
Тиндвил считала этот парадокс глупым, потому что в других местах говорилось о Герое, который удерживает силу, чтобы победить Бездну.
«Все люди эгоистичны, – читал далее Сэйзед. – Герой – человек, который ставит общее благо превыше собственных желаний».
«Если все люди эгоистичны, – спрашивала Тиндвил, – то как же Герой может быть самоотверженным, как написано в другом месте? И в самом деле, как может скромный человек покорить мир?»
Сэйзед покачал головой, улыбаясь. Временами ее возражения были весьма взвешенными, но иногда она просто сопротивлялась иному мнению, чего бы это ни стоило. Он провел пальцами по странице и вновь остановился на первом параграфе.
«Высокого роста».
Это никак не относилось к Вин. Они переписали эти слова не с копии, а из другой книги. Тиндвил включила их, потому что копия, их самый достоверный источник, говорила, будто Герой должен быть низкорослым. В поисках нужного отрывка Сэйзед пролистал книгу до переписанного со стальной пластины признания Кваана:
«Рост Аленди удивил меня с первой минуты, как я его увидел. Он был невысок, но словно возвышался над другими, и требовал к себе уважения».
Сэйзед нахмурился. Раньше он спорил, что противоречия на самом деле не было, просто отрывок следовало толковать относительно личности или характера Героя, а не применительно к его истинному росту. Теперь же Сэйзед был в замешательстве, потому что впервые осознал суть возражений Тиндвил.