– Да, – согласился Бриз. – Это и впрямь похоже на Сетта. Обратить Ассамблею против тебя, посадить на трон сторонника, который потом откроет ворота.
– А мой отец сомневался этим вечером, имеет ли смысл объединяться со мной. Будто знал, что у него есть другой способ заполучить город. Не уверен, стои́т ли за этим кто-то из враждебных нам королей, но исключать такую возможность нельзя. Это не отвлекающий маневр, а важная часть той самой тактики осады, которой мы противостоим с момента, как только здесь появились армии. Если я смогу вернуть себе трон, Страфф и Сетт будут знать, что иметь дело придется исключительно со мной. И что, надеюсь, сделает их более склонными заключить союз в силу неизбежности. Особенно с учетом приближающихся колоссов. – Будто воспрянув духом, когда в случившемся обнаружилась научная сторона, Эленд начал листать книгу. – В законе должно быть еще несколько положений, связанных с нашей ситуацией… – пробормотал он чуть слышно. – Мне надо поработать. Призрак, ты Сэйзеда пригласил на совещание?
– Я не смог его разбудить.
– Он приходит в себя после путешествия, – пояснила Тиндвил, отвлекшись от наблюдения за Элендом и его книгами. – Так бывает с хранителями.
– Заполняет одну из своих метапамятей? – уточнил Хэм.
Тиндвил застыла, лицо ее помрачнело.
– Так он вам рассказал?
Хэм и Бриз кивнули.
– Понятно. – Террисийка поджала губы. – Но как бы то ни было, он все равно не сможет помочь, ваше величество. Я помогаю в области управления, потому что мой долг связан с обучением правителей мудрости прошлого. Однако странствующие хранители вроде Сэйзеда не принимают участия в политике.
– Политике? – переспросил Бриз. – А разрушение Последней империи к ней относится?
– Не стоило бы вам подбивать его на нарушение обетов, – после короткой паузы заметила Тиндвил. – Раз вы считаете себя его друзьями, вам следовало бы это понимать и без посторонней помощи.
– Да? – салютуя ей бокалом, притворно удивился Бриз. – Лично я думаю, что вы просто в ярости из-за того, что он не подчинился вашей братии, а потом на самом деле освободил ваш народ.
Террисийка одарила Бриза яростным взглядом, глаза ее сощурились, осанка сделалась напряженной. Минуту-другую они смотрели друг на друга.
– Дави на мои эмоции сколько хочешь, гасильщик, – наконец чуть не с презрением выговорила Тиндвил. – Мои чувства принадлежат только мне. Ты ничего не добьешься.
Бриз вернулся к своему вину, пробормотав что-то про «проклятых террисийцев».
Эленд словно и не заметил ссоры. Он уже разложил на столе перед собой четыре открытые книги и листал пятую. Вин улыбнулась, вспомнив дни, не так давно минувшие, когда его ухаживания за ней часто сводились к тому, что он садился на ближайший стул и открывал книгу.
«Он почти не изменился, – думала она. – И этот человек любил меня до того, как узнал, что я рожденная туманом. Любил, даже узнав, что я воровка, которая пыталась его обокрасть. Я должна это помнить».
– Идем, – прошептала Вин Ор-Сьеру, вставая.
Бриз и Хэм начали новый спор. Ей же необходимо было поразмыслить, а это лучше всего получалось в недавно спустившемся тумане.
«Все было бы намного проще, если бы я не был таким умелым, – подумал Эленд с веселым изумлением, роясь в своих книгах. – Я слишком хорошо написал этот закон».
Он читал и перечитывал один из параграфов, ведя по строчкам кончиком пальца, в то время как собравшиеся постепенно расходились. Эленд не мог вспомнить, отпустил он их или нет. Тиндвил непременно его за это отчитает.
«Вот, – подумал он, постукивая по странице. – Я могу потребовать повторного голосования, если кто-то из членов Ассамблеи опоздал или голосовал заочно».
Для смещения короля голосование должно было быть единодушным, хотя голос самого короля, разумеется, не учитывался.
Эленд замер, заметив движение. Кроме Тиндвил, в комнате не осталось никого. Он обреченно посмотрел на террисийку поверх своих книг.
«Видимо, мне от этого никуда не деться…»
– Приношу извинения за свое неуважительное поведение, ваше величество.
Эленд нахмурился: «Вот тебе на!»
– У меня привычка обращаться с людьми как с детьми, – призналась Тиндвил. – Этим, конечно, не стоит гордиться.
– Это… – начал было Эленд. И смолк.
Тиндвил научила его никогда не прощать чужих ошибок. Он мог принять людей, которые ошибались, даже простить их, но если он будет обходить молчанием проблемы, они никогда не решатся.
– Извинения приняты.
– Вы быстро учитесь, ваше величество.
– У меня нет выбора, – улыбнулся Эленд. – К сожалению, для Ассамблеи этого оказалось недостаточно.
– Как же вы позволили такому случиться? Даже учитывая наши разногласия по поводу управления, я думала, что члены Ассамблеи будут вашими сторонниками. Вы дали им власть.
– Я их игнорировал, Тиндвил. Могущественные люди, будь они дружелюбно настроены или нет, не любят, когда их игнорируют.
Она кивнула:
– И все же нам стоит отметить ваш успех, а не сосредоточиваться на неудачах. Вин говорит, встреча с отцом прошла хорошо.
Эленд улыбнулся:
– Угрозами мы принудили его к повиновению. Было приятно сотворить такое со Страффом. Но, кажется, я обидел Вин.
Тиндвил приподняла бровь. Эленд отложил книгу и подался вперед, опираясь руками о стол:
– Она была в странном настроении по пути домой. Я с трудом заставил ее со мной говорить. Не понимаю, что произошло.
– Может, она просто устала.
– Не думаю, что Вин устает, – покачал головой Эленд. – Она всегда в движении, всегда что-то делает. Иной раз я переживаю, не считает ли она меня ленивым. Может, в этом все и дело…
– Она не считает вас ленивым, ваше величество. Она отказалась выйти замуж, потому что считает себя недостойной вас.
– Глупости! Вин – рожденная туманом, Тиндвил. Она стоит десятерых мужчин, и ей это отлично известно.
– Вы слишком мало знаете женщин, Эленд Венчер, особенно молодых. В том, что касается самооценки, профессиональные умения для них значат крайне мало. Вин сомневается в себе. Считает, будто не заслуживает быть рядом с вами; и еще сомневается, что вообще имеет право быть счастливой. У нее была очень трудная, очень запутанная жизнь.
– Как же вы все это узнали?
– Я вырастила дочерей, ваше величество. Я понимаю, о чем говорю.
– Дочерей? – переспросил потрясенный Эленд. – У вас есть дети?
– Конечно.
– Я просто…
Все террисийцы, которых он знал, были евнухами, как Сэйзед. Это, разумеется, не касалось женщин, но Эленд предполагал, что игры Вседержителя с селекцией террисийцев как-то на нее повлияли.
– Так или иначе, – отрывисто продолжала Тиндвил, – вам необходимо принять решение, ваше величество. Ваши отношения с Вин усложняются. У нее есть особенности, которые приведут к большим проблемам, чем можно было бы ожидать от обычной женщины.
– Мы это уже обсуждали, – напомнил Эленд. – Я не буду искать обычную женщину. Я люблю Вин.
– Я и не настаиваю. Просто даю советы, как меня и просили. Нужно решить, насколько эта девушка и ваши с ней отношения будут вас отвлекать.
– А с чего вы решили, что я отвлекаюсь?
Тиндвил вздернула бровь:
– Я спросила о переговорах с лордом Венчером, и все, о чем вы мне рассказали, – это как Вин чувствовала себя по дороге домой.
Эленд не нашелся с ответом.
– Что важнее, ваше величество, любовь этой девочки или благо народа?
– На такой вопрос я отвечать не буду.
– А придется в конце концов. Боюсь, это вопрос, на который рано или поздно приходится ответить каждому королю.
– Нет, – возразил Эленд. – Нет причин, по которым я не смог бы и любить Вин, и защищать свой народ. Я изучал слишком много гипотетических дилемм, чтобы попасть в такую ловушку.
– Как знаете, ваше величество. Однако я уже вижу дилемму, и она совсем не гипотетическая.
Почтительно склонив голову, Тиндвил вышла из комнаты, оставив Эленда наедине с книгами.
29
Существовали и другие доказательства, что Аленди – Герой Веков. Мелочи, которые мог заметить лишь тот, кого учили мудрости Ожидания. Родимое пятно на руке. Волосы, поседевшие в неполных двадцать пять лет. То, как он говорил, как обращался с людьми, как правил.
Он словно был создан для этого пророчества.
– Вот скажите, госпожа, – лениво опуская голову на лапы, проговорил Ор-Сьер, – я прожил среди людей уже много лет и всегда считал, что им нужен регулярный сон. Похоже, я ошибался.
Вин сидела на каменном парапете, прижав одну ногу к груди, а другую свесив за край. Справа и слева темнели в тумане башни Гастинга.
– Я сплю.
– Временами. – Ор-Сьер глубоко зевнул, вывалив язык.
И когда же его замашки успели сделаться по-настоящему собачьими?
Вин отвернулась от кандры и посмотрела на восток, на дремлющую Лютадель. В отдалении виднелось зарево – слишком большое, чтобы свидетельствовать о деятельности человека. Скоро рассвет. Еще одна ночь миновала, и уже почти неделя с тех пор, как они с Элендом посетили лагерь Страффа. Зейн так и не пришел.
– Вы зажгли пьютер, да? – спросил Ор-Сьер. – Чтобы не уснуть?
Вин кивнула. Легкое горение пьютера превращало усталость в малозначительное неудобство. Рожденная туманом ощущала ее где-то глубоко-глубоко внутри себя, но не поддавалась. Чувства были острыми, тело сильным. Даже ночной холод не казался таким уж неприятным. Но в тот момент, когда она погасит пьютер, почувствует настоящее изнеможение.
– Это небезопасно для здоровья, госпожа, – нравоучительно продолжал Ор-Сьер. – Вы спите едва ли три-четыре часа в сутки. Никто – рожденный туманом, человек или кандра – в таком режиме долго не протянет.
Вин не ответила. Ор-Сьер прав. Только как уснуть, когда вдалеке раздавался тихий барабанный бой?
Он почему-то становился все ближе. Или сильнее?
«Я слышу грохочущие звуки с высоты, пульсацию гор…»