Рост богатства и освоение бронзовой металлургии, которой они выучились благодаря торговле, рост и децентрализация форм стратификации способствовали развитию аристократии из глав кланов и авторитетных фигур деревень, а также усилению прав частной собственности аристократических семей. Металлургия повысила их военную отвагу, сделала аристократию военной элитой и иногда способствовала эволюции военного командования в слабые княжества. Западные индоевропейцы принесли бронзовые боевые топоры на запад, установив свое господство на современном европейском континенте. Наиболее известными из них были кельты, италоговорящие народы и греки (к ним мы еще вернемся в главах 7 и д). Но богатство и военная отвага степных народов оказали обратное влияние на Средний и Ближний Восток (в этой главе я буду обсуждать прежде всего это).
Приблизительно в 1800 до н. э. появилась легкая колесница, имевшая два колеса со спицами на фиксированной оси, с упряжью, позволявшей лошади нести на себе часть веса колесницы. Это был быстрый, маневренный и сбалансированный механизм. Военная мощь колесницы впечатляла всех последующих историков. Она везла двух или трех мужчин, вооруженных копьями и блочными луками. Отряд колесниц мог быстро зайти с фланга пехоты или неуклюжих имперских повозок, вести обстрел из относительно недосягаемой, защищенной и движущейся позиции. Когда ряды пехоты были сломаны, лобовой удар мог добить их. Колесницы не могли осаждать города, но они могли нанести существенный урон оседлым земледельцам в битвах на равнине и в низинах, достаточный, чтобы покорить их. Распряженные колесницы, особенно в лагере, были уязвимы для атаки, по этой причине колесничие разбивали свои лагеря в простых четырехугольных земляных укреплениях, чтобы отразить атаку, даже если она будет конной. На открытой территории они обладали очевидным исходным преимуществом в бою. Большую часть Ближнего Востока и Центральной Азии составляли открытые территории в отличие от Европы. Поэтому колесницы распространились в двух первых областях, но не в третьей.
Предположительно сначала они появились в густонаселенных оазисах Юго-Восточной и Центральной Азии, где была возможна ирригация — самое быстрое ответвление из первых двух фаз ближневосточной цивилизации. Это нашествие также было причиной практически одновременного появления упоминаний о нем в письменной истории: на востоке в Китае, на юго-востоке в Индии, на юго-западе в Малой Азии и на Ближнем Востоке. Однако в настоящее время китайские колесницы династии Шан с бронзовыми доспехами и прямоугольными укреплениями рассматривают как местное изобретение. По всему миру это движение было очевидным. Арийцы завоевали Северную Индию последовательными волнами набегов где-то между 1800 и 1200 гг. до н. э. (я рассмотрю это в главе п), хетты установили собственное царство в Малой Азии к 1640 г. до н. э., ми-танни обосновались в Сирии к 1450 г. до н. э., касситы заняли большую часть Месопотамии примерно к 1500 г. до н. э., гиксо-сы захватили Египет около 1650 г. до н. э., микены обосновались в Греции к 1600 г. до н. э. К моменту появления в записях они обладали колесницами, все были аристократическими федерациями, а не народами, сконцентрированными вокруг одного государства, и у большинства из них дифференциация в частной собственности была больше той, которая превалировала среди местного населения Ближнего Востока.
Вопрос, кем именно являлись некоторые из них, весьма не простой. По общему убеждению, изначальным центром этого движения были «индоевропейцы». Но основной хеттский народ (хатты и хурриты) не был индоевропейским, а гиксосы (получившие свое название от египетского слова, означающего «правитель чужеземных стран»), по всей вероятности, были смесью хурритских и семитских групп. Происхождение языка касситов также остается невыясненным. Он не был просто индоевропейским, хотя религия касситов и предполагала сходство с индоевропейской или заимствования из нее. Весьма вероятно, что все нашествия были смешанными, включая межэтнические браки и союзы единомышленников, культуры и письменности, по мере продвижения на юг. Преобладавшие смеси, известные как хурриты и хетты, состояли из немногочисленной индоевропейской аристократии, изначально правящей, а впоследствии смешавшейся с коренным народом. У нас есть исторические свидетельства только о смешанных группах, но явно недостаточно исторических сведений, чтобы работать с этническими теориями «народов» и «рас» XIX в.н. э. хотя бы потому, что потомки этих групп завоевателей, которые в конечном итоге были письменными, писали в основном на индоевропейских языках. Не существует доказательств того, что хотя бы некоторые из них были подлинно кросс-классовыми «этническими сообществами» — они были нежестко организованными военными федерациями.
Вторая загадка их завоеваний также достойна внимания. Совершенно не очевидно, что они стали править занятыми ими империями исключительно благодаря военным победам. Маловероятно, что те, кто двигался на юг, и были изобретателями быстрых колесниц (на которых базировалось их военное превосходство) до тех пор, пока они не появились в Малой Азии. Вероятно, они оседали на границах или даже внутри ближневосточных цивилизаций. Например, это верно для касситов (Oates 1979: 83–90). Там они постепенно совершенствовали коневодство и техники верховой езды, а также постепенно приобретали бронзовые орудия для конструирования колесниц. Следовательно, военные колесницы были разработаны в приграничных землях, как мы и предполагали. Подобным образом военные конфликты были чересчур растянутыми. Даже после появления колесниц для систематического завоевания все еще не хватало логистических условий. Военным преимуществом колесниц была превосходящая мобильность, особенно в концентрации и рассредоточении сил. Логистические преимущества были сезонными и зависели от конкретных обстоятельств: при наличии хороших пастбищ воины, управлявшие колесницами, могли жить с земли и преодолевать гораздо большие расстояния на собственных запасах, чем пехота. Но организационные ритмы военных кампаний с использованием колесниц оставались весьма сложными: небольшие отряды, которые должны были быть рассредоточены, были растянуты по всем вражеским пастбищам, а затем они должны были быстро сконцентрироваться, чтобы атаковать позиции врага. Решение этой задачи было по силам не варварам, а военным вождям пограничий, совершенствовавших свою социальную организацию в течение долгого периода времени.
Таким образом, их давление на цивилизации, расположенные на юге, должно было быть длительным и устойчивым. Это вело к напряжению, слабо напоминавшему военное наступление. К тому же некоторые империи разрушились без какой-либо посторонней помощи. Например, арийские захватчики Индии могли столкнуться с уже пребывавшей в упадке цивилизацией долины реки Инд. Аналогичным образом два упадка миной-ской цивилизации на Крите с трудом поддаются интерпретации. Не существует убедительной теории разрушения минойской цивилизации иностранными захватчиками, даже микенами. Весьма вероятно, что цивилизация Крита угасала в течение долгого периода времени, после чего микенские торговцы заменили ми-нойских на большей части Восточного Средиземноморья без какого-либо прямого военного столкновения между ними.
Также вероятно, что захватчики пришли на Ближний Восток в момент относительной слабости большинства из уже существовавших там государств. Борьбе Вавилона с касситами и хурритами предшествовало отделение его южных территорий в результате гражданской войны между наследниками Хаммурапи. В любом случае за всю территорию боролся Вавилон: сначала его ассирийские правители, а затем шумерские. В Египте Второй переходный период, отсчет которого принято вести начиная с 1778 г. до н. э., ознаменовал собой начало долгого периода династической борьбы до вторжения гиксосов.
Весьма занимательно искать иные, помимо военных, причины падения империй. Три такие причины могут быть обнаружены в самом устройстве империй доминирования, которое я описал в предыдущей главе. Первой и, вероятно, наиболее очевидной причиной было отсутствие безопасного места для имперских границ в Месопотамском регионе. Его границы были не природными, а искусственными — установленными военной силой. В Месопотамии различные речные долины представляли собой ядро для более чем одной империи, поскольку технологии завоевания и управления были еще недостаточно развиты, чтобы захватить и удерживать весь регион. Это соперничество между империями потенциально подрывало силы каждой из сторон. К тому же во всех империях лояльность провинций и пограничных областей была условной.
Второй и более общей причиной была диалектика экономического, политического и идеологического механизмов интеграции в системе, которую я описал как систему принудительной кооперации. Интеграция между речными долинами и высокогорьем (или в случае Крита между прибрежными и высокогорными регионами) была искусственной и зависела от высокого уровня перераспределения и принуждения. Перераспределяющий механизм был уязвим для роста населения и засоления почв. Принуждение требовало постоянных сил части государства. Без этого все заканчивалось восстаниями в провинции и династической борьбой.
Третья причина: результатом развития внешних пограничных народов стало не только появление военных соперников империй. Это также могло привести к экономическим трудностям для них: вероятно, падению прибылей от торговли на большие расстояния, взиманию «защитной ренты» растущей властью военных вождей пограничий. Мы можем прийти к весьма правдоподобному заключению, что империи уже были под большим напряжением, прежде чем колесницы нанесли последний сокрушительный удар. Этот феномен повторялся во всех древних империях — его обозначают, как «чрезмерную сегрегацию» (Rappaport 1978), «гиперкогерентность» и «гиперинтеграцию» (Flannery 1972; ср. Renfrew 1979), кроме того, эти понятия выражают единую природу всех империй до их крушения.
Учитывая природу завоевателей, весьма маловероятно, что они смогли бы создать свои стабильные обширные империи. Править из колесницы тяжело. Колесница — это наступательное, а не оборонительное или консолидирующее оружие. Они пополняют свои запасы на просторных кормовых лугах и из сельского ремесла, а не из интенсивного сельского хозяйства и городских ремесел. Колесница принесла с собой развитие более децентрализованных аристократий со слабо очерченными границами. От богатых воинов требовалось владение обширными пастбищами, чтобы можно было содержать колесницу, лошадей, оружие, а также свободное время для тренировок. В систематической координации со стороны централизованного командования не было никакой необходимости, напротив, требовались высокий уровень индивидуального мастерства и способности к координации небольших отрядов, которые были автономны от большей части военной кампании. «Кастовая лояльность» феодалов и слава аристократов составляли хорошую социальную базу для обоих качеств (см. исследование приемов видения войны хеттов, выполненное Гойтце (Goetze 1963). Лидеры армий колесниц испытывали большие сложности в создании централизованных государств по сравнению с более ранними завоевателями, например Саргоном, который координировал пехоту, кавалерию и артиллерию. Разумеется, их правление было в первую очередь «феодальным».