Уже во второй половине дня, примерил свои обновки. Одыру была не привычна одежда, а я вот как будто заново родился, все же ходить голым, хоть и было здесь совершенно естественным, подспудно на меня психологически давило. И только затянув пояс, который скреплял две половины жилетки, в первые в этом времени вздохнул полной грудью и на моем лице появилась искренняя улыбка, сейчас мне казалось, что для меня нет ничего не возможного в этом мире!
Все время пока занимался одеждой и тренировками парней, не забывал думать о обсидиане, конечно я о нем не забыл. Просто прежде чем приступить к его дальнейшей обработке, думал о том, как усовершенствовать технику ретуши, которую я применял. Итогом этого мыслительного процесса стала новая технология, точнее немного усовершенствованная старая. Вернувшись к драгоценным осколкам, я был уже вооружен множеством разного размера палочек и косточек. Взяв первую заготовку на наконечник, вначале обработал её той костью которой сделал лезвие. Но чем тоньше становилась кромка, тем меньший по размеру инструмент для обработки я брал в руку. То есть чем тоньше становилась заготовка, тем меньшие кусочки я от него откалывал. Это конечно изрядно увеличило время работы, зато этот метод позволял избежать грубых ошибок и случайно отколоть больше чем надо и загубить заготовку на корню. Возможно моё так называемое «усовершенствование техники» сущая мелочь, но меня переполняла гордость за неё. Гордость, потому что я не вспомнил о ней, не из далекого будущего она всплыла в моей голове, а была продуктом лично моего разума.
На закате, над саванной разнесся безумный напев, полный радости и какого-то чувства победы. Впервые вместо стихов Гумилева мои соплеменники слышали иное… Я орал во все горло, впрочем не забывая про ритм, одну из тех песен, которые так нравились в молодости:
Шаг за шагом, босиком по воде,
Времена, что отпущены нам,
Солнцем в праздник, солью в беде
Души резали на пополам.
По ошибке? Конечно нет!
Награждают сердцами птиц,
Тех, кто помнит дорогу наверх
И стремится броситься вниз.
Нас вели поводыри-облака,
За ступенью — ступень, как над пропастью мост,
Порою нас швыряло на дно,
Порой поднимало до самых звезд…[30]
Не знаю, что на меня нашло, но вот накатило и я не смог этому препятствовать. Моя экспрессия произвела эффект гипнотической бомбы на соплеменников. К примеру Ла так и осталась сидеть у костра, мерно раскачиваясь и шевеля губами, даже когда песня закончилась, вывести её из этого состояния удалось только парой пощечин, на простые прикосновения к плечу она никак не реагировала. Впрочем и на остальных, моё пение подействовало сильно, не так конечно как на Ла, но тем не менее.
В который раз, засыпая и вспоминая подверженность соплеменников к впадению в транс, задумался о том, а нельзя ли как-то эту их особенность обернуть себе на пользу? Но так же как и ранее, эти мысли в итоге были отметены в сторону, я не психолог и не гипнотизер, еще натворю таких бед, что придется жить в племени полностью состоящим из сумасшедших.
На следующий день заметил, что на меня смотрят немного иначе чем ранее, особенно женщины. В их взглядах сквозило некое любопытство и непонимание. Я отнес это изменение к тому, что теперь хожу хоть как-то одетый. Попробовал объяснить им, для чего мне килт и жилетка, но потерпел на этом поприще очередное фиаско. Бедность языка племени, меня в очередной раз взбесила. С помощью тех словесных конструкций, до которых додумались люди в этом времени, любое общение, не говоря уже о объяснении чего-то нового превращалась в настоящий ад. Конечно сразу возникает мысль научить племя русскому языку, но мне совершенно не понятно как это сделать. Вообще, не знаю как подступится к решению этой задачи. Вот отвожу в сторону Ла, как самую смышленую из всех, показываю палку и говорю «палка», но для неё это слово будет обозначать не любую палку, а конкретно ту, на которую я сейчас ей показываю. А другая палка в её мировоззрении требует уже иного названия, а все потому, что палка когда-то была живой и следовательно не отделима от её «духа», а все «души», точнее совокупность души и материи индивидуальны. Что приводит к парадоксальному выводу, что нет одинаковых вещей и следовательно каждая вещь должна назваться по своему. Вообще в их языке было только три обобщения, которые являлись исключением из этого правила: люди моего племени, еда и камни. От всего этого хотелось выть на луну и мечтать о том, что лучше бы попал в племя тех кто вообще никогда не умел говорить, тогда можно было бы вложить им в головы нужные мне понятия, а вот как переформатировать уже состоявшиеся сознания соплеменников, тут был тупик, выхода из которого я не видел.
Точнее я не видел быстрого выхода из этого тупика, но это не значит, что не собирался ничего менять на этом фронте. Первым моим ударом по мироощущению соплеменников были тропинки. Да-да именно они. В природе нет прямых линий и тем более прямых углов, это раз и два, мне хотелось им показать, что к миру можно не только приспосабливаться, но и изменять его под себя. И примером такого изменения мной и были выбраны дорожки, сделать их просто и они очень наглядны. Возможно я делаю глупость, но ничего не делать в этом направлении, плыть по течению, было хуже любой глупости.
Охота острогами на рыбу, когда к этому занятию я привлек и братьев, дала поразительные результаты. За вчерашний день парни набили примерно пятнадцать килограмм рыбы. Если бы не предстоящая засуха, следствием которой станет обмеление Реки и уходы рыбы в озера или на иное глубоководье, то я бы всерьез задумался над тем, а не создать ли мне не племя охотников, а племя рыболовов. Но засуха будет, об этом говорили не только мои знания, но и память Одыра. Впрочем эту идею не стоило так сразу отметать, племя ходящих у воды, членами которого были Зак и Ыу, кочевало вдоль большого озера на юге, по моим прикидкам километрах в тридцати от холма. Возможно, если тут станет совсем туго будет иметь смысл, перекочевать всем племенем на его берега. Конечно сперва надо будет провести разведку. Впрочем это что называется мысли о «запасном аэродроме», пока же меня наша стоянка, дающая полную защиту от нападения хищников, полностью устраивала. К тому же столь длительный переход, с учётом того, сколько детей висит на нашей шее, задача опасная и к ней стоит обратится только в случае полной безнадеги.
Я так наловчился в обработке обсидиана, что уже позволял себе думать не только о работе. Мысли о озере на юге, заставили задуматься о географии. То что я в Африке это уже понятно. Экватор то же где-то рядом, но тут может быть плюс минус тысяча километров. Река течет с севера на юг, а я таких рек в Африке не помню, но за столько тысячелетий русла многих рек сменили свое течение. Судя по ветрам и откуда шли тучи, восточное побережье ближе чем западное. Какие озера я знаю в восточной экваториальной Африке? Увы но только одно — Виктория, с его знаменитым водопадом. Может ли Виктория и быть тем озером в которое впадает Река? Наверное все же нет, потому как если бы я находился от него в тридцати километрах севернее, то взглянув с холма на юго-восток непременно бы увидел Килиманджаро, с его даже в этом климате заснеженным пиком![31] А вижу только небольшую цепь очень старых гор километрах в двадцати, которые уже почти полностью заросли и больше напоминают гигантские холмы, высотой в сотню или две сотни метров, чем то что я привык называть горами.
Это кстати обидно, что Виктория не рядом, еще со школы помню, что на берегах этого озера еще в восьмидесятые годы двадцатого века, проживало более миллиона человек, что говорит о гигантской пищевой базе того региона.[32]
Так как звезды мне помочь не могли, то примерное нахождение племени я определил кругом диаметром километров в пятьсот. Мы точно были южнее Нила и западнее Эфиопского плоскогорья, но севернее озера Виктория, но это пожалуй и все, что мне удалось понять.
А вообще эта мысль интересна. Когда племя встанет на ноги, переселить его на берега Виктории, тогда и засуха будет не страшна, это озеро никогда не высыхает, рыбы там столько, что прокормиться достаточное количество народа, что бы создать цивилизацию и даже прообраз государства в будущем. Но есть в этой идее и недостаток, это будет замкнутая цивилизация, существующая в почти неизменных условиях, а значит её развитие будет сильно замедленно, да и сомневаюсь я, что рыбаки озер, способны сняться с места и расселится вне привычного ареала. С точки зрения толчка к расселению, гораздо выгоднее двигаться на север, на Эфиопскую возвышенность, там гораздо более разнообразная природа и разные племена будут развиваться различно, что приведет к конкуренции, а это в свою очередь подстегнет развитие, по крайней мере меня так учили, что конкуренция двигатель прогресса и надо сказать, я думал так же. Но все эти мысли о таком далеком будущем, которое может и не настать.
До вечера я сделал только один наконечник и не потому, что что-то шло не так, просто работал очень внимательно, осматривая каждый скол и тщательно примеряясь к каждому нажатию. Итогом стало то, что девятисантиметровый осколок обсидиана, превратился в почти канонический наконечник для стрелы или дротика, правда уменьшившись в длине на два сантиметра, но я посчитал эту деталь несущественной. Зато его форма была далека от тех примитивных изделий, которые были входу не только в моем племени, но даже в раннем неолите. Тут знания из будущего пришлись как нельзя более кстати и теперь на моей ладони лежал листовидный наконечник, способный не только пробить шкуру, но и легко разрезать её, а следом и мышцы с мясом, что позволит дротику глубоко погрузится в тело жертвы, в отличии от опробованных мной ранее наконечников из зуба крокодила.