на периферии изначальной зоны своего бытования: на Русском Севере, в Прибалтике и Нижнем Поднепровье. Тип с длинным и высоким черепом, крупными размерами лицевого отдела, сильно выступающим носом, с резкой профилировкой в назомалярной и зигомаксилярной области распространялся из Нижнего Поднепровья в Прибалтику. Доминирующий тип (по современным данным) с увеличенным поперечным диаметром черепа и скуловой шириной, уплощенностью назомалярного отдела и резкой профилировкой зигомаксилярного отдела, со средним и сильным выступанием носа, перемещался с Русского Севера в сторону Нижнего Поднепровья. Тот же тип, но с большей шириной лба, более крупным лицом в эпоху неолита распространился по всей Восточной Европе. Тип носителей культуры ямочно-гребенчатой керамики в неолите привносит в Восточную Европу мезокефалию, некоторую уплощенность лица, относительное ослабление выступания носа.
Автор работы «Образ врага» А. Н. Савельев, анализируя эти данные, приходит к следующему выводу: «Географическое распределение антропологических комплексов по первой главной компоненте (уплощенность средней части лица, высоколицесть и большой поперечный диаметр черепа) показывает, что его максимальное распространение приходится на центр Восточно-Европейской равнины и протянуто к Уралу, уменьшаясь к переферии Восточной Европы. Это явно свидетельствует об этногенетическом котле, от которого распространяется данный комплекс признаков, связанный с ямочно-гребенчатой керамикой. При некоторых «восточных» признаках этот-тип — безусловно, европеоидный».
Добавим, что в указанном котле «варились» близкородственные группы европеоидного населения, безусловно, обладавшие определенными родовыми различиями. О племенах шнуровой керамики мы писали выше. Они распространяются в 3-м тыс. до н. э. от Волги до Рейна и от Финляндии до среднего течения Днепра. Ритуал захоронения указывает, и это крайне важно, на родство шнуровиков с днепро-донецкой культурой. Здесь и порядок захоронения, и использование охры, и захоронение черепов отдельно от скелета. Активность и воинственность скотоводов, каковыми были носители культуры шнуровой керамики и боевых топоров, привели к определенной унификации расового типа указанных территорий. Европа же в тот момент — скорее переферия этой унификации, где продолжают жить протоевропейцы, предки басков, носители средиземноморского, альпийского и западного расовых типов.
А. Н. Савельев указывает: «Именно эти волны (шнуровиков) гомогенизировали европейское население, почти всюду стерев с лица земли поморские культуры. Из южнорусских степей пришли рослые долихокефалы с боевыми топорами и курганными погребениями. Разнородное европейское население (южный кавказоидный тип) было смешано, отодвинуто к западу… Нордический тип оказался своего рода «компромиссом» между грацильным кавказоидным населением и массивным и широколицым арийским. Устойчивость нордического расового типа связана с образованием в Европе первых мощных… племенных союзов». И здесь вполне уместно будет нам затронуть «германскую» расовую проблему.
Термин «нордическая раса» был введен еще в XIX веке. Германская антропологическая наука определенным образом узурпировала этот термин и стала обозначать им такой набор признаков, который, корректно говоря, не был северным, то есть нордическим и не совсем кооррелировал с тем набором антропологических признаков, который был характерен для самых древних индоевропейцев до их расселения. Вот как описывает нордический тип известный немецкий антрополог Г.-Ф.-К. Гюнтер: «Люди нордической расы высокие и стройные. Средний рост взрослых мужчин 1,75—1,76 м… У людей нордической расы длинный череп и узкое лицо… лицевой указатель нордической расы выше 90… затылок выпуклый… лоб наклонен назад… нос узкий». Таков самый общий антропологический портрет нордической расы, которую немецкие антропологи выделяли как наиболее соответствующую начальной истории арийского единого народа и считали наиболее распространенной среди немцев и скандинавов.
На самом деле, как мы видели выше, утонченность лица и носа сближает этих западноевропейских «нордийцев» с доиндоевропейским населением Европы, а не с древними индоевропейцами, обладавшими более широким лицом и носом. Вообще, грацильность, то есть утонченность лицевой кости континентальных нордических, то есть светлоокрашенных германцев, сближает их с известными сериями с Подунавья, относящимися к фракийским племенам.
Грацильный комплекс признаков весьма сближает вышеуказанный западноевропейский нордический тип с фракийцами Античности, что вообще ставит под сомнение именно северное происхождение этого расового типа. Прав А. Н. Савельев в том, что тип этот носит некий «компромиссный» характер между исконным арийским и доиндоевропейским. Скорее всего, тип этот не древний, а метисный. Возник он в момент проникновения групп индоевропейцев в Центральную Европу и сложился в Подунавье, став общим для групп древних германцев и фракийцев, откуда на север и распространяется известная ястрофская археологическая культура, связываемая с древними германцами. Правда, существует еще ряд важных фактов, которые заставляют посмотреть на проблему происхождения антропологического типа германцев под другим углом.
Нам известны многочисленные портреты германских воинов по римской скульптуре. Перед нами предстает довольно широколицый и достаточно широконосый тип людей, совершенно не соответсвующий описаниям нордической расы Г.-Ф.-К. Гюнтера. Как показано нашим замечательным антропологом Т. И. Алексеевой, в основе отличий германцев от большинства европейских народов и, в частности, славян лежит нарушение у них нормальной внутригрупповой корреляционной связи между высотными размерами черепа и лица, что уже свидетельствует о метисном происхождении этой группы индоевропейцев Европы. В норме между вышеуказанными параметрами существует довольно высокая положительная корреляция. В то же время большинство германских серий (а скандинавские — все) характеризуются сочетанием низкого свода черепа с высоким лицом и орбитами. Кроме того, у германцев крупная длинная черепная коробка (нормальная внутригрупповая положительная корреляция между длиной и высотой черепа на межгрупповом уровне также оказывается отрицательной) и относительно узкий нос. Балты и близкое к ним по морфологии население западных территорий Древнерусского государства, а также часть финнов, а именно те, субстратом чьего антропологического облика явились древние восточные европейцы (эсты, карелы, коми, вепсы), — все отличаются высоким черепом и низкими орбитами. Этот фактор, несмотря на совпадение других характеристик, отчетливо разделяет германцев и указанные народы. Население основных территорий Древней Руси, южные и большинство западных славян, — как правило, имеют средние показатели и обычно наблюдаемое соотношение названных признаков, что отличает их от германцев и делает в плане морфологии более гомогенными.
Т. И. Алексеева описывала древние германские серии Норвегии как достаточно широколицые. Совершенно очевидно, что исходный комплекс антропологических параметров древнего единого индоевропейского племени был сохранен именно в балтославянской среде. И именно эти племена по ряду иных признаков вполне логично было бы назвать носителями нордического антропологического комплекса, то есть действительно северного, по отношению к другим европейцам. Германцы уже на заре истории не являлись гомогенным племенем по указанным антропологическим признакам. Более того, внешний вид древних германцев и современных представляется весьма отличным.
Известно, что в Тридцатилетней войне XVII века от населения Священной Римской империи германской нации осталась всего четверть. Восстановление численности населения этого центрального региона Европы шло за счет периферийного населения. Что, конечно же, сказалось на облике современных континентальных германцев, весьма отличных по внешнему виду от своих далеких предков. Современная же генетика считает, что нашествие индоевропейцев в Европу трансформировало доиндоевропейский антропологический портрет древнеевропейскго населения не более чем на 20 % (по изучению с помощью Y-хромосомного полиформизма).
Однако, по ряду иных антропометрических показателей, а именно по совокупности 10 краниологических признаков, антропологи находят возможным для раннего Средневековья сближать славян с германцами. Восточные славяне связаны с германским миром через переходные признаки южных и западных славян. Балтские же группы находятся по этим признакам на периферии славяно-германской общности. Это говорит о том, что древние группы балтов не вступали в прямой контакт с германцами. Следовательно, говорить о балтской прородине, западная часть которой захватывает низовья Одера и Вислы (по Гимбутас), не приходится.
Разнообразие антропологических форм времен распространения культуры шнуровой керамики и боевых топоров не выходило за рамки внутривидового разнообразия. Уже в эту эпоху протобалты и протославяне сохраняли ряд общих черт и определенную близкородственную связь с гомогенным германским ареалом. Географически мы вполне можем вычертить границу балтославянского антропологического единства и гипотетически провести намечающуюся границу между балтами и славянами, разница между которыми со временем нарастала. Балты сохраняли антропологическую преемственность с обособленными типами известных с мезолита в Прибалтике и в силу своей малочисленности законсервировали архаичный облик предков.
Филологи отмечают, что в верховьях Днепра гидронимика, имеющая условно балтскую корневую основу, дополнена славянскими суффиксами. Вывод делался двоякий. Или славяне, вытеснив балтов, узнав от них названия рек, дали им свои суффиксные окончания, или славянский язык сложился в качестве переферийной зоны древнебалтийских языков. И язык славян, и их многочисленность и антропология просто заставляют нас сделать прямо противоположный вывод — именно балты оказались на периферии балтославянского мира и «законсервировались» на небольшой ограниченной терр