— Благодарю вас, ваше величество! — воскликнул Феофилакт, прижимая кошель к груди.
— Мне хотелось бы прибавить лишь самую малость к твоему забавному повествованию, — задумчиво произнёс Михаил. — Чтобы по-настоящему наслаждаться собственным величием, с ним иногда бывает весьма полезно на время расстаться... Моего отца, Феофила, да будет он славен во веки веков, почитали, словно Господа Бога! Однако, как передавали мне люди сведущие, наиболее счастлив бывал мой отец, прогуливаясь по Городу в одеянии простолюдина, выслушивая жалобы и пожелания податного сословия, всех простых горожан, даже не подозревавших, что беседуют с самим василевсом!..
— Полагаю, что этим счастливцам доставляло немалое удовольствие уже само лицезрение священной особы императора, даже одетого в жалкое рубище, но хранящего благородство...
— Возможно, — согласился Михаил. — Я полагаю, что как-нибудь на досуге мы продолжим нашу беседу, а сейчас давайте же веселиться, черт возьми!.. Эй, виночерпий!..
А про себя император подумал, что людям пожилым, вроде этого протоспафария, свойственно давать благие советы только потому, что уже не осталось сил, по дряхлости тела, на дурные примеры...
От зоркого взгляда Михаила не укрылось, какими глазами этот протоспафарий глядел на гетеру...
Насытившись, Василий стал подумывать о том, как скоротать время до утра. Выбраться с виллы ему, видимо, не удастся — кто знает, где тут конюшня и куда упрятали колесницу?..
Следовало не мешкая позаботиться о ночлеге.
Слава Богу, ночь тёплая, спать можно под любым кустом.
Пускай себе богачи веселятся, а людям незнатным сам Бог велел после захода солнца отпочивать.
Феофилакт разошёлся, одну за другой рассказывает свои истории, молодые бездельники жадно слушают, уши развесили.
А хозяйка виллы всё ходит по лужайке, глядит себе под ноги, словно обронила что-то и теперь старается отыскать.
Беда с этими богачами, их не разберёшь, от чего они веселятся, а от чего гневаются. Уж лучше держаться от них подальше.
Потрогав руками массивное блюдо, Василий блаженно улыбнулся и откинулся на спину, ощущая животом тяжесть императорского дара...
Больше можно не откладывать покупку своего дома, настала пора обзаводиться своим хозяйством.
Василий на миг представил, как обрадуется переменам в их общей судьбе Мария, как они смогут покупать вволю сладостей Константину, а возможно, что и второго ребёночка Бог пошлёт.
По траве прошуршали уверенные шаги, и рядом с Василием остановилась хозяйка виллы.
— Вот ты где... — удовлетворённо прошептала Евдокия, опускаясь на траву. — А я уж решила, что ты ухитрился сбежать от меня...
Распутница была пьяна, улыбалась бесшабашно и зазывно, а её мягкие, пахнущие благовониями ладони жадно ощупывали крепкую шею Василия, гладили его щёки.
— Какой ты сильный... Теперь ты будешь принадлежать мне, только мне... Ты ведь мой, победитель?
Василий на миг представил, что станет с ним, если об этом тайном свидании каким-либо образом будет сообщено императору, и всё его существо охватил животный страх. Он попытался отстранить от себя подвыпившую женщину, но Евдокия лишь крепче прижалась к нему.
— Скажи, победитель, чего ты желаешь? — жарко шептала Евдокия, легонько покусывая горячими губами окаменевшую шею Василия.
— Ничего, — растерянно пробормотал Василий. — Я человек маленький, мне желаний иметь нельзя.
— Что за чушь?! — громко воскликнула Евдокия. — Ведь ты победитель!.. Весь мир стал твоим.
Ну да, весь мир, подумал в испуге Василий. Это она спьяну так говорит, а наутро император прикажет казнить бедного возничего, и ведь сожгут в бронзовом быке на форуме Тавра, как государственного преступника, не дадут даже слова сказать в оправдание.
А Евдокия была настойчива, её руки были ласковыми и бесстыжими, пальцы тискали и щипали крепкое тело Василия, а когда Евдокия наткнулась на золотое блюдо, подвязанное к животу, на какое-то время она замерла в растерянности, затем вдруг расхохоталась во весь голос, повизгивая, трясясь всем телом, прикрывая рот обеими ладонями и не в силах сдержать рвущийся изнутри гомерический хохот.
— Замолчи, умоляю тебя, ты меня погубишь! — простонал Василий, не на шутку перепугавшись.
Он представил, что сейчас прибегут сюда люди, увидят его вместе с любовницей императора, и монарх без излишних выяснений, кто прав и кто виноват, повелит казнить его на месте за прелюбодеяние, которого не было.
Однако минута утекала за минутой, а под куст, где лежали Василий и Евдокия, никто не заглядывал. Похоже, что в этой обители разврата на громкий хохот и визг Евдокии никто даже внимания не обратил.
— Выбрось немедленно эту дрянь! — постепенно успокаиваясь, посоветовала Евдокия негромко и презрительно. — Слышишь, немедленно!
— Это не дрянь, — попытался несмело возразить ей Василий, держась обеими руками за блюдо. — Это золото...
— Это — дрянь! — упрямо повторила Евдокия, выцарапывая своими пальцами блюдо из-за пояса Василия. — А если ты будешь мне сопротивляться, я сейчас позову своих стражников...
Василий в испуге ослабил хватку, Евдокия вытащила блюдо и со смехом забросила его в кусты.
— Не бойся, я никого не стану звать, — заметив, как весь напрягся Василий, сменила тон Евдокия. — Не бойся меня, победитель... Хочешь, я осыплю тебя золотом с головы до ног?.. Хочешь?.. Ты только скажи...
Василий повернул голову, увидел, что блюдо валяется неподалёку, осторожно потянулся за ним, подтащил поближе, пристроил у себя под головой.
— Победитель... Не будь таким серьёзным... Не упускай свой шанс! Ну, говори, чего бы ты желал сейчас?
Собравшись с духом, Василий заглянул в глаза Евдокии.
Против ожидания, глаза были трезвыми и спокойными.
Красавица любовалась им, она улыбалась ему.
Василий вдруг понял, что приобрёл какую-то власть над этой женщиной и что она готова действительно исполнить любое его желание.
От внезапной догадки у Василия неровно заколотилось сердце, он бережно провёл рукой по бархатистой щеке Евдокии, а она, вместо того чтобы с презрением оттолкнуть грубую мозолистую ладонь возничего, принялась покрывать её жаркими поцелуями.
Потом ласковые персты Евдокии сплелись на затылке Василия, он почувствовал жар её дыхания, и её губы — влажные, жадные, нетерпеливые, горячие — впились в губы ошалевшего македонянина.
Незадолго до рассвета Евдокия вздохнула сонно и сладко:
— Господи, как быстро ночь пролетела!..
Василий с трудом представлял себе, о чём следует говорить в подобных обстоятельствах, и почёл за благо смолчать, зарывшись лицом в ароматные волосы Евдокии.
— Птицы поют славу Господу... — сказала Евдокия. — Светает... Победитель, отчего ты молчишь?
Вместо ответа Василий ласково поцеловал её в шею.
— Ты всегда будешь таким молчуном?.. Я привыкла, чтобы меня забавляли беседами... Впрочем, друг мой, молчание тоже имеет немалую цену! Умение молчать — одно из главнейших достоинств, которые ценятся при дворе.
— Какое мне дело до того, что ценится и что не ценится при дворе? — осмелев, усмехнулся Василий.
Однако открыть глаза и взглянуть на свою соблазнительницу при свете утра отваги у победителя всё же не хватило.
Василию ещё казалось, что с наступлением дня все ночные чары развеются и его непременно изгонят из этого уютного рая.
— А мне кажется, тебе был бы к лицу парадный наряд императорского гвардейца, — задумчиво сказала Евдокия.
Василий вздохнул, откинулся на спину и открыл глаза.
В небе догорали зеленоватые звёзды, постепенно бледнея в розовых лучах нарождающегося дня.
Какая из этих звёзд была моей? — подумал Василий, оглядывая небосвод.
Какая звезда принесла победу в ристаниях?
Какая звезда подарила волшебную ночь в объятиях Евдокии?
— Что же ты опять замолчал? Разве ты не желал бы служить при дворе императора и видеть меня всякий раз, когда я того пожелаю?
— Служить при дворе? Эта честь не про нас.
— Но ты хотел бы видеть меня?
— Да, — признался Василий.
— Прекрасно, — промурлыкала Евдокия. — Для начала обними меня крепче, мой победитель... Боже мой, какие у тебя сильные руки!.. Мне хочется быть кобылицей, чтобы ты укрощал меня... Сможешь?
— Если прикажешь, я всё смогу!
— Ты изменяешься не по дням, а по часам, — одобрительно заметила Евдокия. — Как зовут тебя, победитель?
— Василий.
— Василий!.. Красивое имя... Царское имя... Уж я позабочусь, чтобы ты сегодня же стал стратором! Ах, как хорошо...
О том, чтобы попасть в число императорских конюших, Василий не мог и мечтать, но сейчас, слушая вкрадчивый шёпот красавицы, Василий поверил в то, что это возможно. И что совершится волшебное превращение совершенно легко, без малейших усилий с его стороны. Нет, наверное, что-то придётся сделать...
Василий хотел спросить у красавицы, что ему предстоит совершить, чтобы поступить на придворную службу, но услышал лишь тихое дыхание — прекраснейшая из женщин безмятежно спала.
Чувствуя в теле сладкую истому после любовных трудов, Василий осторожно потянулся, с наслаждением зевнул и вдобавок ощутимо ущипнул себя, чтобы удостовериться — не сон ли это?
Спустя немного времени Василий пошарил рукой по мягкой траве, нащупал своё блюдо и кошель с литрой золота. Неловким движением он разбудил Евдокию, и она, едва проснувшись, едва взглянув на него, вновь будто обезумела от страсти, принялась покрывать исступлёнными поцелуями обросшее ночной жёсткой щетиной лицо Василия, шептала жаркие бессвязные слова, вдруг вцепилась острыми ногтями ему в спину, словно намеренно старалась причинить ему боль, и сама эта боль была сладкой, и Василий позабыл про все страхи и опасения, позабыл про всё на свете...