С Велесом связано созвездие Плеяд, одно из названий которых были Волосыни, то есть жены Волоса, и сияние которых предвещало удачу в охоте на медведя. Знаменитый русский путешественник Афанасий Никитин (? – 1474) упоминает Волосыни в своих записях: «На Великий же день Волосыни да Кола в зорю пошли, а Лось головою стоит на восток». Здесь Кола – одно из русских названий созвездия Большая Медведица, представляемая в виде повозки, а Лось – архаическое название Полярной звезды[191].
Волосу наряду с покровительством скоту придавалось значение бога, помогающего трудам земледельцев. Существовал восточнославянский обычай оставлять в дар богу несжатым несколько пучков колосьев. Жницы на Руси отправлялись в поле всегда с песнями. Одна из них, захватив пучок колосьев, завивала (закручивала) его на корню, а потом перегибала или заламывала его в какую-нибудь сторону и никто не смел тронуть его. Это называлось завивать Волосу бороду или оставлять, дарить на бороду куст золотистых колосьев[192]. Издревле существовал такой обычай, перед началом жатвы первые созревшие колосья посвящались Волосу, а еще раньше – своему тотемному божеству – медведю.
На Севере, в Архангельской губернии существовал почти такой же обряд. Когда заканчивалась уборка хлеба, последние несжатые колосья связывались на корню, и сноп этот украшался цветами. Выражение завить бороду, т. е. убрать хлеб, закончить заготовку сена, выкопать картофель, сохранилось до сегодняшнего дня. Просто многие не знают, почему иногда люди после уборки урожая от радости в исступлении кричат: «У меня борода!», – и молодежь с испугом смотрит на кричащую женщину, не понимая, откуда у нее появилась мужская поросль…
Продвигаясь с юга на север, проповедники христианской веры начали яростную борьбу с языческой религией и заодно с кумирами, болванами, идолами, как внешней обрядовой ее стороной. Однако победить систему старых религиозных представлений они не смогли. Новая религия стала врастать постепенно в старую и приноравливаться к ней, места языческих богов заняли новые божества в образе святых угодников и пророков. В результате крещения Руси культ языческих богов был заменен культами христианских святых.
Вместо свергнутого Перуна святой Илия-пророк стал «при езде на колеснице греметь, молнии пущать по облакам». От св. Илии, по народному убеждению, зависели росы, дожди, град, засуха; он считался производителем урожаев. В день, посвященный этому святому, отмечавшийся 20 июля по старому стилю, начинали зажинать рожь, т. е. вязали первый сноп, обмолачивали, приготовляли из зерна хлеб и приносили в церковь для освящения.
В некоторых местах столетиями сохранялись обряды, связанные с жертвенными приношениями, совершаемые некогда в честь Перуна. Вся волость собиралась на Ильин день к церкви; сгоняли туда рогатый скот и после обедни выбирали одно животное, за которое платили сообща хозяину деньги, потом закалывали его, варили мясо и раздавали по кускам за деньги; выручка же шла на церковь. Не быть на этом празднестве и не получать священного мяса – считалось за большой грех. В Пермской губернии, по словам И.И. Лепехина, устраивали на Ильин день обед на мирскую складчину, убивали быка и теленка и съедали их всей общиною[193].
Языческий скотий бог Волос-Велес был заменен другим покровителем скота – христианским святым Власием Севастийским, имя которого даже фонетически сходно с именем Велеса – Влас. В день, посвященный его памяти (11 февраля – по старому стилю и 24 февраля – по новому), русские люди молили св. Власия о сбережении домашнего скота, пригоняли коров к церкви, служили молебен, окропляли их святой водой и давали им есть специально приготовленные пышки с молочной кашей, чтобы коровы были с хорошим удоем. Тогда же приносили в храм коровье масло и клали в дар перед иконой св. Власия. Народная поговорка гласила: «У Власия и борода в масле»[194]. Оно так и называлось – воложное масло или просто волога[195], посему не трудно сделать заключение, что это название имеет глубокие архаичные корни, и произошло от слова Волос. Для предохранения домашнего скота от болезней и несчастий в коровниках ставили икону св. Власия, – т. е. образ русского святого играл ту же роль, что и медвежьи обереги для скота в виде лап, когтей и черепов, развешиваемых в хлевах.
С утверждением христианства культ Велеса был частично смещен и культом самого почитаемого на Севере святителя Николая Чудотворца (Мирликийского). На это указывают многие народные обряды и поверья. Например, св. Николай, как и языческий Велес, считался покровителем земледелия и плодородия. Кроме того, и Велес, и Николай были связаны с водной стихией и считались хозяевами как земных вод, так и загробного мира мертвых. По русским поверьям путь на тот свет лежал именно через воду, реку. На святителя Николая было перенесено древнеязыческое представление о морском боге: в житии его рассказывается о чудесах, совершенных им на воде; молитвами же своими Никола-Угодник мог усмирять волнения и затихать бури.
В народных поверьях св. Николай почитался «на море сущим правителем» и мореходы, молившиеся Угоднику о защите от бури и потопления, порой приносили ему жертвы как языческому божеству. На Онежском озере в день Николы Мокрого старики-рыбаки делали из соломы человеческое чучело и в старой лодке отправляли по озеру, прося Николу Морского принять чучело-жертву для озера. Не исключено, что в древности подобные жертвоприношения посвящались водяному божеству, причем жертвы, судя по чучелу, могли быть человеческие[196].
Бóльшую часть своих прежних языческих верований в добрых и милостивых богов народ перенес именно на святителя Николая, равно как верования в богов грозных и карающих – на Илию-пророка. Храмы его часто ставились русскими купцами, мореходами и землепроходцами, почитавшими чудотворца Николая покровителем всех странствующих на суше и на море. «От Холмогор до Колы – тридцать три Николы» – говорили поморы, идя на рыбный промысел на Мурман. Эта народная поговорка тонко подметила наличие множества храмов Святителя, построенных на Севере. Русские мореходы нередко хранили у себя икону Николы-Угодника и в случае опасности выносили ее на палубу, молясь святителю об избавлении от кораблекрушения и бури. Земледельцы же исстари молились святому Николаю об урожае, о большом приплоде скота и всеобщем благополучии.
Дважды в году (9 мая и 6 декабря – по ст. ст., 22 мая и 19 декабря – по н. ст.) народ чествовал Чудотворца – Николу Вешнего и Николу Зимнего. Один раз – весной, когда у крестьянина начиналась страда, полевые работы; второй – зимой, когда у него все главные дела закончены, плоды трудов все собраны, наступала пора отдыха и ожидание рождественских праздников[197].
Особенное почитание святого Николая у русского народа подметили иностранцы, бывавшие в России. В своих воспоминаниях они неоднократно отмечали, что русские воздают Николе поклонение, приличествующее самому Богу. Например, Александр Гваньини, путешествующий по России в 1578 году, заметил, что русские, между святыми особенно почитая св. Николая, едва не воздают ему божеских почестей; во имя его воздвигают они особые храмы и рассказывают о нем много чудесного[198].
По свидетельству очевидцев, русские в XVI–XVII вв. избегали давать при крещении имя Николай, подобно тому, что невозможно было окрестить ребенка в честь самого Иисуса. У русских людей существовало своеобразное табу на его имя, они «даже избегали в разговоре упоминать само имя Николай – все из того же крайнего почтения к Святителю»[199].
Как уже упоминалось, с принятием христианства культ Волоса частично был подменен культом Николая Чудотворца, и это отождествление двух святых – языческого и христианского – определило, в свою очередь, точки соприкосновения между почитанием Николы и медвежьим культом и, как следствие, сходное восприятие Николы и лешего (домового, водяного). Проводя филологические разыскания в области славянских древностей, известный филолог, языковед и знаток истории русской церкви, профессор Б.А. Успенский (род. 1937) в своей книге подметил, что как лешего, так и медведя нужно рассматривать как ипостась (сущность) Волоса, соответственно медведь у восточных славян ассоциировался с лешим (существовала поговорка: «Медведь лешему родной брат»), который мог называться леший, лешак, лесной черт (по В. Далю)[200], а все эти названия являлись, как нам уже известно, табуированными или запретными обозначениями медведя.
Такое отождествление медведя и лешего существовало не только у восточных славян, оно проявилось, и может быть даже в большей степени, на северо-западе России. В частности, в Архангельской области, на Кенозере до настоящего времени бытует представление о том, что медведь является хозяином леса и часто в его облике выступает леший – лесной дух. Северяне считают, что если пастух пасет в лесу, то значит, он заключает договор с лешим и пасет скотину с его помощью. Существуют определенные запреты пастуху: не ломать веток в лесу, не собирать грибов и ягод, не терять крови, т. е. не причинять вреда ни растительности, ни живности. Невыполнение этих запретов приводит к тому, что леший в виде медведя задирает скотину[201].
Народные преставления о таких связях между пастухом и лешим, по мнению исследователей, находят соответствие в данных, соотносящих пастуха как с Волосом, так и с Николой-Угодником. Приведем некоторые народные выражения и поговорки: «