Наше стадо Чудотворец Никола пасет», т. е. пастуха не держим (В. Даль); пастуха приветствовали: «Никола в стадо!»; а словацкое слово veles, так и переводится – пастух.
В дни почитания Николы Вешнего и Зимнего в прежние времена красили яйца. Кстати, многие, наверное, не знают, что этот обряд осуществлялся не только на Пасху, ритуальная варка яиц отмечалась и в некоторые другие дни – на Ивана Богослова (8 мая – в канун Вешнего Николы), на Петров день, на Вознесение и Троицу. Во все эти дни яйца красили, как и на Пасху.
Так вот, почитание Николы, выражающееся в специальных обрядах варки и крашении яиц, может быть поставлено в связь со специальными заклинаниями, обращенными к лешему, когда пастух перед пастьбой вызывал лесного духа и, чтобы умилостивить его, предлагал красное яйцо[202]. Существовал обычай приносить лешему яйцо, чтобы тот вернул пропавшую корову или избавил от болезни, подхваченной в лесу.
Представление о Николе, который ходит по полям для ниспослания плодородия, находит прямое соответствие в представлении о лешем, присутствующем на нивах и помогающим жнецам в их работе. Как леший-медведь, Никола воспринимался в качестве хозяина леса, выступая, в частности, как покровитель охоты. Недаром существовала пословица: «В поле да в лесу один Никола бог».
Еще одну очень любопытную особенность в медвежьем культе подметил Б.А. Успенский: медведь мог выступать в двух противоположных ипостасях, – он мог ассоциироваться с нечистой силой, либо восприниматься, напротив, как священный зверь, прогоняющий нечисть. Совершенно так же леший представлялся в народе то злым, то добрым существом. Это соответствовало раздвоению образа Волоса в христианском сознании, который отождествлялся как со святыми, такими, например, как Власий или Никола, так и с дьяволом[203].
Выше упоминались амулеты из медвежьей головы, медвежьих лап, медвежьей шерсти, используемых в народе как средство для охраны скота и оказания содействия его размножению. После принятия христианства совершенно такую же роль стали играть, наряду с иконой св. Власия, изображения Николая Святителя. Например, обычай вешать на конюшню медвежий череп заменился иконой Николы, помещаемой на соответствующем месте. Выше упоминалось, что у русских людей, из-за великого почитания святителя, на имя Николай, так же, как и на упоминание медведя, существовало своеобразное табу: его или вообще не называли по имени или говорили как-нибудь особенно, например, поднимая перст к небу, почтительно: «Наш бог» или просто «Он».
Медвежья лапа, как мы знаем, использовалась в архаичные времена нашими предками в ритуале захоронения покойного, – с помощью этой лапы, точнее ее когтей, умерший мог попасть в рай, расположенный на крутой гладкой горе. Без когтей невозможно было влезть по крутому склону и попасть к богу. Медвежьи когти как атрибуты Волоса заменились позднее иконками Николы, которые клали с покойным в гроб.
Здесь не приводятся все материалы (да это и невозможно сделать), подтверждающие глубокую связь и преемственность архаических, языческих и христианских божеств и святых. Но все же, вышесказанное позволяет сделать главный вывод о том, что медвежий культ на Руси ближайшим образом соотносится с культом Николая-Угодника[204].
Прежде чем закончить тему о связи медвежьего культа с поклонением христианским святым, хотелось бы обратить внимание еще на один главный образ православного мира – архангела Михаила, имевшего самое непосредственное отношение к истории русского народа.
С принятием христианства культ громовержца Перуна частично заменился, как уже было сказано, культом Ильи-Пророка, а частично – Михаила-архангела. Очевидно, такая подмена произошла, по мнению А.Н. Афанасьева, под влиянием XII главы Апокалипсиса (одна из книг Нового Завета): «И бысть брань на небе Михаил и ангели его брань сотвориша со змием… И повержен бысть змий великий, змий древний, нарицаемый диавол». Народные предания о борьбе богатыря со змеем возникли в древнейшие времена, а в христианскую эпоху, при общем стремлении объединить воедино старое (языческое) с новым (христианским), послужили богатым источником, из которых создавались легенды о Егории Храбром, Михаиле-воине[205], воплотившиеся позднее в образы святых.
Но что самое любопытное, так это существование тесной связи и даже идентичности Михаила-архангела с Николаем Чудотворцом, которую обнаружил Б.А. Успенский в ходе своих сложных филологических разысканий. Народная форма имени Николы – Микола или Микула (вспомните былинного богатыря Микулу Селяниновича), имя которого можно обнаружить в письменных памятниках с XI века. В новгородских писцовых книгах проводится достаточно строгое различие между мирским Микулой и церковным Николой, т. е. форма Микула употреблялась при наименовании людей, а Никола – в отношении святых. Вероятно, это было связано с табуированием имени святого угодника, с определенным запретом. По предположению ученого, Микула представлял собой древнюю каноническую форму имени, вытесненную постепенно более правильной формой Никола. Т. е. форма Микула (Микола) первоначально появилась на Руси как имя святого, а затем, будучи вытеснена «более правильной» (мы же назвали бы ее табуированной) формой Никола, сохранилась в мирском обиходе[206].
Немецкий языковед Макс Фасмер (1886–1962) в своем знаменитом словаре сделал предположение, что народное имя Микула происходит от имени Михаил, не приводя, к сожалению, какой-либо аргументации культурно-исторического характера[207]. Косвенным подтверждением этого мнения может служить древняя болгарская форма Микул, которая приводится в словарях в качестве формы имени Михаил. Существуют и другие варианты, например, объясняют контаминацию Микула с именем Михаил через посредничество немецкого слова Michel, что также правдоподобно.
На основании вышеизложенного, Б.А. Успенский сделал очень важное предположение, не лишенное, на наш взгляд, оснований, о том, что указанная форма отражает контаминацию (от латинского – соприкосновение, смешение) св. Николая и архангела Михаила, которая могла произойти, скорее всего, на западе славянской территории еще в докирилло-мефодиевскую эпоху, иными словами, культ Николы на Руси в какой-то мере отражает культ св. Михаила, который был принесен в Моравию и Паннонию кельтскими миссионерами. Причем это согласуется с другим выводом ученых – о существовании западнославянско-русских культурных связей, которые обусловили, возможно, проникновение христианства на русскую территорию значительно раньше владимирского периода[208]. Свидетельством служит церковь святителя Николая на могиле князя Аскольда, построенная еще в 882 году, о чем не забыл сообщить преподобный Нестор в «Повести временных лет»[209]. Существует предание, что киевские князья Аскольд и Дир первоначально были язычниками, но после того как потерпели поражение в Византии, приняли крещение; Аскольд был назван Николаем[210]. В этом факте может быть усмотрено первое свидетельство о культе Николы на Руси.
Кроме указанной контаминации, связанной с фонетическим сходством имен св. Николая и св. Михаила, существуют другие формы отождествления святых, объяснимые с позиции особенностей их культа.
Композиция моления «Деисус» в средневековом искусстве включает изображения Христа (посредине) и обращенных к нему в молитвенных позах Богоматери и Иоанна Крестителя. Как удалось выяснить исследователям, в более ранних деисусных изображениях св. Николай занимает место Иоанна. Никола и Богоматерь выступают здесь как основные посредники между Богом и человеком. Представление о Николе, как заступнике перед Богом, точно соответствует представлениям об архангеле Михаиле. В кельтской традиции его авторитет не уступает авторитету Богоматери. Так в Ирландии еще в VIII веке, что соответствует времени христианской миссии у славян, широко была распространена молитва, когда обращение к Михаилу обязательно сочеталось с обращениями к деве Марии, причем архангел мог стоять на первом месте: «Святой Михаил, молись за нас, Святая Мария, молись за нас». Более того, на деисусных иконах XII века, например, в Успенском соборе Московского кремля, перед Спасителем предстоят не Богоматерь и Предтеча, а архангелы Михаил и Гавриил. Известен другой тип моления, где изображаются Спаситель, Богородица и архангел, т. е. вместо Николы или Иоанна, предстоящих перед Спасителем, может фигурировать св. Михаил. Вышеизложенное позволило сделать ученым вывод о тождественности святых Николая Чудотворца и Михаила-архангела.
Разительное сходство русского Николы со св. Михаилом, как далее подметил Б.А. Успенский, может быть обнаружено в свойственных тому и другому функциях начальника рая и водителя душ в загробном мире. Иностранцы, побывавшие в России в XVI–XVII вв., свидетельствуют, что русские при похоронах вкладывали в руки покойнику «письмо к св. Николаю», которого считали стражем райских врат. Все это одинаковым образом напоминает представления об архангеле Михаиле как проводнике душ в загробных странствиях. Народ даже с молитвами одинаково обращался к этим святым: «Михайло-архангел, Никола милостив! Снидите с небес и снесите ключи…». Здесь следует подчеркнуть мотив небесных ключей, соответствующий роли привратника рая как для Михаила, так и для Николы. Тождественность святых подчеркивает факт, что Никола представлялся у русского народа как умертвитель змей, что соответствует восприятию архангела Михаила как змееборца, борца с дьяволом