Фанни Каплан и другие лишенные права голоса эсеры, несомненно, должны были расценить произошедшее как предательство. Однако действительно ли она нажала на курок в тот августовский день? Выбрал бы Семенов Фанни Каплан для осуществления этого покушения? Ведь она была почти слепа, никогда в жизни не стреляла из револьвера и почти или вообще не имела опыта террористических атак! До этого момента ее роль, видимо, сводилась к сбору разведданных: она узнавала, где будет Ленин в определенные моменты, и передавала эту информацию товарищам.
Было уже почти десять вечера, когда Ленин вышел с завода Михельсона. В это время года в Москве солнце заходит в девять, и Каплан мало что могла увидеть в темноте. Когда ее арестовали, на ней даже не было очков. Никто из 18 допрошенных свидетелей не видел, как она стреляла. А когда почти четыре года спустя из тела Ленина достали пулю, оказалась, что она не имела отношения к браунингу, который, согласно протоколам, был у Каплан.
В 1922 г. Семенов засвидетельствовал, что официальная версия событий точна, несмотря на то что в ней было много противоречий. Однако к этому моменту он больше не принадлежал к эсерам и, почти несомненно, сотрудничал с большевиками, готовившими показательный процесс над социалистами-революционерами. Этот процесс должен был раз и навсегда дискредитировать партию.
Невозможно отрицать, что Фанни не пыталась доказать свою невиновность. Она была арестована либо на месте, либо рядом, на трамвайной остановке на Большой Серпуховской улице (схвативший ее милиционер позже изменил показания). У Каплан был с собой чемодан. Она не пыталась скрыться. На допросе в ВЧК она, согласно протоколу (подлинность которого проверить невозможно, так как ко времени его опубликования Каплан была мертва), сделала следующее заявление: «Я, Фаня Ефимовна Каплан… В 1906 году была арестована в Киеве по делу о взрыве… Была приговорена к вечной каторге… Октябрьская революция меня застала в Харьковской больнице. Этой революцией я была недовольна, встретила ее отрицательно. Я стояла за Учредительное собрание и сейчас стою за это… Стреляла в Ленина я…»
Второго подозреваемого, задержанного одновременно с Каплан, – его звали Александр Протопопов – почти сразу расстреляли, так что Фанни знала, какая участь ее ожидает. Тем не менее она отказалась доказывать свою невиновность и не стала указывать на соучастников. Именно из-за ее молчания появились предположения, что Фанни стала козлом отпущения и заслонила собой товарищей, осуществивших покушение. Советская пропаганда сделала из нее чудовище, психопатку, и ее репутация до сих пор остается таковой.
Виновна она была или нет, Фанни Каплан в любом случае была бы казнена. В нашем повествовании она появится еще раз, прежде чем пойдет на расстрел.
Пока Каплан запихивали в милицейский автомобиль, Ленина домчали до Кремля. Его охрана, опасаясь, что снаружи Ленина могут поджидать убийцы, отказалась вывозить его за пределы квартиры, которая считалась безопасной. Туда привезли врачей, которые заключили, что пули засели в таких местах, что лучше не извлекать их.
Ленин был на грани жизни и смерти, ранения были очень серьезные. Он выжил, однако здоровье его сильно пошатнулось. Покушение, скорее всего, спровоцировало серию инсультов, которые сделали его инвалидом и в конце концов привели к смерти в январе 1924 г. Тем не менее, благодаря тому что после покушения ему удалось выжить, Ленин смог проработать еще пять с половиной лет. За это время он консолидировал советскую систему, которой предстояло просуществовать еще семь десятилетий, осуществив величайший социалистический эксперимент в истории. Тот факт, что Ленин выжил, сделал возможным эпохальные изменения в политическом и социальном мышлении, изменения, которые, в худшую или лучшую сторону, отразились на жизни миллионов людей по всему миру.
Ранения Ленина были серьезными, кровь из раны в шее попала в легкие, затруднив дыхание. Тем не менее большевистские средства массовой информации скрыли серьезность ситуации: большевики опасались, что за новостями о серьезном ранении может последовать паника или же оппозиция попытается организовать переворот. Если верить официальной пропаганде, Ленин не придал большого значения своим ранам и отказался повиноваться врачам. Заголовок статьи в «Правде» гласил, что дважды раненный Ленин отказался от помощи докторов. На следующее утро после ранения он уже читал газеты и слушал доклады. Одним словом, продолжал управлять локомотивом мировой революции.
Ленинский миф набирал силу: в правдинском заголовке уже заметно начало культа его святого стоицизма и великодушия, который будет сопровождать Ленина при жизни и после смерти. Ленин – святой мученик, спасенный чудесными силами и продолживший, несмотря ни на что, свой труд на благо народа – как Христос. Партия, разрушившая религию в глубоко христианской стране, нуждалась в чем-то, что могло заменить христианство, и святой Ленин – преданный делу, самоотверженный и фанатичный – пришелся ко двору.
Но пока Ильич являл общественности свою героическую сущность, Фанни Каплан следовала собственной концепции героизма в совсем иной атмосфере. Милиционер, арестовавший ее, впоследствии цитировал слова Фанни: «Я исполнила свой долг с доблестью и помру с доблестью». Однако ее мужество подверглось серьезному испытанию.
В недрах Лубянки Каплан интенсивно допрашивали. ЧК, методы которой не славились деликатностью, твердо вознамерилась заставить ее выдать остальных заговорщиков. Краткая запись допроса, сделанная позже большевистскими источниками, отражает решимость режима создать собственную версию произошедшего.
Следователи Курский, Скрыпник и Дьяконов выяснили, что Каплан имела при себе автоматический пистолет системы браунинг с серийным номером 150489. Когда второй человек в ЧК, Яков Петерс, допрашивал ее, она отказалась отвечать на вопросы о пистолете. Затем к допросу присоединился Яков Свердлов – председатель Центрального комитета ВКП (б), фактический руководитель государства. Если верить свидетельствам, он был выведен из себя упорным молчанием Каплан.
ВЧК нужно было очернить Каплан и разоблачить в ней агента ненавистных эсеров. Допрос продолжался три дня и три ночи, и тот факт, что Каплан не заговорила, свидетельствует о многом. Она не назвала ни Семенова, ни его товарища – активистку Лидию Коноплеву. Каплан продолжала утверждать, что действовала одна, без приказа какой-либо политической партии. Она заявила, что считает Ленина предателем революции, действия которого на десятилетия отодвинули наступление социализма.
Первого сентября, через два дня после покушения, Центральный комитет партии эсеров заявил, что не имеет отношения к покушению. Согласно показаниям Семенова, датированным 1922 г. (к этому времени он уже начал сотрудничать с режимом), это было неправдой. Руководство партии обещало взять на себя ответственность за покушение, однако запаниковало и передумало, поняв, насколько серьезны будут последствия.
Каплан, казалось, уже стала не нужна ЧК. Решение о ее расстреле было принято. Однако у этой истории будет еще один поворот.
В августе 1918 г. большевики вели кровопролитную гражданскую войну против войск под командованием царских генералов. Белогвардейцы стремились свергнуть советский режим и восстановить старый порядок. Борьба между белыми и красными достигла критической точки, результат ее был никому не ясен. Боясь, что победа большевиков приведет к мировой революции и распространению коммунистической заразы по всей Европе, западные державы послали войска в помощь Белой армии. Британские, французские и американские части высадились на Дальнем Востоке. Чешские легионы захватили территории и взяли под свой контроль коммуникации в Сибири. Великобритания начала кампанию с 40-тысячной армией, и кремлевское руководство считало Лондон самым опасным из своих врагов.
Таким образом, не было ничего удивительного в том, что большевики заподозрили британцев – или по крайней мере заявили о том, что подозревают, – в подготовке этого покушения. На следующее утро после него Яков Свердлов сделал заявление от имени советского правительства: «Несколько часов тому назад совершено злодейское покушение на тов. Ленина. По выходе с митинга товарищ Ленин был ранен. Двое стрелявших задержаны. Их личности выясняются. Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы правых эсеров, следы наймитов англичан и французов».
Британский дипломат Роберт Брюс Локхарт, который был генеральным консулом в Москве до революции 1917 г., стал представителем Лондона и при большевистском режиме. В своих ярких и тенденциозных мемуарах он описывает выпады против Британии после покушения на Ленина:
«По дороге домой мы купили газету. Она была полна бюллетеней о состоянии здоровья Ленина. Он все еще был без сознания. Были в газете и агрессивные статьи против буржуазии и против союзников… В Петербурге произошла ужасная трагедия. Шайка агентов ВЧК ворвалась там в наше посольство. Отважный Кроми [британский военно-морской атташе капитан Фрэнсис Кроми. – Прим. авт.] пытался препятствовать вторжению и убил комиссара. После этого он был застрелен на лестнице. Все британские дипломаты в Петербурге арестованы…»
Брюс Локхарт, однако, не только выполнял дипломатическую работу, но и являлся сотрудником британской разведки: не случайно он назвал свои мемуары «Воспоминания британского агента». Есть основания полагать, что он сыграл какую-то роль в планах Каплан застрелить Ленина или, по крайней мере, был в курсе дела. Что касается большевиков, то они были уверены в его виновности. Вместе с другим шпионом, Сиднеем Рейли, Брюс Локхарт был публично обвинен в организации заговора, за которым стояли западные империалисты.
«Во вторник мы прочли в большевистской прессе подробный отчет о своей противозаконной деятельности. Они превзошли самих себя, описывая так называемый заговор Локхарта. Нас обвинили в заговоре с целью убить Ленина и Троцкого, установить в Москве военную диктатуру и обречь население Москвы и Петербурга на голодную смерть, взорвав все железнодорожные мосты. Заговор был раскрыт благодаря верности латышского гарнизона, который союзники пытались подкупить большими денежными суммами… Рассказ о событиях в Петербурге был не менее фантастическим. Убийство Кроми было представлено как мера самообороны: агенты большевиков были вынуждены ответить огнем на его огонь. Огромные заголовки выставляли представителей союзников "англо-французскими бандитами", и авторы передовиц визжали, призывая к масштабному террору и самым жестким мерам по отношению к заговорщикам».