звестной степени обречена на авторитаризм. Однако очевидно, что размеры страны, ее неуправляемость и отсутствие демократических традиций создают серьезные препятствия на пути функционирования репрезентативного правительства. А учитывая недавнюю российскую историю, можно понять предпочтения русского народа, регулярно выявляющиеся посредством опросов общественного мнения: «порядок» лучше «свободы».
VI. Чему мы научились
Революция 1991 г. стала полным отказом от наследия 1917-го. Одними из самых символичных ее моментов было свержение толпой памятника Дзержинскому у штаб-квартиры КГБ в Москве и неожиданное решение жителей города, который с 1924 г. назывался Ленинградом, переименовать его в Санкт-Петербург. Казалось, что Ленин умер. Следующие несколько лет стали «концом истории» – в мире доминировали США, и даже те немногие страны, которые называли себя коммунистическими, начали либерализацию экономики, что заставило многих ожидать того же и в политике.
Революцию 1917 г. можно рассматривать как событие, ключевое для дальнейшего хода истории, однако оказавшееся тупиковым, как это было с империей инков. В самом деле, один из основных уроков, извлеченных из революции, негативный. Мы усвоили, что революции не работают. Сложно представить себе, что марксизм когда-либо вернется. Революция испытала его как историческую теорию, и эксперимент потерпел неудачу. Диктатура пролетариата не привела к коммунистической утопии, результатом стала еще худшая диктатура. Потерпел неудачу и соответствующий рецепт экономического управления. Сегодня ни один из серьезных экономистов не будет рассматривать тотальное право собственности государства как путь к экономическому процветанию. У рыночной экономики, несомненно, есть свои недостатки, и после экономического кризиса 2008 г. работы Карла Маркса ненадолго вошли в список бестселлеров нехудожественной литературы во Франции, однако один из уроков, извлеченных из коммунистического эксперимента, состоит в том, что в большинстве аспектов рыночная экономика работает лучше государственной. С 1991 г. стремление уйти от социализма стало безоглядным.
Что касается политики, то здесь приговор ленинизму не столь определенный. Несомненно, однопартийные государства уже не в моде. По сравнению с застоем и коллапсом Советского Союза единственной привлекательной моделью управления выглядит демократия западного образца со свободным рынком. Начиная с конца 1970-х гг. (и этот процесс значительно ускорился после 1989 г.) более 40 стран ушли от варианта с единственной правящей партией. Около двух третей стран на земном шаре имеют теперь демократическую форму правления. В современном мире, где с головокружительной быстротой развиваются коммуникации, торговля и возможности передвижения, было бы непросто возродить герметично закрытую экономику и общество, на которых держалась советская система. Даже Северная Корея теперь подключена к интернету.
Тем не менее остается под вопросом, может ли мировая деленинизация пойти еще дальше. Поднимающийся вал демократии по многим признакам уже достиг своего пика. Кое-где (в первую очередь в самой России) она начала отступать: режимы находят пути контроля над внутренним политическим процессом, сохраняя при этом прочные связи с остальным миром. Самый яркий пример тому, конечно, Китай – до сих пор демонстративно ленинистское однопартийное государство, отказавшееся от марксизма в пользу рынка и теперь быстро идущее к тому, чтобы стать крупнейшей экономикой в мире и главным вызовом глобальному доминированию Запада. Учитывая ключевую роль СССР в создании и развитии коммунистической формы правления в Китае, сложно не увидеть в нем самое значительное наследие революции 1917 г.
Те, кто ищет в истории предсказуемости, заметят, что и сегодняшняя ленинская сверхдержава – Китай, и вчерашняя – СССР являются странами с чрезвычайно долгой историей централизованного и автократичного правления. Однако на какие бы размышления ни наводили эти параллели, несомненно, один из главных уроков революции 1917 г. состоит в том, что следует с осторожностью относиться к масштабным теориям исторической неизбежности, равно как и к их сторонникам. Как видно из глав этой книги, история революции полна иронии. Даже самых мудрых и благонамеренных может сбить с пути случайность или невезение. Дума Витте стала штабом оппозиции, которая свергла как раз тот режим, который ей надлежало спасти. Патриотические чувства Николая II, пожелавшего служить своему народу на фронте, оставили Петербург в руках Александры и Распутина, что привело к катастрофе. Усилия Родзянко, направленные на то, чтобы Николай II отказался от престола в пользу сына, ненамеренно привели к гибели всю династию. Германский генеральный штаб, в 1917 г. отправивший Ленина в Россию, на какое-то время получил преимущество в Первой Мировой войне, однако создал коммунистическую угрозу, которая нависала над Германией еще 70 лет. Небольшевистская оппозиция из-за готовности терпеть выходки большевиков в интересах революционного единства быстро оказалась «на свалке истории». И даже Ленин, со всем его аморальным экстремизмом, был движим марксистским видением лучшего, более совершенного мира. А в результате он и его последователи пришли к полностью противоположному результату, приспосабливая реальность к своим идеям вместо того, чтобы продвигать идеи, применимые к реальности.
Эта тяжелая, кровавая и непредсказуемая драма разыгралась в России, и потому на России должна закончиться и наша книга. Профессиональные историки уделяют недостаточно внимания не только роли личности, но и национальному характеру. Теоретики революции обычно не обращают внимания на непреодолимую «русскость», придававшую свой колорит событиям 1917-го, а иногда и становившуюся их движущей силой. Фанатичная интеллигенция, подвигнутая на революционные крайности абстрактной теорией, безжалостно описана Достоевским, а Чехов рассказал миру о бесполезной буржуазии, не способной осознать необходимость трудных решений. Николай II – «батюшка» народа, веривший в мистическую связь, которая делала ненужным любое представительство народных интересов негодяями-политиками, – не более чем отражение обычного видения мира российскими правителями. А Распутин – представитель известной русской традиции «юродивых», святых людей, говоривших правду в лицо сильным мира сего.
Российское общество всегда было очень неоднородным. С одной стороны – ее немногочисленный, европеизированный правящий класс. С другой – огромная масса «темного народа», до 1861 г. – крепостных, людей, сфокусированных на своем деревенском сообществе и подозрительно и неприязненно относящихся к любому вмешательству извне. Пушкин писал про «русский бунт, бессмысленный и беспощадный», про массовые восстания, которые, возникнув ниоткуда, время от времени жгли и вырезали целые российские губернии. Можно предположить, что и 1917 г. был таким восстанием, охватившим всю страну и тенью легшим на мировую историю на целых 70 лет. Память о его бесчисленных жертвах обязывает нас задуматься о том, возможен ли был иной путь.
Действующие лица революции
Авдеев, Александр Дмитриевич – большевик, комендант Ипатьевского дома в Екатеринбурге, где находилась под арестом царская семья.
Алексеев, Михаил Васильевич – генерал, глава генштаба Николая II с 1915 г. В феврале 1917 г. посоветовал Николаю отречься от престола. Возглавлял генштаб также при Временном правительстве. По приказу Керенского арестовал Корнилова. После Октября способствовал созданию Белой армии, но умер в сентябре 1918 г.
Богров, Дмитрий Григорьевич – анархист, революционер и агент охранки. В сентябре 1911 г. застрелил в Киеве Петра Столыпина.
Бонч-Бруевич, Владимир Дмитриевич – большевик, личный секретарь Ленина с октября 1917 г.
Боткин, Евгений Сергеевич – врач царской семьи, убит вместе со своими пациентами в Екатеринбурге в июле 1918 г.
Бухарин, Николай Иванович – один из вождей большевиков, выступал против Брест-Литовского мира, активно поддерживал НЭП. Погиб в чистках 1938 г.
Вениамин (Василий Павлович Казанский) – митрополит Петроградский. Противился экспроприации церковной собственности в 1922 г. Был осужден и расстрелян как контрреволюционер.
Витте, Сергей Юльевич – граф, политический деятель. Руководил строительством Транссибирской магистрали. Премьер-министр в 1903–1906 гг. Провел переговоры, в результате которых была завершена Русско-японская война. Убедил Николая II согласиться после Кровавого воскресенья на политическую реформу, в том числе на создание Думы. Утратив доверие царя, вышел в отставку. Умер в 1915 г.
Врангель, Петр Николаевич – генерал, командовал Белой армией на юге России. Не сумел прийти к согласию с другим командующим, генералом Деникиным. После поражения Белого движения находился с 1920 г. в эмиграции. Умер (возможно, был отравлен) в 1928 г.
Вырубова, Анна Александровна – фрейлина и ближайшее доверенное лицо императрицы. Приверженка Распутина, посредница между ним и Александрой. После революции была арестована, бежала в Финляндию, умерла в 1964 г.
Гермоген (Георгий Ефремович Долганёв) – православный священник, затем епископ. Первоначально был союзником Распутина, затем выступил против него, однажды его ударил. По воле царя Гермоген был отстранен от управления епархией. Восстановил общение с царской семьей, когда та находилась в Тобольске. В 1918 г. утоплен большевиками.
Голицын, Николай Дмитриевич – последний премьер-министр императорской России, с декабря 1916 г. по февраль 1917 г. Ушел в отставку после Февральской революции, затем периодически подвергался арестам, в 1925 г. казнен.
Гусева, Хиония Кузьминична – симбирская крестьянка, в июне 1914 г. пыталась убить Распутина. Признана сумасшедшей, позднее выпушена из лечебницы по распоряжению Керенского.
Гучков, Александр Иванович – консервативный российский политик, член Думы. С 1916 г. активно готовил свержение царя. В феврале 1917 г. был направлен в Псков с заданием уговорить Николая отречься. Военный министр Временного правительства. В гражданской войне поддерживал белых. Умер в эмиграции.