Из записки Дзержинского секретарю: "Надо наладить все форточки, чтобы не дуло. Обить двери, чтоб не были слышны разговоры. Сменить грязные занавески".
Из другой записки: "Мне нужен шкаф-библиотека. Достаньте. Или у нас в ГПУ или в ВСНХ. Платить мне не удастся, поэтому на казенный счет".
1922 год выдался в некотором смысле удачным для 217 представителей русской интеллигенции. В некотором смысле, потому что их выслали из России, но не убили. Примерно так же повезло древним церковным ценностям, которые не отправили в переплавку, а продали за границу в нетронутом музейном состоянии. На избавление от интеллигенции советское государство потратилось.
Из записки зампреда ГПУ Уншлихта генсеку Сталину от 22 августа 1922 года: "Лично. Совершенно секретно. Препровождаю смету расходов на высылку антисоветской интеллигенции за границу. Прошу об отпуске спецфонда в 50 миллиардов рублей". В это время пуд муки стоит 14 миллионов. Простой подсчет указывает, что высылка интеллигенции обошлась государству в полвагона муки.
В следующем после высылки 1923 году в Советской России была проведена денежная реформа и введен золотой рубль, или червонец. Сохранились письма Дзержинского к племяннице. Он помогал ей деньгами. 23 января 1924 года он высылает ей два червонца. 7 февраля — 2 червонца, 7 июля — 2 червонца. В пересчете на червонцы вся история с высылкой из страны 217 представителей российской интеллигенции стоила всего 1 червонец.
За работу с интеллигенцией отвечает 4-е отделение Секретного отдела ГПУ. К 23 августа 1922 года все 217 человек находятся либо под домашним арестом, либо в тюрьмах ГПУ. Из-под ареста освобождались исключительно после заявления: раз — о согласии на выезд, два — о согласии на выезд за свой счет. Две партии были отправлены из Питера на пароходах, зафрахтованных у Германии. Один пароход — под названием "Обер-бургомистр Хакен", второй — "Пруссия". Но в историю они вошли не под немецкими названиями, а под одним, общим и образным — "философский пароход". На этом пароходе — Бердяев, Франк, Трубецкой, Ильин, Карсавин, Осоргин, Вышеславцев, Сорокин, Шестов, Айхенвальд — многие и многие философы, экономисты, филологи. Других отправляли поездом. Высылка продолжалась и в 1923-м.
За возвращение на родину предусматривалась высшая мера наказания — расстрел. Об этом статья 7 Уголовного кодекса РСФСР. Это уточнение внесено лично Лениным в мае 1922 года, за две недели до инсульта.
Высылаемым дозволялось взять с собой одно зимнее пальто, одно летнее, один костюм, две пары кальсон, две рубашки, две пары чулок. Из драгоценностей разрешались венчальные кольца. Нательные кресты снимались.
Для выявления инакомыслящих еще в апреле 1922 года было создано Бюро содействия органам ГПУ на местах.
Из инструкции Секретного отдела ГПУ об организации Бюро за подписью Генриха Ягоды. Будущий глава НКВД Ягода в 1922 году находится в должности замначсоперупра ГПУ. В переводе с раннесоветского языка на русский, Ягода — заместитель начальника секретнооперативного управления ГПУ. Так вот, в инструкции он пишет: "Члены Бюро содействия органам ГПУ присутствуют на общих собраниях, где наиболее рельефно выявляется физиономия личного состава учреждения: берут на учет подозреваемых в неблагонадежности, заполняют на каждого из них секретную анкету, содействуют поступлению на службу секретных сотрудников ГПУ, их внедрению в коллектив".
Бюро содействия органам ГПУ организуется в каждом государственном, общественном, кооперативном и частном учреждении, а также в вузах.
Строго говоря, поводом для высылки из страны интеллигенции послужило первое в советской истории "дело врачей". Нарком здравоохранения Семашко посетил Всероссийский съезд врачей. После съезда он написал письмо в Политбюро. В этом письме нарком здравоохранения ни много ни мало обвинил своих коллег в организации похода против советской медицины, в восхвалении земской страховой медицины и в попытке создания своего профессионального печатного органа. Врач Семашко рекомендует выжечь каленым железом всякое упоминание о знаменитой русской земской медицине.
На обороте письма Семашко Ленин отписывает Сталину: "Я думаю, надо строго секретно показать это Дзержинскому, вынести директиву. Поручается Дзержинскому вместе с Семашко выработать план мер. Доложить Политбюро. 22 мая 1922 года".
Через день у Ленина инсульт.
Через месяц делегаты съезда врачей отправлены в ссылку с формулировкой: "За использование своего положения для антисоветской агитации".
Сразу же после того, как к Ленину вернулась речь, он диктует письмо Сталину об ускорении высылки инакомыслящей интеллигенции: "Надо бы несколько сот подобных господ выслать за границу безжалостно. Очистим Россию надолго. Арестовывать без объявления мотивов. Выезжайте, господа".
Утечка мозгов из России началась с высылки мозгов.
Таким образом, НЭП, новая экономическая политика, началась с разгрома церкви и репрессий в отношении интеллигенции и специалистов.
По поручению Дзержинского в стенах ГПУ составляется аналитическая записка: "Новая экономическая политика Советской власти создала опасность объединения сил буржуазных и мелкобуржуазных групп, находящих себе опору в условиях развития НЭПа".
И надо же такому случиться, чтобы заказчик этой аналитической записки Феликс Дзержинский умер после выступления в защиту абсолютно либеральной по тем временам экономической политики. В 1924 году глава ГПУ Дзержинский становится еще и председателем ВСНХ — Высшего совета народного хозяйства. По Москве тогда немедленно пошли слухи о том, что Дзержинский приведет в ВСНХ с собой большую группу чекистов. Этот слух полностью оправдался. Группу товарищей, пришедших на работу в ВСНХ из ЧК, возглавил Манцев, ранее известный как начальник московской, а затем всеукраинской ЧК.
Но воздух чуть освободившейся нэповской экономики сыграл дурную шутку с начальником ГПУ. Дзержинский заговорил о необходимости укрепления частного капитала. Потом он выступил в поддержку благосостояния деревни, которая стала обгонять в своем развитии промышленность. Он произнес крамольные слова о том, что не надо бояться мелкобуржуазной деревни. Дзержинский кричал, что нельзя взвинчивать оптовые цены и гнать средства в основной капитал индустрии. Что индустриализация любой ценой — это антисоветская бессмыслица. Его начала преследовать мысль о производительности труда в 1913 году. Ему захотелось немедленно поднять производительность в 1924-м. Полный экономический дилетант начальник ГПУ Дзержинский свято верил, что вопросы экономики можно решать аврально, ударно. Кампания, скажем, по повышению производительности труда. Рабочие в это время после разрешения продажи ранее запрещенной водки нещадно пили. После зарплаты и праздников на работу не выходили. Дзержинский наивно полагал сначала, что с рабочими будут разбираться коммунисты-хозяйственники. Те ввязываться в конфликты с рабочими не желали. Они считали, что для этого у них есть ручные руководители фабзавкомов и профсоюзов. Но среди профсоюзных лидеров в то время была большая мода на растрату общественных денег. Не важно, что это были за деньги — библиотечные, клубные или профсоюзные взносы. Даже на XIV съезде партии речь шла о том, что "волна растрат прокатилась через низовые профсоюзные организации".
Так что профсоюзные лидеры ни к черту не годились. Рабочие их в грош не ставили. В результате начальник ГПУ и председатель ВСНХ Дзержинский может опереться только на беспартийных инженеров, техников и мастеров. На фабриках и заводах этих людей "старого режима" бьют, обливают водой, бросают камни в окна их квартир. А они, несмотря ни на что, продолжают определять нормы выработки, расценки, размещают рабочих по способностям и квалификации. Дзержинский защищает свою беспартийную и единственную опору. Он орет на директора завода: "В басне вол пашет, тащит плуг, а муха на шее вола кричит: мы пахали. Вы, директор завода — эта самая муха. Заявляю, буду увольнять, привлекать к ответственности".
При Дзержинском влиятельные посты в ВСНХ занимают пять беспартийных, пять бывших меньшевиков: Гинзбург, Соколовский, Штерн, Кафенгауз, Валентинов. Никто из них в партию не вступил, хотя им и делались предложения. В 1931-м они будут осуждены. Дзержинский в 1925-м говорил: "Говорят, что, мол, в ВСНХ — меньшевистское засилье. Пожелаю, чтобы и в других наркоматах было такое же засилье. Это засилье превосходных работников. Они работают не за страх, а за совесть". К этому пассажу Дзержинского следует сделать одно уточнение — по поводу страха.
В 1924-м и 1925-м аресты идут по всей стране. В ВСНХ их почти не было. Поэтому многие инженеры говорили, что полтора года при Дзержинском они могли спать спокойно.
В апреле 1925-го Дзержинский решил трудоустроить в ВСНХ Бориса Савинкова. В прошлом лидера эсеров, крупнейшего террориста и министра Временного правительства. Савинков в это время сидел во внутренней тюрьме ГПУ. Дзержинский хотел сделать его бухгалтером. Политбюро запретило. Савинкова в тюрьме сбросили в лестничный пролет.
Речи Дзержинского по экономическим, организационным и кадровым вопросам в светской печати публикуются в сильно смягченном виде.
20 июня 1926 года на пленуме ЦК Дзержинского прорвало по полной программе. Он защищал частных предпринимателей, он говорил, что социализм никогда не изучал торговлю. Потом обрушился на наркома внутренней торговли Каменева: "Я прихожу прямо в ужас от нашей системы управления, этой неслыханной возни со всевозможными согласованиями и неслыханным бюрократизмом". Он задыхался на трибуне, еле стоял, шатался. Через три часа — умер.
В газете "Правда" на следующий день слова о бюрократизме смягчили.
Троцкий тогда на пленуме Дзержинскому крикнул: "Осторожнее указывайте на разлагающий партию бюрократизм! Вы рискуете, со всеми вытекающими отсюда последствиями, быть записанным в лагерь оппозиции". Тут Троцкий как в воду глядел. В 1927 году позиция, приверженцем которой неожиданно для себя самого стал Дзержинский, будет названа "правым уклоном" и станет расстрельной статьей.