Австрийский император Франц Иосиф
Похороны австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда
В эти дни ходил анекдот: ключник потустороннего мира, апостол Петр, встречает эрцгерцога Фердинанда: «Ваше высочество, за вами сюда ожидается большая свита».
Особенно много народу ожидалось из России.
В фильме «Дом, в котором я живу» есть знаменитый кадр — главные герои идут по улице, а в конце ее встают цифры «1941». Мы всегда эмоционально реагируем на этот кадр. На самом деле с ничуть не меньшим, а может быть, и большим правом на нашу трагическую память могут претендовать цифры «1914». В 1914-м начались события, после которых рухнула огромная страна Россия. Первая мировая война начинает и возглавляет эту череду событий.
Первую мировую войну называют еще Великой войной. В этом названии — масштаб трагедии, количество жертв, перекройка карты Европы, страшная цепь последствий — большевизм, фашизм и, наконец, Вторая мировая война.
В самой комбинации цифр «1914» и «1941» есть что-то мистическое.
Император Николай Александрович Романов, к 1914 году уже двадцать лет как царствующий в России, был склонен к мистицизму. Число современников, свидетельствующих о его мистицизме, может конкурировать только с теми, кто пишет о нем как о глубоко верующем человеке. Мистицизм и христианская вера, казалось бы, несовместимы друг с другом. Но точкой их пересечения в душе российски о императора оказалась его непостижимая убежденность в том, что он, Николай Александрович, действительно помазанник Божий на российской земле.
Царствующий император Николай II
В течение двадцати лет правления Николая Россия отказывалась с этим соглашаться. Ходынка, разгром в русско-японской войне, 1905 год, испуг до полного безвластия, тотальный эсеровский террор авторитет Николая не укрепили. Затем Столыпин шесть лет вместо царя осуществлял управление страной в качестве кризисного менеджера. Потом Столыпина убили. Николай не воспринял это как трагедию, тем более как национальную трагедию. Но исчезновение с российской политической сцены такого сильного персонажа, как Столыпин, также не повысило самооценку Николая. Его личные впечатления от первого десятилетия российского XX века были кошмарными и настолько подавляющими, что мысль о себе как о Божьем помазаннике должна была отступить.
Однако соблазн пришел с самой неожиданной стороны. Благодаря внятной экономической и финансовой политике нелюбимых Николаем премьеров Витте, Столыпина и Коковцова Россия была на мощном экономическом подъеме. Так вот, оказалось, что экономический подъем — это невероятное испытание для лидера страны, задавленного комплексами собственных неудач. В особенности если речь идет о самодержце гигантской страны со стремительно растущим населением. Женщины рожают детей, то есть солдат, доходы страны растут, инстинкт государственного самосохранения ослабевает. К тому же государь, прежде всего, человек военный. Он ценит свое военное образование и говорит, что свободнее всего чувствует себя среди военных.
В 11 часов утра 29 января 1914 года к премьер-министру с двухлетним стажем и уже десять лет как министру финансов Владимиру Николаевичу Коковцову явился курьер и передал небольшого формата письмо от государя.
Это было увольнение с должности в следующих высочайших формулировках:
Николай II на смотре войск
«Владимир Николаевич!
Не чувство неприязни, а давно и глубоко осознанная мною государственная необходимость заставляет меня высказать Вам, что мне нужно с Вами расстаться.
Быстрый ход внутренней жизни и поразительный подъем экономических сил страны требуют принятия ряда решительных мер, с чем может справиться только свежий человек».
Кстати, о свежести. На место Коковцова был поставлен Горемыкин, ему в этот момент стукнуло 75 лет, в премьерское кресло Николай сажает его по второму заходу. Первый раз он его заменил Столыпиным. Так что если осетрина по-булгаковски, как известно, бывает только одной свежести, то по-царски у премьер-министра легко может быть две свежести и более. Горемыкин известен как крайне несамостоятельный чиновник, находящийся в постоянном ожидании указаний от Николая.
Премьер-министр и министр финансов В. Н. Коковцов
Но вернемся к отставке Владимира Николаевича Коковцова.
В 11 утра в пятницу 31 января 1914 года он вошел в кабинет государя.
Государь, только вернувшийся с прогулки, быстро пошел навстречу Коковцову, подал ему руку и, не выпуская его руки, стоял молча и смотрел ему прямо в глаза.
Современники отмечали, что, когда Николай бывал взволнован, он беспрерывно курил и смотрел себе под ноги. Коковцову Николай смотрел в глаза. Потом он обнял его, два раза поцеловал и пожаловал графский титул. Потом опять поцеловал. Далее государь объявил, что назначает бывшему премьеру в виде заботы 300 тысяч рублей для единовременной выдачи. Коковцов отказался. «Ну, что же делать», — сказал государь, обошел вокруг стола, опять взял Коковцова за руку. Глаза его были полны слез. Коковцов поцеловал ему руку, он поцеловал Коковцова в губы и прибавил: «Так расстаются друзья».
Такова эмоциональная составляющая воспоминаний Коковцова о прощальной аудиенции. Теперь об эмоциях несколько иного свойства. Премьер-министр, он же министр финансов, был убежденным противником войны и единственной преградой на пути возрастающего влияния военного ведомства. Когда Николай 31 января 1914 года со слезами и поцелуями сдавал Коковцова, он не мог не отдавать себе отчета в том, о чем он плачет. В ином случае самообладание не покинуло бы его. А его самообладание стало легендой еще при жизни Николая, вызывало толки об «азиатском фатализме».
На самом деле это выдержка, которая давалась воспитанием. Вроде бы неуместное сравнение, но так выпускницы Смольного института в сталинские времена, стоя с передачей мужьям в тюремных очередях, умели на людях скрывать свои чувства. Вероятно, именно по причине внешней сдержанности и фотографии Николая не оставляет какого-то определенного впечатления. Он хорошо выглядит, аккуратен, нельзя представить себе, чтобы он повысил голос. Кажется, что он должен быть педантичным, должен любить свежий воздух и порядок. На этом фоне чем-то из ряда вон выходящим кажется привычка Николая запивать портвейном не только сыр и десерт, но и горячие блюда.
Так что слезы при отставке премьер-министра — это однозначно ЧП, чрезвычайное положение.
Мать Николая, вдовствующая императрица Мария Федоровна, прочитала 30 января в газете об увольнении Коковцова. В тот же вечер, встретившись с сыном в театре, задала ему вопрос: «Зачем ты это сделал?»
И получила ответ государя:
«А ты думаешь, что мне это легко? Когда-нибудь в другой раз я расскажу тебе все подробно, а пока я и сам вижу, что не трудно уволить министра, но очень тяжело сознаваться в том, что этого не следовало делать».
Мария Федоровна рассказала об этом разговоре при встрече Коковцову и добавила:
«Мы идем верными шагами к катастрофе. Государь слушает только льстецов. Я сама скорее чувствую инстинктом, но не умею ясно представить себе, что именно нас ждет».
Председатель российского правительства считал гонку вооружений опасной до последней степени. Гонка вооружений вселяет в массовое сознание мысль о том, что война неизбежна. Волна нервного возбуждения при этом поднимается так высоко, что захлестывает даже самых убежденных противников войны. Все это российский премьер-министр излагал еще в июне 1912 года германскому канцлеру Бетману-Гольвегу во время встречи в верхах между российским и германским императорами. Канцлер в свою очередь заметил, что Россия еще в 1910 году приняла так называемый мобилизационный план номер 18, рассматривающий Германию в качестве потенциального врага. Это было чистой правдой. Государь подписал этот план с подачи военного министра, и вероятный противник был высочайше утвержден. Суть плана в следующем. Мы не бьем врага сразу. Мы заманиваем его все дальше и дальше в глубь нашей территории, там, в глубине России, армия пополняется призванными из запаса и тогда уже переходит в наступление и гонит врага с родной земли. Подобный план, во-первых, несомненно, дает представление о том, что российский царь владеет огромной территорией, ему есть куда заманивать.
Во-вторых, лавры Кутузова с его вынужденным маневром образца 1812 года не дают покоя. При этом о сдаче Москвы Наполеону никто не вспоминает. А в-третьих, Германия ответила в 1911-м введением чрезвычайного военного налога и новой могучей программой вооружения. В 1911 году половину общеимперского бюджета Германия направляет на подготовку к войне, в 1913-м — уже 62 процента. В 1912 году российской военный министр, в свою очередь минуя председателя правительства и Думу, которая утверждает военный бюджет, напрямую выходит на Николая с требованием денег. Ввиду быстрого вооружения Германии нам нужен единовременный кредит в 350 миллионов рублей плюс добавить министерству 100 миллионов рублей ежегодно. Имя министра финансов Коковцова, который считает, что гонка вооружений подрывает финансовую стабильность страны, — синоним врага народа. Министр финансов отвечает военному министру: «Хорошо, у меня есть свободные 450 миллионов рублей, я отдам их, но я попрошу помощи у государя. Пусть государь повелит своим именем всем гражданским министрам, чтобы они не просили денег». Это означало — деньги пойдут только на войну. Государь ответил очень просто: «Представьте мне завтра проект моего повеления об этом всем министрам, и я подпишу его с большой радостью».
Через год в Петербурге во время встречи начальников генеральных штабов России и Франции генерал Жоффр в светской беседе с российским министром финансов Коковцовым не без ехидства заметил, что завидует русскому военному министру Сухомлинову, потому что тот всегда может получить денег столько, сколько хочет. В ответ Коковцов показал Жоффру один финансовый документ, и генерал Жоффр собственными глазами увидел, что у русского военного министра налицо 200 миллионов рублей, то есть 500 миллионов франков, неиспользованных кредитов. Раскланиваясь с генералом Жоффром, Коковцов заметил: «Если должностное лицо не крадет деньги — это еще не достижение, потратить их вовремя и на дело — вот искусство».