Исторические корни волшебной сказки — страница 50 из 61

Вяч. Вс. Иванов и В. Н. Топоров{45} прямо обращаются к схеме В. Я. Проппа с тем, чтобы использовать ее для записи и анализа различных повествовательных текстов. Они предлагают рациональное упорядочение символов средствами современной логики. При этом функция всякий раз интерпретируется как отношение различных сказочных персонажей или предметов.

Эти авторы увязывают функциональный анализ в духе В. Я. Проппа с исследованием элементарных семантических оппозиций, играющих большую роль в мифах. Для их записи ими также предложены определенные символы.

С. Д. Серебряный в своем докладе{46} пытается внести некоторые коррективы в формулу В. Я. Проппа, исходя, как ему кажется, из более строгой формализованной интерпретации материала. Он предлагает функцию В считать связкой, функцию К — мотивировкой, функцию Т — лишь сопутствующим моментом при различных функциях и т. д. Всю сказку, считает С. Д. Серебряный, можно разделять на три основных момента: 1) начальное вредительство, создающее завязку (А ДБ-3 Пр Х Ф), 2) ответные действия героев (Г Р- П) и 3) благополучный исход, восстановление разрушенного порядка вещей (Л Сп У О Н С*); между ними — перемещения. Сказка, по его мнению, создается разворачиванием этой троичной схемы.

В заключение мы позволим себе бегло высказать некоторые соображения о возможности дополнительной морфологической интерпретации волшебной сказки, исходя из принципиальных основ, заложенных В. Я. Проппом в его книге.{47}

Дополнительные связи между функциями В. Я. Проппа, их единая природа — как синтагматическая, так отчасти и семантическая — обнаруживается при анализе более абстрактного уровня больших синтагматических единств. Такими синтагматическими единствами являются различные виды испытаний и приобретаемых героем в результате испытаний сказочных ценностей. Ритм потерь и приобретений объединяет волшебную сказку с мифом и с другими видами повествовательного фольклора.

Аналогичную испытаниям (по своей дистрибуции) ключевую роль в мифах играют космогонические и «культурные деяния» демиургов, в животных сказках — трюки зооморфных плутов (трикстеров), в новеллистической сказке особые категории испытаний, ведущие к разрешению индивидуальной драматизированной коллизии. Для классической формы волшебной сказки специфична двойная оппозиция предварительного и основного испытаний, во-первых, по результату (в первом случае только чудесное средство, необходимое для прохождения основного испытания, во втором — достижение основной цели), во-вторых, по характеру самого испытания (проверка правильности поведения — героический подвиг).

В архаическом синкретическом фольклоре эта оппозиция либо отсутствует, либо нерелевантна, а в классической волшебной сказке она заложена в самой семантической структуре и неустранима.

Наряду с предварительным (e) и основным (Е) испытанием в волшебной сказке часто (но не обязательно) имеется еще и дополнительное (Е') испытание на идентификацию героя. Кроме того, действия антагониста или даже самого героя (нарушение запрета, «поддача» на «подвохи»), ведущие к беде и к недостаче, могут быть условно интерпретированы как своего рода испытание с обратным знаком вч). Если мы соответственно обозначим потерю или недостачу через l, чудесное средство, полученное от дарителя в результате предварительного испытания (чудесный предмет, помощник, совет) через л, ликвидацию недостачи вследствие основного испытания — через l, то получим следующую формулу:

Таким образом, волшебная сказка на наиболее абстрактном уровне предстает как некая иерархическая структура бинарных блоков, в которой последний блок (парный член) обязательно имеет положительный знак.

Менее жесткая структура первобытных синкретических сказок выступает как своего рода метаструктура по отношению к классической волшебной сказке.

Пропповские функции легко группируются по указанным бинарным блокам (большим синтагматическим единицам). Не только дистрибутивно тождественные борьба — победа и задача — решение (обозначим их как A1B1 и A2B2) оказываются алломорфами основного испытания (богатырский и чисто сказочный варианты), но также чудесное перемещение к цели (ab) и магическое бегство (аbвч), строго различные дистрибутивно (до или после борьбы), суть динамические (присоединительные) элементы основного испытания. Соответственно претензии самозванца и опознание истинного героя [или негативный вариант: убегание (маскировка) героя — поиск виноватого] составят комплекс дополнительного испытания. Между перечисленными функциями возможны многовалентные отношения (ср. замечание самого В. Я. Проппа о синкретизме функций). Так, например, убегание «скромного» героя, входящее в систему дополнительного испытания, можно одновременно рассматривать как обращенный вариант магического бегства.

Выше уже отмечалось принципиальное различие предварительного и основного испытаний и соответствующее деление на правильные поступки и подвиги. Даритель проверяет правильность поведения героя (его доброту, сообразительность, вежливость, а чаще всего — просто знание своеобразных правил игры) и снабжает его чудесным средством, гарантирующим успех основного испытания. Волшебные силы активно помогают совершить подвиг, порой даже действуют за героя, но в правильном поведении всегда проявляется добрая воля героя (и злая воля ложного героя).

Правила поведения, структура сказочного поступка, составляют цельную семантическую систему, в которой функции обнаруживают дополнительные логические отношения, независимые от их синтагматических связей. Отметим, что поведение по правилам ведет не только к успеху в предварительном испытании, но и к беде, поскольку всякий стимул влечет за собой определенную реакцию: герой обязан принять вызов, ответить на вопрос, выполнить просьбу, даже если это исходит не только от нейтрально-благожелательного дарителя, но и от явно враждебного и коварного вредителя. Известный формализм системы поведения подтверждается необходимостью нарушения запрета (обращенная форма понуждения к действию).

Обозначим парные функции, относящиеся к правилам поведения, греческими буквами αβ в отличие от латинских АВ, аb, относящихся к подвигам. Знаком отрицания над буквой укажем на негативную форму (испытание не дарителем, а вредителем), индексами т и i разграничим материальное действие и словесную информацию. Тогда получим:

Структура поступка героя имеет вид αβ (и соответственно — АВ) или α1β1 (положительным должен быть второй элемент, соответствующий реакции, поступку героя). Поступок ложного героя имеет вид α1β1 (и затем — АВ). По второму элементу (b) противопоставлен герой и ложный герой, по первому элементу (а) можно различить предварительное испытание (аb) и «отрицательное» испытание, ведущее к беде (авчb, abвч).

Уже В. Я. Пропп, давая инвариантную синтагматическую схему функций, наметил и сопряженную с ней структурную модель распределения персонажей по ролям, а также поставил задачу изучения атрибутов персонажей. В изучение атрибутов и самих персонажей можно ввести некоторые парадигматические отношения, также имеющие бинарный характер. Такова, например, схема атрибутов героя и ложного героя. Из нее между прочим, вытекает, что герою с чудесными свойствами сопутствуют ложные герои тоже с чудесными свойствами (например, Вырвидуб), а другим героям соответствуют самозванцы противоположного духовного, семейного, социального статута (оппозиция младший — старший и т. п.). Герои, «не подающие надежд», могут рассматриваться как негативные варианты (излюбленные сказкой в отличие от эпоса) героев с благородной видимостью.

Отношения героя и вредителя-антагониста строятся обычно на оппозиции свой — чужой, проецированной на различные плоскости: дом — лес (ребенок — баба-яга), наше царство — иное царство (молодец — змей), родная семья — неродная семья (падчерица — мачеха). Вредителю соответствует и характер вредительства: мачеха изгоняет падчерицу, чтоб ее извести; баба-яга заманивает детей, чтоб их съесть; змей похищает царевну себе в наложницы и т. п. Это примеры чисто семантического анализа, который основан на вычленении оппозиций, лежащих в основе сказочных представлений и соответствующей им модели мира.

Возможность выделения некоторых алломорф пропповского метасюжета допускалась им самим: он указывал на альтернативность сказок с Б-П и 3–Р (т. е. A1B1 и А2В2), с А и а (по нашей символике с W- с вредительством и без него). Исходя из этих альтернатив, можно, например, четко отграничить некоторые родственные между собой сюжетные типы — группу 300–303 по системе AT (Аарне-Томпсона) от группы 550–551 (в первом случае W lвч и А1В1, во втором lвч и A2B2) группу 311, 312, 327 и т. д. от 480, 510, 511 (A1B1–А2B2). Однако для выделения больших фундаментальных сюжетных групп оказываются более пригодными иные критерии, а именно:

Оппозиция О vs. Овч. Символом О обозначается наличие независимо от героя некоего сказочного объекта, за который идет борьба. О vs. Овч — определение направления вредительства и поисков (quest); O1 — женщина (в исключительных случаях, наоборот, мужчина), вообще — возможный партнер по браку; O2 — чудесный предмет. Оппозиция О vs. Овч четко противопоставляет сказки, в которых герой — спаситель, искатель или, наоборот, жертва, изгнанник.

Оппозиция S vs. Sвч. Символ S указывает, что героическая деятельность служит собственным интересам, а S — интересам царя, отца, вообще общины в целом (как в героическом эпосе и в мифе).