Ашер БарашИсторические новеллы
Несколько слов об авторе
Ашер Бараш (1889–1952) родился в городке Лопатине в Восточной Галиции в семье преуспевающего торговца, позаботившегося о том, чтобы сын получил и еврейское традиционное, и общее образование. В возрасте 16 лет А. Бараш покинул родительский дом и переехал во Львов. Тогда же и были опубликованы его первые произведения — стихи, рассказы, критические статьи, написанные на идише. Знакомство с известными ивритскими писателями И. Х. Бреннером и Г. Шофманом побудило его начать писать на иврите.
В 1914 году А. Бараш переселился в Эрец-Исраэль, начал преподавать в знаменитой Тель-Авивской гимназии «Герцлия» и одновременно печатался в различных периодических изданиях. Во время Первой мировой войны, после того как турецкие власти выселили евреев из Тель-Авива, А. Бараш переехал в Хайфу. Будучи австрийским подданным, он использовал свои связи в разных иностранных консульствах для спасения многих евреев, преследуемых турецкой администрацией.
После окончания войны А. Бараш возвратился в Тель-Авив, где и жил до самой смерти. Он работал во многих издательствах и был главным редактором юношеского ежемесячного журнала «Атидот» («Будущее»). Его произведения печатались в периодических изданиях Второй алии — репатриационной волны из России и Восточной Европы, положившей начало трудовому населению Эрец-Исраэль и новому направлению в прессе и литературе. К этому направлению принадлежат такие писатели, как А. Гордон, Ш. Цемах, С. Бен-Цион, И. Ахаранович, Ш.-Й. Агнон, Д. Барон и др.
Перу А. Бараша принадлежит двухтомная «Теория литературы» — первый практический курс по теории художественной прозы на иврите. Его литературное наследие составляет около 30 томов и включает в себя поэзию, художественную прозу, многочисленные переводы из еврейской литературы, литературоведческие работы, эссе и статьи на разнообразные темы. Его роман «Чужая любовь» был удостоен премии имени Х.-Н. Бялика. Он был председателем Ассоциации писателей, пишущих на иврите, членом отделения Пен-клуба в Эрец-Исраэль и членом Академии языка иврит.
Главные темы прозы А. Бараша — проблемы жизни евреев диаспоры («Огненный столп», «Чужая любовь», «Рассказы Рудорфера») и строительство еврейского ишува в Палестине («Как град осажденный», «Человек и его дом стерты с лица земли», «Садовники»).
В исторических новеллах А. Бараша, в том числе и представленных в данной книге, автор находит адекватный языковой и художественный арсенал средств для убедительного литературного воссоздания картин жизни разных эпох. Действие может происходить во времена библейских царей («Саул и ослицы»), в дни гайдамацких погромов («…И небо тому свидетель»), в нацистской Германии («В Марбурге»), но повествование остается одинаково достоверным. Вопросы, интересующие А. Бараша, как правило, одни и те же: человек и его судьба, место евреев среди других народов, отношение народа Израиля к диаспоре и к Эрец-Исраэль. По убеждению писателя, больной и неестественный мир еврейской диаспоры обречен на закономерное исчезновение, но А. Бараш, сам частично принадлежавший к этому миру, горячо его любит и тоскует по нему. Эта двойственность (характерная в той или иной мере для подавляющего большинства писателей Второй алии) наложила отпечаток на все рассказы А. Бараша, несмотря на реалистический метод описания и отсутствие какого бы то ни было отождествления автора с собственными персонажами.
Так, в споре между выдающимся деятелем Возрождения Эразмом Роттердамским и бедными студентами иешивы, с риском для жизни спасающими священные книги («На постоялом дворе»), личные симпатии А. Бараша принадлежат, очевидно, последним. Но именно великий голландский философ, автор «Похвалы глупости», произносит в рассказе слова, перекликающиеся с учением политического духовного сионизма, — слова о том, что Израилю для его спасения необходимо в какой-то мере отрешиться от чрезмерно углубленного изучения Божественной премудрости и усвоить правила «земного существования» других народов — жить в своем государстве с армией и полицией, своей экономикой и т. д.
Сборник исторических новелл Ашера Бараша — первая попытка познакомить русскоязычного читателя с творчеством этого интересного писателя.
Саул и ослицыПер. И. Минц
Рембрандт. Давид, играющий на арфе перед Саулом. 1629 г.
Киш, сын Авиэля сына Црора, слыл на Гиве человеком деятельным и мужественным. Когда ему было около пятидесяти лет, его трое сыновей заболели и в течение одного месяца умерли один за другим у него на руках. И никого у Киша не осталось, кроме его жены Наамы, которая была слишком стара, чтобы рожать.
Однажды утром Киш надел свою праздничную одежду и верхом на высокой и красивой ослице отправился в город Шалем. Там за большую цену купил он еврейскую рабыню, приятную лицом и стройную станом. Она была круглой сиротой и принадлежала дому Шоа Евусея.
У Евусея купил он ее и ввел в свой дом, чтобы была женой ему на старости лет и принесла ему желанного сына взамен троих умерших.
И звали ее Шломот.
Киш поставил для нее роскошный шатер.
Шломот зачала и по истечении девяти месяцев и пяти дней родила мальчика. Обрадованный отец, убедившись, что младенец хорош и крепок, дал ему имя Саул[1], ибо хотел он сказать этим: «Вот сын, которого просила душа моя».
И устроил Киш многодневный пир для всех жителей Гивы. А на восьмой день совершили, согласно Закону, обряд обрезания. В правую мочку сына Киш вдел серьгу-талисман, залог жизни и здоровья.
На Гиве и во всем наделе Биньяминовом слыл Киш человеком мудрым и неутомимым. 30 лет тому назад, еще будучи юношей, он спас Гиву от захватчиков амалекитян, явившихся сюда с востока, из-за горы Эфраим.
Киш собрал вокруг себя полсотни смельчаков, обучил их владению оружием, тайно закупленным у филистимлян, и темной ночью напал на гарнизон врагов; убив большую часть, остальных обратил в бегство. С тех пор Гива зажила спокойно, и слава Киша, мужа Совета, возросла. Он всегда становился на сторону бедных, гневно преследуя всякую несправедливость, и поэтому многие любили его, но многие и боялись.
Злые языки и завистники, опасаясь открыто выступить против влиятельного Киша, распустили тайком злонамеренный слух, будто владетель евусейский надругался над Шломот до того, как продать ее новому хозяину.
Шломот была высокого роста, с черными гладкими волосами и блестящими глазами горной газели, с гордой и властной осанкой. Киш не скупился: приобретал для нее красивые наряды и украшения, юношам и девушкам, прислуживавшим в доме, а также своей старой жене Нааме он наказал беречь ее как зеницу ока, потому что она мать его единственного сына и наследника Саула и дороже ему всего на свете. Шломот больше не рожала и была всей душой привязана к своему единственному сыну.
И вот случилось однажды, что, находясь на гумне, Киш услыхал разговор, порочащий Шломот: будто бы она, распутная, зачала в грехе, и мальчик якобы похож на Евусея. По голосу он определил, что говорил это Миклот, тот самый Миклот, который был осужден четыре года тому назад за избиение еврейского мальчика-раба, а Киш был тогда судьей.
Возмущенный наглой клеветой, Киш взял дубинку, перелез через колючую изгородь, минуя пшеничную копну, подошел к сидевшему на поле Миклоту и молча обрушил свою палку на голову клеветника. Тот рухнул без сознания и, хотя остался в живых, годами с тех пор не вставал с постели, мучаясь болями.
Утром следующего дня, придя к старейшинам, Киш рассказал о содеянном:
— Я согрешил, избил человека без суда. Во мне закипела кровь, а рука — плохой советчик. Возложите на меня наказание по закону.
Вызвали присутствовавших при избиении как свидетелей. Под присягой они показали, что Киш действительно избил дубинкой Миклота, но что Миклот пустил гнусную сплетню о Шломот и ее сыне, которых Киш любит больше самого себя. Тогда судьи постановили обязать Киша выплатить жене избитого деньги, так как она лишилась кормильца. Но, сказали они, Киш не совершил кровного греха, поскольку его оскорбили бесчестным и лживым наговором на супругу. А клеветник — он вполне заслуженно наказан.
С того самого дня Киш стал другим человеком. Он отпустил бороду, перестал стричь волосы, стал похож на аскета, удалившегося в пустыню. Он избегал людей, пренебрегал обязанностями мужа Совета, хотя в округе по-прежнему его почитали. Киш целиком сосредоточился на хозяйстве — оберегал собственные поля, виноградники, стада. И все силы свои положил на воспитание сына — единственной страсти души его. Он учил Саула разным ремеслам, заставлял упражняться в быстром беге среди скал, прыгать через препятствия, обучал искусству борьбы, меткому метанию пращи, безукоризненному владению луком — на случай войны с врагами. Он учил его Торе и соблюдению обычаев предков, передававшихся из поколения в поколение в доме Авиэля, отца его. Киш не умел ни читать, ни писать и не обучил грамоте своего любимого сына.
Годы забот и трудов несколько согнули Киша, но он оставался крепким. Он говорил очень скупо и сдержанно. Многие, знавшие его раньше, помнившие его кипучую энергию, упрашивали Киша вновь заняться делами общины, на что он неизменно отвечал:
— Зачем вы обращаетесь ко мне, грешному? Я ведь принадлежу к самой младшей семье колена Биньямина.
Он больше не соглашался быть советником и защитником, даже стал уклоняться от участия в общих жертвоприношениях, перестал ходить в Божий дом, не появлялся на праздниках. Он поставил в своем дворе жертвенник и там приносил жертвы Господу, согласно учению Моисея, переданному ему по заветам предков. Но не забыл он, как отец брал его с собой в Шило,[2] и не забыл он ни самое торжество, ни самое место жертвенника. Он рассказывал сыну своему Саулу о Скинии и ее утвари, о Ковчеге Завета, о первосвященнике Элии и его воспитаннике Самуиле. И у мальчика, слушавшего рассказы отца, захватывало дух.