Провидец был облечен саном священника, пророка и Судьи. Он шел, не поворачивая головы, но не было сомнения, что он видит всех, собравшихся на праздник, видит каждого. Сердца людей трепетали от сознания торжественности минуты и благоговения перед происходящим. Подумать только, все еще жив старый провидец, почет и уважение к нему не уменьшаются, глаза его еще светлы, а силы не иссякли, он все еще в состоянии подчинять себе людей и обуздывать их желания!
К алтарю были поднесены все приправы для жертвы; Самуил обошел вокруг теленка трижды, проверил, нет ли в нем какого-либо изъяна, чист ли он, провел рукой по его спине и загривку. Прежде, чем повелеть связать животное, он подозвал к себе резника и шепнул ему на ухо:
— Когда разделаешь телка, возьмешь его голень, не срезав с нее ничего, и сохранишь ее до времени, указанного мною.
После заклания тельца провидец повернулся лицом к народу, намереваясь благословить его, но помедлил. Глаза его блуждали по толпе, что-то высматривая.
Вдруг увидел он юношу высокого роста, приятного лицом, возвышающегося над всеми остальными в толпе. Глаза юноши были обращены вверх, ноздри учащенно трепетали, вокруг черных волос сиял свет, а лицо было чисто, как очищенный от кожуры гранат, и светилось большой радостью. Рядом с юношей стоял слуга с шерстяным одеялом и сумкой через плечо, похожий на оруженосца.
Дрожь прошла по телу провидца, лицо его покрылось румянцем, как лицо юноши, внутренний голос шепнул ему:
— Вот тот, на котором лежит печать Божия. Он обуздает народ и будет править им.
Его ночные молитвы были услышаны Богом. Знамение Бога не обмануло его. Он посылает своего Мессию в нужный момент. Сегодня Бог удовлетворит желание своего народа.
И Самуил протянул руку в сторону Саула и громко сказал Гаду, стоявшему рядом:
— Пойди и приведи вон того молодца, который стоит рядом со своим слугой; он сегодня откушает вместе со мной!
Все, написанное в Книге Самуила, точно соответствует событиям из жизни Саула, царя Израиля. Твердой рукой взял он царство, и колена Израилевы, ближние и дальние, были послушны ему.
Ахиноам, дочь Ахимааца, мудрая и прекрасная, стала спутницей его жизни, и она родила ему пятерых сыновей и дочерей. Все они были любимы им, все как на подбор; и первенец его, простодушный силач Ионатан, и Аминадав, Малкишуа, Марав, и маленькая, гордая в любви Михаль. И дочь, и мать его Шломот следили за домом, полным великолепия и достоинства. А Киш, его отец, остался жить в своем доме с Наамой, рабами и прислугой и до последнего вздоха своего так и не мог примириться с тем, что сын его — царь. И так говорил он о нем:
— Почему сын мой не нашел ослиц вместо царства? Тем он доставил бы мне больше радости, и душа моя пребывала бы в мире и спокойствии.
Саул победил Моава и Амнона, Эдома и Цова, филистимлян и даже Амалека, этого врага-притеснителя и угнетателя Израиля, про которого в Торе сказано, что надо стереть всякую память о нем за зло и страдания, причиненные им евреям во время Исхода из рабства египетского. Саул завоевал сердце народа, люди любили его, но и трепетали перед его именем.
Не покорил он только сердце старого провидца, так как Саул стал казаться Самуилу не тем царем, который нужен народу. Когда он видел Саула, сидящим на царском троне (трон был вделан в стену выстроенного дворца и прикреплен крепкими гвоздями), провидец втайне помышлял найти другого человека, которому можно было бы отдать трон Саула.
И вот явился отрок, никому не известный, вызвавшийся вступить в единоборство с Голиафом. Он сразил филистимского великана и тем завоевал сердце народа. Самуил понимал, что когда филистимляне опять пойдут войной на Израиль, желая отомстить ему за поражение, они вознамерятся завоевать всю страну, и только твердая рука Давида настигнет и поразит их, где бы они ни были. Он видел своим прозорливым оком, как необъяснимая сила толкает этого странного чужого юношу к царскому трону. Он — тот самый человек, который должен царствовать в Израиле, он и дом его по наследству, хотя сейчас все видят в нем только презираемого бедняка.
Ахьё, верный оруженосец Саула, пал в одной из битв, и родственник Саула Гдор, сын Авнера, занял его место.
Саул вел войны не только с внешними врагами, ему пришлось вести борьбу и в собственном доме. С того дня, как в его жизнь вошел человек по имени Давид, не все у него стало ладиться и с собственными детьми. Ахиноам испытывала даже облегчение, когда он уходил на войну. В их отношениях любовь и враждебность сменяли друг друга. Дошло до того, что душа Саула озлобилась, и не было ни в чем ему покоя, все вызывало в нем раздражение, он жил в постоянном разногласии и разладе с самим собой. Когда душа его насытилась сознанием царского величия, а само царство окрепло, именно тогда в него вселился страх, мучивший и причинявший боль, как рваные раны от орлиных когтей, и никакими способами он не мог избавиться от него. Иногда только, на короткое время, Давид своей игрой на арфе рассеивал злой дух и плохое настроение; потом все начиналось снова с прежней силой, страх неотступно продолжал мучить его.
Больше всех был ему в тягость старый провидец, поступавший наперекор ему, обращавшийся с ним почти грубо и не желавший видеть и слышать его. Провидец только и делал, что посылал к нему пророков с разными запросами и указаниями, которые невозможно было исполнить. Он догадывался о том, что Самуил заодно с Давидом и раскаивается в том, что помазал в свое время Саула на царство. Провидец отвратил от него сердце свое, а теперь своими бесконечными молитвами к Богу отвращает от него и Божье расположение.
После смерти Киша, своего отца, Саул много дней провел в трауре. Он вспоминал проницательный ум отца, его умение жить настоящей полной жизнью, жить правдиво и поступать во всем по своей воле. Он же не такой, другие склоняют его то в одну, то в другую сторону, а он слушает всех, а иногда никого, и сердце его разрывается от неумения принять самостоятельное решение, поступать только в согласии со своей волей. Вот, позвал его отец перед смертью, положил руку ему на голову и сказал:
— Сын мой, отдай царство Давиду, сыну Ишая, и найдешь покой себе и дому своему, и снова начнешь жить, как человек, который отдал народу своему все, чем Бог одарил его, все, что человек в состоянии отдать. И царь, и народ будут вспоминать тебя добром, будут помнить все хорошее, что ты сделал. В таком поступке они усмотрят проявление твоего благородства, и тебе будет хорошо. Сын, прими жизнь от умирающего отца твоего.
Со вниманием слушал Саул слова отца и вдруг увидел в отцовских глазах слезы. Он качнул головой в знак согласия, но знал, что не выполнит обещанного. В нем горел сильный, как в преисподней, огонь зависти, жажда власти снедала его, и он не мог представить себя без царства, которое досталось ему, как Божий дар.
Только из-за ненависти к Давиду он умертвил священников и разрушил дотла их город Нов, никого не оставив в живых. Все его домочадцы это понимали, но молчали, хотя в глазах у них застыл ужас.
И когда умер Самуил, и весь народ оплакивал его, Саул не присутствовал на его похоронах в Раме, во дворе Элкана, он не был с народом. Его одолела злоба и тоска, он метался из одной комнаты в другую и не мог избавиться от гнева. Когда это чувство его немного отпустило, он сказал самому себе:
— Вот теперь Бог повернется ко мне и осветит светом своим и откроет мне истину.
Но душа его осталась опустошенной, и Бог не явился к нему ни во сне, ни наяву. И через пророков Бог не возвещал ему истину, они говорили ему слова, зная, что они лживые, и сами боялись его после того, как он убил священников и уничтожил город Нов.
И тогда наступил последний рубеж его жизни.
Три дня и три ночи шли ожесточенные бои у подножья горы Гилбоа. Филистимляне вели наступление из долины, а евреи укрепились на горе, лагерь против лагеря, лицом к лицу дрались они, как пантеры и львы, но ни одна сторона не одерживала верх, хотя павших с обеих сторон было великое множество.
На рассвете четвертых суток, еще до восхода солнца, дрогнул израильский строй и стал отходить на гору, а филистимляне стали наступать и теснить израильтян все плотнее и плотнее. Они истребляли израильтян от восхода солнца до полуденной жары, рассеяв по всему склону горы. Под каждым кустом, под каждым камнем лежали убитые и раненые, а оставшиеся в живых бежали кто куда, и не оставалось места, где бы еще стояли хотя бы два воина рядом.
На глазах Саула, ожесточенно сражавшегося вместе со всеми все эти дни, пали от вражеской руки оба его сына, и он смешался теперь с толпой убегающих, с погонщиками скота и прочими, и невозможно было узнать в нем теперь царя и полководца; он даже потерял свой медный шлем, убегая, бросил пояс, выронил где-то свой меч и ему казалось, что Бог мести гонится за ним и нет ему спасения. Он скатился по склону горы, упал на колени и, падая, увидел своего юношу-оруженосца, падающего лицом вниз, чтобы прикрыть его своим телом. Он видел только его и больше никого на всем поле битвы.
Саул впал в забытье. Он не знал, что уже долго лежит так, смертельно раненный, и вся земля под ним пропитана его кровью.
В сумерки, за час до захода солнца, он раскрыл глаза и увидел себя распластанным на пустыре, вдали от селений, среди растоптанных колючек и безмолвных камней, а недалеко от себя он заметил своего оруженосца, лежащего ничком на земле, уткнувшего лицо в локти, словно заснувшего от чрезмерной усталости.
Саул настолько устал, что не чувствовал боли, не знал, что из ран его вытекло много крови, не знал, что с ним случилось и где он находится. Холод пронизывал все его тело, в мозгу стоял теплый туман.
Так лежал он на земле, и перед взором его проносилось все то, что произошло с ним с того дня, когда он в сопровождении своего слуги Ахьё ушел из отцовского дома на Гиве искать потерявшихся ослиц. Все это пришло к нему, как в ночном сне: ясно, четко и настолько реально, что казалось, можно было пощупать рукой. Неужели все это только видения, видения, которые ему иногда грезились наяву? Возможно ли, что все это произошло на самом деле, в жизни?