В апреле 1942 года Федор Кравченко был включен в состав разведывательной группы «Лео», которая готовилась для заброски в тыл противника. Для оперативной переписки с Центром он выбрал себе псевдоним «Панчо», видимо, в память о своей командировке в Латинскую Америку...
Командиром разведывательной группы был назначен Алексей Коро-бицын. Его и называли «Лео». Судьба опять свела вместе этих самоотверженных молодых людей. Казалось, что они должны были плечом к плечу всю жизнь сражаться то с испанским, то с германским фашизмом...
«Панчо» стал заместителем Коробицына. В состав группы входили еще три человека — радист Антоненко и два разведчика-австрийца — Штейнер и Ляйтнер. Перед вылетом они облачились в немецкую военную форму, получили даже по Железному кресту и полный комплект документов. От настоящих немцев их отличить было невозможно.
Цель группы — вести разведку переброски гитлеровских войск через Гомельский железнодорожный узел.
В ночь на 9 мая 1942 года группа «Лео» вылетела с одного из подмосковных аэродромов. Самолет взял курс за линию фронта...
В заданном районе разведчики один за другим покинули борт самолета и растворились в ночном небе. Приземлились они благополучно и быстро нашли друг друга. Но грузовой парашют не раскрылся, и все резервные источники питания для радиостанции разбились при ударе о землю. Разведгруппа осталась с одним комплектом батарей для рации, которую Антоненко даже в полете бережно прижимал к груди.
Белорусский лес оказался не очень гостеприимным. Не успели разведчики разобраться в обстановке, как оказались в окружении партизан, которые не ждали гостей из Москвы и приняли их за гитлеровскую диверсионную группу. Командир разведчиков Алексей Коробицын безуспешно пытался убедить партизан в том, что он и его люди прибыли с Большой земли. До выяснения обстоятельств разведчиков разоружили и заперли в землянке.
Обстоятельства выяснялись тоже своеобразно. Партизаны в качестве доказательства потребовали, чтобы Антоненко по своей рации связался с Центром и попросил Москву передать в одном из радиосообщений Совинформбюро информацию определенного содержания. В конце второй недели в эфире все-таки прозвучало условное сообщение из Москвы. Услышать его были рады и разведчики, и партизаны...
После этого происшествия для партизана «Панчо» и его боевых товарищей начались суровые будни разведки в тылу противника. Однако отсутствие электропитания для радиостанции вынудило их вскоре временно присоединиться к партизанскому отряду и заняться диверсиями в тылу немецких войск...2
Разведывательно-диверсионные группы и отряды, направляемые в тыл противника, зачастую имели не одну, а несколько боевых задач. Нередко эти группы имели связь с партизанами и опирались на их базу. В случае затруднений материального характера они были вынуждены действовать совместно с партизанами. >
В то же время основная задача многих групп и отрядов заключалась в том, чтобы после выполнения ближайших конкретных задач приступить к формированию партизанских отрядов в тылу противника и далее действовать в интересах руководящего органа разведки, направившего их в тыл противника. Одним из первых, кто начал выполнять эту задачу, был отряд Г.М. Линькова. При этом надо заметить, что этот отряд был одним из немногих, кому удалось выполнить эту задачу в 1941 году и начать действовать в 1942-м.
Отряд Линькова
*
15 февраля 1942 года часть отряда Линькова, в котором находился комиссар Давид Кеймах, была выведена из тыла противника. (Казалось бы, это серьезно снизит боеспособность отряда. — С.К.) Но уже весной 1942 года под командованием «Бати» было уже семь отрядов. За зиму отряды «Бати» заметно разрослись. Агитационная работа партизан, посланных им по деревням и хуторам, была не напрасной. В партизанские отряды шли новые люди3.
Но этих людей надо было вооружать. Для этого Г.М. Линьков слал в Центр телеграммы, жалуясь на недостаток оружия, необходимого для того, чтобы вооружить новых бойцов. Писал, что отдает свой маузер, а сам ходит с финкой. Жаловался на слабую обученность новичков, которые не способны в бою добыть себе оружие.
«Чтобы стать настоящим партизаном, одного желания мало. Надо хорошо знать оружие как отечественного производства, так и вражеское, метко стрелять, умело обращаться со взрывчаткой и делать многое другое. Поэтому в Ковалевичском лесу, где размещалась теперь база Бринского, «Батя» устроил своего рода учебный пункт, который партизаны называли военкоматом.
Здесь вновь прибывших бойцов обучали военному делу, умению драться с врагом в лесных условиях. И только после прохождения этого ускоренного «курса молодого бойца» из новичков формировались группы, отряды, которые и направлялись затем на боевые операции.
Проходили дни. По сводкам Совинформбюро, Бринский знал, что Красная Армия уже не только остановила гитлеровцев под Москвой, но
и сама перешла в наступление, освободив от захватчиков многие города и села. Советские войска стояли у Великих Лук, Ржева, Орла, Гжатска.
В конце марта в глухие места Нешковского заповедника была выброшена группа десантников, которая доставила отряду «Бати» взрывчатку, мины, автоматы. А главное — десантники помогли «Бате» установить радиомост с Центром.
Каково же было удивление Бринского, когда среди десантников он узнал Василия Щербину, с которым был знаком еще по Гурецкому отряду. Тогда старший лейтенант Щербина был заброшен в тыл врага со спецзаданием и в Гуреце присоединился к группе Бринского. После одного из боев он с частью бойцов ушел продолжать борьбу с врагом в Дераженские леса. Оказывается, позднее Щербина со своими партизанами влился в регулярные части Красной Армии, и вот теперь он опять вместе с Антоном Петровичем.
Антон Петрович В тот же день Григорий Матвеевич отправил в Центр радиограмму, Бринский в которой поблагодарил командование за «гостинцы», доложил о проделанной работе и сообщил о своих дальнейших планах. В ответной радиограмме Центр просил усилить удары по железным дорогам, по которым гитлеровцы снабжают войска, осаждающие Ленинград.
Через два дня отряд под командованием Василия Щербины выступил: в район Вилейки, где как раз и проходила крупная железнодорожная магистраль, по которой беспрерывным потоком шли вражеские эшелоны в сторону Ленинграда».
Вот как вспоминал Григорий Матвеевич об этом важном событии и его последствиях: «В конце марта нам удалось установить связь с Москвой, получить взрывчатку и приказ целиком переключиться на диверсионную работу по подрыву ж.д. движения противника.
Таким образом, к наступлению «черной тропы» у нас была взрывчатка, были люди, связь с Москвой, отсюда по-настоящему только и начиналась диверсионная работа в тылу фашистских оккупантов.
В начале апреля месяца сорок второго года в юго-западных районах Витебской области еще не было ни одного действующего партизанского отряда. Массовый уход населения в лес начался только в апреле.
Попытка наращивания диверсионных сил
В десятых числах апреля в пойму Березинских болот прибыли две группы, переброшенные через фронт по линии Наркомата внутренних дел. Но в одной из этих групп, возглавляемой лейтенантом Кузиным, люди занялись мародерством. Вторая группа, возглавляемая лейтенантом Вороновым, при подходе к району нашего действия наткнулась на засаду карателей и понесла большие потери. К немцам попали рация, взрывчатка, боеприпасы. В первой половине апреля в район нашего действия прибыл из-под Орши отряд Константина Заслонова, кстати сказать, переброшенного в тыл врага по линии Наркомата путей сообщения.
Но если Заслонову со своими железнодорожниками и удавалось пакостить немцам по части порчи паровозов, то при выходе в лес он первое время переключился на борьбу с полицией и Мелкими группами немцев. К тому же у него не было взрывчатки и мин для подрыва вражеских эшелонов.
Только в нашем отряде в апреле были необходимые средства, указание Разведуправления и кадры специально подготовленных инструкторов по подрывному делу применительно к партизанской борьбе. Но если наши люди знали, как заминировать полотно ж. д., чтобы подорвать поезд, то они еще не имели опыта больших переходов в тылу врага, особенно новички, которые к нам вливались из деревень и наскоро
обучались подрывному делу.
«?
Первые результаты
Первые три вражеских эшелона полетели под откос в последней декаде апреля сорок второго года в районе станции Кру-левщизна.
В то время у немцев скорости движения поездов достигали семидесяти—семидесяти пяти километров в час. Железная дорога охранялась обходчиками-белорусами, как и в мирное время. Немцы чувствовали себя в полной безопасности, точно эти магистрали проходили по собственной территории где-либо в Германии, а не по оккупированным советским районом.
После первых ж.-д. крушений, в одном из которых было до четырехсот убитых немецких солдат и офицеров, немцы сняли несколько пехотных батальонов, следующих на фронт, и направили их на прочесывание лесов, прилегающих к их дороге в районе происшедших крушений.
Но наши подрывные пятерки, не имея опыта, производили эти первые диверсии «с трепетом душевным». Поставив ж.-д. мину между шпал и перекинув электрические проводки колесного замыкателя системы «рапида» через рельсы, они знали, что она взорвется, как только колесо паровоза раздавит изоляцию этих проводов. Поэтому они считали свою работу законченной и уходили подальше от полотна в безопасное место и слушали, когда пройдет поезд и раздастся взрыв. А когда происходило крушение, то они считали свою миссию законченной и уходили на сутки-двое за десяток-другой километров, чтобы подождать, когда восстановится движение и всё войдет в нормальную колею.
Поэтому никакое прочесывание леса вдоль полотна дороги в районе происшедшего крушения немцам ничего не давало и дать не могло.