уже явочно вводят его сами)». Членами комиссии предлагалось обсудить вопросы о страховании и врачебной помощи, организации рабочих и др.{316}.
В ходе работы комиссии московскими участниками едва ли не впервые было сформулировано положение о необходимости политических реформ. В ответ на призыв Коковцова экономическими уступками сбить волну недовольства глава московской группы — промышленник и руководитель крупнейшего в Москве Купеческого банка Г. А. Крестовников заявил, что «необходимы политические реформы как единственное средство, способное внести умиротворение в крайне возбужденное состояние всех классов», связанное с разразившейся цусимской катастрофой. Правительство, по сути, стремилось «умиротворить» рабочих за счет фабрикантов, а те предъявляли в условиях военного поражения царизма встречный политический иск. Деятельность комиссии поэтому, как и ожидалось, не принесла результатов.
Радикализация группы «молодых» капиталистов стала особенно заметна в связи с подготовкой к созыву Государственной думы. Опубликование в конце июня проекта «Учреждения Государственной Думы» послужило поводом для созыва торгово-промышленного съезда. На состоявшемся 2 июля собрании выборных Биржевого комитета Найденовым было предложено руководствоваться на предстоящем съезде рептильным ходатайством о «даровании промышленности участия в имеющем быть учрежденном законосовещательном учреждении». Против инструкции участникам съезда выступили П. П. Рябушинский и А. С. Вишняков. Окончательный разрыв с группой Найденова произошел на самом съезде, открывшемся 4 июля в здании московской биржи на Ильинке. Председатель Биржевого комитета получил разрешение провести съезд для обсуждения экономических и общественных нужд промышленников и биржевиков.
События, однако, сразу же вышли из-под его контроля. К собравшимся представителям 38 провинциальных биржевых обществ обратился В. И. Ковалевский, бывший товарищ министра финансов С. Ю. Витте, ставший во главе организации уральских горнозаводчиков. Наметив широкую программу для обсуждения на съезде, он в первую очередь выделил «вопрос о необходимости введения в России конституционного строя». В стране с неограниченным самодержавием само упоминание о конституции на публичном собрании являлось неслыханной дерзостью. Найденов после этого покинул съезд, спешно выехав в Петербург для доклада министру финансов. Предварительно он успел донести о «несоответственном направлении съезда» московскому генерал-губернатору, по распоряжению которого совещание промышленников было официально запрещено.
Собравшиеся утром 5 июля на второе заседание нашли здание биржи опечатанным, однако продолжили обсуждение, перейдя в особняк П. П. Рябушинского, где заседали в течение еще двух дней. При этом группа предпринимателей, поддерживавших Найденова, отказалась от участия. Оставшаяся «левая» часть съезда решительно высказалась за введение в стране парламентского строя «Всякий проект государственного переустройства Рос сии, — говорилось в принятой ими резолюции, — основан ный на принципе не законодательного, а законосовещательного органа народного представительства, не внесет желанного успокоения в народную жизнь». Впрочем, они не отказывались и от участия в выборах в законосовещательную булыгинскую Думу «в надежде, что выбранные депутаты озаботятся скорейшей реорганизацией народного представительства согласно изложенным выше основаниям».
Пока же первоочередной задачей, что стало, пожалуй, самым важным практическим результатом съезда, признавал ось «объединение всех промышленников по определенной программе с организацией постоянного бюро для созыва периодических совещаний». Благодаря расторопности полиции сохранился текст принятой на съезде программы, отобранный при обыске у М. Ф. Норне, одного из руководителей созданного бюро, лидера петербургской организации железозаводчиков. По откровенности суждений и определенности требований программа может рассматриваться как квинтэссенция взглядов либеральных русских капиталистов в момент подъема революций. «Русские торговцы и промышленники, — говорилось в ней, — не видя в существующем государственном порядке должной гарантии для своего имущества, для своей нормальной деятельности и даже для своей жизни, не могут не объединиться на политической программе с целью содействовать установлению в России прочного правопорядка и спокойного течения гражданской и экономической жизни». Что же предлагалось для восстановления стабильности?
Открыто высказав сочувствие земско-либеральному оппозиционному движению, участники съезда обнаружили намерение «поддерживать всеми возможными средствами те политические факторы, которые заявят себя способными к полному обновлению русской народной жизни», и подчеркнули еще раз необходимость перехода к западной конституционно-монархической модели («устроенное по образцу конституционных государств, народное представительство должно обладать правом решающего голоса с предоставлением монарху права veto в обычной для западных государств форме»). Демарш радикальных российских предпринимателей носил, разумеется, выраженный либеральный характер, революционные методы воздействия наг самодержавие им были глубоко чужды. «Русские торговцы и промышленники, — отмечалось в заключение, — энергично высказываются против насильственно революционного осуществления участия народа в государственном управлении, твердо веруя, что Верховный Вождь русского народа желает последнему только блага»{317}.
Более детальная проработка программы намечалась на очередном съезде в августе 1905 г. Резолюции московского совещания были поддержаны петербургскими фабрикантами, которые 19 июля постановили, что «предполагаемая к созыву Государственная дума с совещательным голосом никого не удовлетворит и существующих волнений не успокоит». Ободренные поддержкой, П. П. Рябушинский и А. С. Вишняков в 20-х числах июля собрали на квартире И. А. Морозова очередное совещание членов своей группы. На нем обсуждался вопрос, как поступить, если ходатайства останутся бесполезными и Думе будет дан законосовещательный характер. С радикальным предложением выступил С. И. Четвериков, призвавший «проявить фактическое противодействие организации народного представительства по проекту гофмейстера Булыгина». Он, в частности, настаивал на отказе всех предпринимателей от участия в булыгинской Думе, предлагал противодействовать правительству в реализации новых внутренних займов, отказаться платить промысловый налог в повышенном размере и главное — «закрыть все фабрики и заводы для того, чтобы создать массовое рабочее движение». Натравить рабочих на правительство, чтобы добиться от него политических уступок, — такой шаг являлся беспрецедентным в отношениях российской буржуазии с царизмом. Во многом предложение Четверикова явилось следствием того, что стачечное движение в Москве еще не обнаружило явственно своего не только анти-самодержавного, но и антибуржуазного характера.
Выступление Четверикова оказалось тем не менее чересчур «левым» для большинства собравшихся, в том числе и для Рябушинского, который находил «слишком крайней мерой» абсентеистскую политику в отношении внутренних займов. На нее, как и на другие предложения Четверикова, заявил он, можно решиться, «лишь исчерпав все другие способы борьбы». Для него самым необходимым являлось широкое объединение в рамках торгово-промышленного съезда. На нем следовало бы обсудить «в числе других вопросов о борьбе с законосовещательным характером Думы» и предложения Четверикова Пока же Рябушинский считал необходимым воспользоваться приездом многих промышленных деятелей на Нижегородскую ярмарку, «чтобы ознакомиться с их настроениями и подготовить возможно большее количество единомышленников». Об итогах совещания у И. А. Морозова решено было сообщить в печати{318}.
26 июля 1905 г. в московской либеральной газете «Русские ведомости» появилось «Письмо в редакцию», подписанное 15 московскими фабрикантами, выборными Биржевого общества, участвовавшими в совещании у И. А. Морозова, — П. Рябушинским, Четвериковым, Вишняковым и др. В заявлении выражался протест против проведенного Найденовым и К° 8 июля решения Московского Биржевого общества об одобрении законосовещательного характера Думы. «Боясь, чтобы постановление не было принято русским обществом как признак того, что наше сословие единодушно держится подобных взглядов», подписавшие со всей определенностью высказались за законодательную Думу. В случае реализации булыгинского проекта, подчеркивали они, «народные представители не будут иметь дело лично с царем, а с царевыми слугами, то есть с той же бюрократией, ни в чем не изменившейся, ничем не поступившейся». В непосредственном «единении» царя с народом они видели идеал конституционной монархии, хотя само это выражение в газетной публикации не присутствовало. Законодательные права Думе нужны были прежде всего для борьбы с бюрократией, в противном случае последняя могла игнорировать мнение думских депутатов. «Как и большинство русских людей, — подводился итог, — мы ныне полагаем, что самодержавие на Руси не должно отождествляться с правом царевых слуг в своих действиях не считаться с мнением и желаниями народа».
Публичное выступление московских оппозиционеров переполнило, очевидно, чашу терпения «царевых слуг» (благодаря «неусыпному надзору» которых, заметим, сохранилась информация о настроениях либеральных индустриалов). 12 августа 1905 г. В. Н. Коковцов обратился к Д. Ф. Трепову с заявлением, что «ввиду проявленного ранее в совещании 4 июля с. г. со стороны представителей промышленности направления проведение съезда (очередного торгово-промышленного съезда, намеченного на август, — Ю. П.) признается крайне нежелательным». Вслед за тем Департамент полиции уведомил московского градоначальника: «Предположенное собрание Всероссийского съезда промышленности и торговли ни в коем случае допущено быть не может». 18 августа у М. Ф. Норне, как упоминалось, проведен был обыск и изъяты материалы совещаний 4–6 июля