имер, Ленин писал о том, что после установления революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства часть последнего (вся зажиточная и изрядная доля среднего) повернет против революции, чтобы выбить власть из рук пролетариата и крестьянской бедноты, сочувствующей рабочим. Борьба пролетариата за сохранение демократических завоеваний, продолжал Ленин, «была бы почти безнадежна для одного российского пролетариата, и его поражение было бы так же неизбежно, как поражение немецкой революционной партии в 1848–1850 гг., как поражение французского пролетариата в 1871 г., если бы на помощь российскому пролетариату не пришел европейский социалистический пролетариат… Европейские рабочие покажут нам, «как это делается» и тогда мы вместе с ними делаем социалистический переворот»{522}.
Но различия между Троцким и Лениным действительно были, хотя и не всегда там, где их искали прежде. Несмотря на то что Ленин сознательно не шел на конкретизацию своих представлений о сроках демократического этапа революции в России, не подлежит сомнению, что Троцкий намного превосходил его в стремлении уплотнить и сжать этот этап во времени, предполагая при этом решать задачи буржуазного переворота в основном силами рабочих, а не всего народа во главе с пролетариатом. Не отрицая большого значения аграрного вопроса в такой крестьянской стране, как Россия, Троцкий тем: не менее считал главной ареной революции город. Что касается роли крестьянства в революции, то Троцкий оценивал ее намного скромнее, чем Ленин. «История — по может вверить мужику задачу раскрепощения буржуазной нации, — писал Троцкий. — Вследствие своей разбросанности, политической отсталости и в особенности вследствие расчленяющих крестьянство глубоких внутренних противоречий, из которых нет выхода в рамках капиталистического строя, крестьянство способно только нанести старому порядку несколько сильных ударов с тыла: с одной стороны, стихийными восстаниями деревни, вызывающими замешательство и панику, с другой — внесением недовольства в армию». Решающие же события революции произойдут в городах{523}. Одновременно Троцкий заранее драматизировал противоречия между крестьянами и рабочими, фактически отводя российской деревне ту же роль, которую сыграла Вандея в Великой французской революции конца XVIII в. При этом он ничего не говорил об огромной массе беднейшего крестьянства и сельского пролетариата, которая могла стать союзником пролетариата в социалистической революции, а также о возможности нейтрализации неизбежных колебаний крестьянина-середняка.
В то же время, выдавая желаемое за действительное, Троцкий явно ускорял в своем разгоряченном воображении ход мирового революционного процесса и преувеличивал возможности политической и экономической помощи, которую могла бы получить революционная Россия от победившего западноевропейского пролетариата. Впрочем, подобные иллюзии разделяли тогда многие революционеры, в том числе и большевики.
Теория «перманентной революции» неотделима от взглядов Троцкого на особенности русского исторического процесса. Он видел их в страшной отсталости России, огромной относительной самостоятельности и независимости самодержавия от господствующих классов, неразвитости средней и мелкой городской буржуазии, засилии иностранного капитала, постоянном вмешательстве государства во все стороны экономической и общественной жизни страны. В итоге Троцкий приходил к выводу, что на политической арене России действуют лишь две главные силы: самодержавие и пролетариат. Что же касается так называемых промежуточных слоев, то им в схеме Троцкого отводилась сугубо служебная, вспомогательная роль. Не случайно, отвергая ленинский лозунг революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства, он заменял его гораздо более жесткой и вместе с тем неопределенной формулой: диктатура пролетариата, опирающегося на крестьянство. Троцкий допускал, что российский пролетариат может проиграть свой первый бой с царизмом, но видел единственный путь к спасению России в прорыве рабочего класса к власти внутри страны и в мировой пролетарской революции.
При этом Троцкий был убежден в том, что стоит только пролетариату оказаться у власти, как неумолимая логика классовой борьбы толкнет его на путь экспроприации фабрик и заводов и введения на них, по крайней мере на крупнейших, государственного или коммунального производства. В этом он видел естественный ответ рабочих на саботаж капиталистов, применение ими локаутов, отказ буржуазии ввести 8-часовой рабочий день и т. д. Вслед за этим должны были последовать конфликты рабочих с крестьянством, которое глубоко проникнуто частнособственнической психологией, а дальше недалеко уже было и до гражданской войны. Таким образом, считал Троцкий, если даже Ленину и удастся создать широкое коалиционное правительство из крестьян и рабочих в духе революционно-демократической диктатуры этих двух классов, долго их сотрудничество продолжаться не сможет: либо крестьянская партия усмирит рабочих, либо; рабочие устранят эту партию от власти{524}.
Многое из этих прогнозов, хотя и с известными модификациями, сбылось в 1917–1921 гг. Достаточно напомнить здесь о разрыве большевиков с их партнерами по правительственной коалиции — левыми эсерами, переходе к продразверстке, крестьянских мятежах против Советской власти. Однако жизнь доказала, что пролетарская диктатура в Советской России оказалась и сильнее, и прочнее, чем это виделось Троцкому в годы первой российской революции.
Трудно сказать, как пошли бы события в 1905–1907 гг. в случае победы народного восстания. Об этом мы можем сегодня только гадать. Наверное, реальная действительность скорректировала бы и планы Ленина и в еще большей степени прогнозы Троцкого. Кстати говоря, в конце 1905 — начале 1906 г. Ленин был не склонен слишком критиковать Троцкого за его «перманентную революцию»: достаточно привести здесь одно его высказывание из работы «Победа кадетов и задачи рабочей партии», написанной весной 1906 г., где сравниваются взгляды редакции меньшевистской газеты «Начало» (она издавалась в конце 1905 г. при активном участии Троцкого) и большевистской «Нашей жизни» (ее редактировал Ленин). Первая, по словам Ленина, склонялась к диктатуре пролетариата, вторая стояла на точке зрения диктатуры пролетариата и крестьянства. «Но разве таких и подобных разногласий внутри социал-демократий не показывает нам любой период в развитии любой европейской социалистической партии?» — задавал риторический вопрос Владимир Ильич{525}.
В дальнейшем, по мере обострения разногласий с Троцким по другим вопросам, менялись и ленинские оценки теории «перманентной революции»: Ленин называет ее «несуразно левой», подчеркивает стремление Троцкого соединить характерный для большевиков призыв к решительной борьбе пролетариата и типичное для меньшевиков «отрицание» (Ленин берет это слово в кавычки, видимо, подчеркивая, что его не нужно понимать слишком буквально) роли крестьянства{526}. В 1918 г., уже работая вместе в руководящем штабе большевистской партии, Ленин и Троцкий однажды вернулись к вопросу о «перманентной революции». Троцкий самоуверенно настаивал на своей правоте. Ленин, как явствует из неопубликованных воспоминаний Троцкого, не желая, видимо, возвращаться к старым разногласиям, во многом снятым самой жизнью, тем не менее сказал: «Все равно тогда (в 1905 г. — С. Т.) рано было. Эти 12 лет подготовки (имеется в виду время между первой и второй буржуазно-демократическими революциями в России и период от февраля к октябрю 1917 г. — С. Т.) многое изменили»{527}. И с этой ленинской оценкой трудно не согласиться.
В 1905–1907 гг. не осуществились пи планы большевиков, ни замыслы меньшевиков, не говоря уже о теории «перманентной революции» Троцкого. Слишком сильно еще было царское самодержавие, тогда как силы революционного лагеря оказались, к сожалению, недостаточно сплоченными. Медленно преодолевались парламентские иллюзии и культ легализма у западного пролетариата. Вот почему к «троцкизму» (этот термин ввел в оборот лидер кадетов П. И. Милюков) даже не относились тогда как к чему-то серьезному ни в революционной, ни тем более в либеральной среде{528}. Почти исчезло с лета 1905 г. имя Троцкого и со страниц большевистской периодики. Несмотря на все различия между взглядами Ленина и Троцкого, они представляли тогда вместе с Розой Люксембург наиболее радикальную струю в РСДРП. Кроме того, в период высшего подъема революции Троцкий прочно связал себя с самой популярной тогда массовой революционной организацией — Петербургским Советом рабочих депутатов, где он сыграл очень видную, а в ряде отношений и руководящую роль.
Всероссийская октябрьская политическая стачка, включившая в орбиту своего влияния около 2 млн человек, в том числе весь цвет пролетариата и интеллигенции, заставила Троцкого быстро приехать из Финляндии в Петербург. В голове у него уже зрел план создания выборного рабочего органа по образцу комиссии Шидловского, которую царские власти предполагали учредить после событий 9 января 1905 г. для восстановления социального мира в стране. Но, когда Троцкий изложил свои соображения меньшевику Н. И. Иорданскому, тот сообщил ему, что в Петербурге уже возник Совет рабочих депутатов, буквально на глазах становившийся центром притяжения всех демократических сил столицы. При этом меньшевики рассматривали новую организацию как практическую реализацию их идеи «революционного самоуправления».
Сам тип «советской» организации был уже не нов тогда для России: весной 1905 г. были созданы первые выборные организации от рабочих на Урале, летом успешно действовали Советы рабочих депутатов в Иваново-Вознесенске и Костроме. Но возникновение Совета в столице империи имело особое значение, ибо при оптимальном варианте развития событий он мог стать сначала вторым, действующим параллельно с официальным, а в случае победы народного восстания и единственным правительством страны. Немало мог сделать Совет для революции и в качестве руководящего центра мас