ГЛАВА XIXО том, как он засеял поле ячменем и словами убедил птиц не трогать посеянное
Первое время он получал от посетителей небольшое количество хлеба, а воду брал из источника, но затем счел более правильным кормиться плодами собственных рук, как делали древние отцы. Он попросил привезти ему орудия для обработки земли и пшеницу для посева, однако посеянные им весной зерна не взошли. В следующий приезд братьев он сказал им: «По природе почвы или же по воле Божьей пшеница в этом месте не растет; прошу, привезите мне немного ячменя — может быть, с ним повезет больше. Если же не взойдет и он, то я лучше вернусь в монастырь, чем буду кормиться трудом чужих рук».
Ячмень был привезен и посеян, хотя было уже довольно поздно, и в скором времени дал обильные всходы. Но когда он уже вызревал, прилетели птицы и самым печальным образом опустошили посев. Как рассказывал сам блаженный слуга Христов (а он был человеком дружелюбным и словоохотливым, стремясь подкрепить веру своих слушателей рассказами о Божьей милости, проявленной к нему), он подошел к птицам и сказал им: «Почему вы берете то, что не сеяли? Разве вы нуждаетесь в этом больше, чем я? Если Бог позволил вам делать это, то делайте; если же нет, то летите прочь и не трогайте того, что вам не принадлежит». Не успел он закончить свою речь, как вся стая птиц улетела и никогда больше не причиняла вреда этому полю.
Эти два чуда, совершенные преподобным слугой Господа, подражают чудесам двух других святых отцов: добывая воду из скалы, он следовал блаженному Бенедикту, который делал почти то же и таким же образом, хоть и более обильно, посколько там было больше тех, кто нуждался в воде. Что до изгнания птиц, то в этом он подражал святому преподобному отцу нашему Антонию Великому, чье слово прогнало диких ослов прочь из сада, который он возделывал.
ГЛАВА XXО том, как вороны попросили у божьего человека прощения за содеянное ему зло и в возмещение преподнесли ему подарок
Здесь пора рассказать еще об одном чуде, совершенном им в подражание упомянутому блаженному Бенедикту, когда послушание и смирение птиц стало укором людскому непокорству и гордыне. На том острове долгое время гнездились вороны, и однажды человек Божий увидел, как двое из них, строя себе гнездо, таскают солому с крыши дома, построенного им для отдыха братии. Он тут же простер руку и приказал им не делать вреда его братьям, но они не послушались. Тогда он сказал: «Во имя Иисуса Христа, улетайте отсюда как можно скорее и не смейте оставаться в этом месте, где вы творите вред». Не успел он договорить, как все они в печали улетели прочь. По истечении трех дней один из них вернулся, полетел на огород, где работал человек Божий, жалобно распростер крылья и преклонил голову к его ногам, всем своим видом выражая раскаяние и смиренно прося о милости. Получив от преподобного отца позволение вернуться, он улетел за товарищем, а потом они прилетели обратно, принеся с собой большой кусок свиного сала. Позже человек Божий показывал это сало навещавшим его братьям и смазывал им их башмаки, давая этим понять, как они должны стремиться к смирению, если даже неразумные птицы спешат мольбами, жалобами и дарами заслужить прощение за нанесенную человеку обиду. Позже, как пример послушания для рода человеческого, эти птицы продолжали жить на острове и строили там свои гнезда, не причиняя никому никакого вреда. И пусть никто не считает неразумным учиться добродетели у птиц, ибо Соломон сказал: «Пойди к муравью, ленивец, посмотри на действия его и будь мудрым»[1277].
ГЛАВА XXIО том, как само море исполняло его желания
Не только животные морские и воздушные, но и само море, следуя уже описанным выше примерам воздуха и огня, слушалось этого почтенного мужа. Неудивительно, что всякая тварь исполняла желания того, кто так верно, всем своим сердцем служил Создателю всех тварей. Мы же в большинстве своем утратили власть над творением, что принадлежала нам по праву, поскольку отказались повиноваться Господу и Творцу всего сущего.
Как я уже сказал, само море спешило помочь Христову слуге, когда ему требовалась помощь. Однажды он решил устроить у себя в обители небольшое помещение для своих нужд, используя для него проделанное волнами углубление в скалах длиной двенадцать футов[1278]. Чтобы защитить это помещение от волн, он попросил братьев в следующий их приезд привезти с собой древесное бревно двенадцати футов в длину; они охотно согласились, получили от него благословение и отбыли. По возвращении домой, однако, они начисто забыли о просьбе и в следующий приезд не привезли того, о чем он просил. Он принял их радушно, благословил и спросил, где же обещанное бревно; только тогда они вспомнили его просьбу и повинились в своей забывчивости. Кутберт, как мог, успокоил их и предложил остаться до утра и лечь спать, добавив при этом: «Не думаю, что Бог забудет о моей службе или моих надобностях». Они так и сделали, а утром обнаружили, что за ночь волны прибили к берегу бревно требуемого размера и поместили его именно туда, где предполагалось построить помещение. Увидев это, они подивились святости преподобного мужа, которому служили даже стихии, и устыдились своей лени и забывчивости — ведь море показало им, какое послушание следует проявлять в отношении святых.
ГЛАВА XXIIО том, как он научил многих приходивших к нему путям спасения и разрушил бессильные чары древнего врага
К человеку Божьему приходило все больше людей не только из Линдисфарнской округи, но и из более отдаленных местностей Британии. Слава его добродетели побуждала их каяться ему в грехах, жаловаться на дьявольские искушения, которым они поддавались, или на обычные для смертных житейские трудности, и все жаждали получить утешение от столь святого мужа. Их надежды не были обмануты, ибо никто не уходил от него неутешенным, никто не возвращался с той же ношей, с которой пришел. Души, скованные печалью, он согревал словами благочестия, а погрязших в земных заботах возвращал к мыслям о радости небесной, показывая им всю временность добра и зла в этом мире. Он учил распознавать многочисленные козни древнего врага, которым легко поддаются те, кто лишен любви Божьей либо человеческой, в то время как душа, подкрепленная истинной верой, рвет их с Божьей помощью так же легко, как паучью сеть.
«Как часто, — восклицал он, — они посылали на мое жилище камнепады с той скалы; как часто сбрасывали глыбы в попытке убить меня; одним лживым искушением за другим они пытались прогнать меня с этого поля брани, но не смогли ни повредить моему телу или душе, ни испугать меня!»
Особенно часто он говорил это братьям, которые дивились его словам и вдохновлялись его примером уединенной жизни. Он также говорил: «Не менее достойна и жизнь монахов, которые всецело подчиняются велениям аббата и следуют им в бдениях, молитвах, посте и работе. Многие из них намного превосходят мою малость как чистотой души, так и пророческим даром — например, Бойсил, слуга Христов, который уже пожилым встретил меня в Мелрозском монастыре, наставлял меня и благодаря своему удивительному дару предсказал в точности все, что случится со мной. Из всего, что он предсказывал мне, осталась неисполненной только одна вещь, и я надеюсь, что она никогда не исполнится». Кутберт говорил о том пророчестве Бойсила, что предрекало ему сан епископа, чего он страшился, будучи всецело привязанным к отшельнической жизни.
ГЛАВА XXIIIО том, как аббатиса Эльфледа и одна из ее монахинь исцелились от недуга благодаря его поясу
Даже полностью удалившись от людей, наш человек Божий продолжал творить чудеса исцеления в отношении тех, кто был болен. Среди них была и почтенная служительница Божия Эльфледа[1279], которая в радости своего девства окружила материнской заботой общество Христовых служанок и добавила к благородству своего происхождения еще большее благородство своей святой жизни. Как она рассказала преподобному Херефриду, священнику Линдисфарнской церкви, передавшему это мне, в то время она тяжко занемогла и после долгих мук была уже на пороге смерти. Врачи ничем не могли ей помочь, но внезапно Божья милость помогла ей спастись от гибели, хоть и не исцелиться полностью. Боль внутри ее исчезла, члены вновь обрели силу, но ноги еще не подчинялись ей, поэтому она была не в силах встать на ноги, а передвигаться могла только на четвереньках. Ее печаль из-за этого была велика, и она уже не чаяла оправиться когда-нибудь от своей немощи, утратив всякую надежду на помощь врачей. Однажды, когда она предавалась этим печальным мыслям, ее душа обратилась к блаженной и мирной жизни преподобного отца Кутберта, что внушило ей желание получить какую-либо вещь, принадлежащую ему. «Ибо я уверена, — сказала она, — что это принесет мне исцеление». В скором времени некий человек привез ей льняной пояс от святого Кутберта; она возрадовалась подарку и возблагодарила Небеса, открывшие святому ее желание. Она повязала пояс и на следующее утро смогла встать с кровати, а три дня спустя исцелилась полностью.
Несколько дней спустя одна из монахинь того же монастыря слегла с сильной головной болью; недуг становился все сильнее, и когда ей уже казалось, что она умирает, к ней явилась достопочтенная аббатиса. Увидев ее печальное состояние, она принесла пояс человека Божьего и повязала ей вокруг головы. В тот же день головная боль оставила монахиню, и она спрятала пояс в шкатулку. Через какое-то время аббатиса захотела вернуть его, но его не было ни в шкатулке, ни в других местах. Все это совершилось по Божьему промыслу, чтобы этими двумя чудесами была доказана святость человека Божьего, а повод сомневаться в ней был удален от недоверчивых глаз. Ведь если бы пояс остался в обители, к нему стали бы приходить больные, и если бы кто-либо из них оказался недостоин исцеления, целительная сила пояса была бы поставлена под сомнение, хотя виновны в этом были бы их собственные грехи. Вместо этого, как я уже сказал, Небеса в своей благости сделали так, что, когда вера праведных укрепилась, причина этого укрепления была удалена прочь от злобы неправедных.