Мертваго Д.Б., 1867, 179). Далее, в преддверии второй Турецкой войны русские власти "умыслили и исходатайствовали приказание отобрать у татар оружие и скот их перегнать на степь за Перекопом, простирающуюся до берегов Днепра. Сие дало возможность, отбирая оружие, отобрать и все, что можно было взять. Татары, коих скот угоняем был… полагая его погибшим, старались его наперерыв продавать. Дворяне и судьи, за порядком смотреть и сосчитывать определенные, много даром отсчитывая себе, покупали гуртом по рублю лошадь и рогатый скот" (там же, 180–181).
Наконец, в Крым мощной волной хлынул не поддающийся учету поток пособников колонизаторов — спекулянтов землей и недвижимостью. Земли в первые десятилетия после аннексии зачастую шли в их руки даром, а если за них и назначалась цена, то около 1 руб. за 6 десятин (Мочанов А.Е., 1929, 61)! Продавая землю с живущим на ней татарским населением, спекулянты баснословно наживались, объективно же они облегчали колонизацию края — новые помещики могли с большим удобством приобретать себе угодья, не выезжая для этого в Крым.
С 1780-х гг. берет свое начало и эксплуатация колониального типа. Известно, что, оккупировав колонии, метрополии укрепляют свою власть не только "политикой канонерок" (в Крыму такую роль играл Черноморский флот), но, как правило, и при помощи самого аборигенного населения. Все это повторилось и в Крыму, где "стратегические задачи, поставленные царизмом", мягко говоря, "отвлекали силы населения на военную службу, создание укреплений" и т. д. (Дружинина Е.И., 1959, 262). Объем работ по военному укреплению Крыма был гигантским — по сути возникали новые города-крепости: Севастополь, Евпатория, Симферополь. Добыча на местах строительных материалов и само строительство производились руками местного населения, лишь отчасти привлекались военнослужащие. Для перевозок использовались татарские лошади, волы, верблюды, что приносило огромный урон крестьянской экономике.
Учитывая перечисленные особенности эксплуатации и экономического неравноправия татарского населения по сравнению с новопоселенцами, многократно большие тяготы, обрушившиеся на татар (во время войны за чуждые им интересы), по сравнению с теми, что испытывало российское крестьянство (в относительных размерах), особенности земельной политики в Крыму, методов управления местным населением и способов подавления национального движения, мы приходим к выводу о том, что политика России в Крыму конца XVIII — первой половины XIX в. была типично колонизаторской, нанесшей колоссальный вред как экономике, так и национальному самосознанию и культуре этноса.
Итоги аннексии Крыма. Итак, "ослабленное в процессе экономического развития, упиравшегося в задерживающую его общественно-экономическую систему, истерзанное длительной борьбой с Россией, оплетенное сложной системой шпионажа, подкупов и интриг и запуганное русскими штыками, татарское ханство перестало существовать" (Шнейдер Д.С., 1930, 41). Ханство полностью утратило остатки политической независимости, которыми пользовалось и при самых деспотичных султанах. Внутренней жизнью его теперь также управляли "неверные", малознакомые с местными традициями, особенностями татарской духовной жизни, национальной психологии, устоявшихся экономических порядков, местного хозяйства, пришедшего за многие века к высшей степени экологичности.
Более того, русские чиновники и не желали знакомиться со всем многообразием жизни, которую они застали в Крыму, или вникать в ее особенности — они ничем не отличались от функционеров иных колониальных держав, особенно на начальных этапах колонизации. И конечно, их менее всего беспокоили негативные перемены в быту и культуре татар, то, что "эксплуатация обезземеленной массы народа… даже в последние времена ханства, никогда не достигала" таких масштабов (Никольский П.А., 1929, 7). Распространение же фактического крепостничества не только не играло, как утверждает П.Н. Надинский, "прогрессивной роли" (1951, I, 95), но и отбросило татар далеко назад и в социально-экономическом, и в национально-политическом развитии[82].
Заметен был регресс и в культурном, духовном отношении. Подробнее об этом будет сказано в главе об истории татарской культуры, здесь же мы ограничимся цитатой из воспоминаний одного авторитетного свидетеля первых лет российского господства в Крыму. Победители "опустошили страну, вырубили деревья, разломали дома, разрушили святилища и общественные здания туземцев, уничтожили водопроводы, ограбили жителей, надругались над татарским богослужением, выкинули из могил и побросали в навоз тела их предков и обратили их гробницы в корыта для свиней, истребили памятники старины" и, наконец, "установили свое отвратительное крепостное право" (цит. по: Бахрушин С., 1963, 58).
В этой связи приведем еще один удивительный вывод Надинского: "Воссоединение с Россией сразу же коренным образом изменило лицо Крыма. Он словно воспрянул из болота трехвекового прозябания. Общественно-экономическая жизнь в освобожденном от турецкого господства крае забила ключом" (1951, I, 98) — что верно, то верно.
Одним из ближайших результатов аннексии Крыма и последовавшего "коренного изменения лица" края стали татарские восстания, правда, местного значения. Вспышки вооруженных мятежей, начавшиеся в пору захвата Крыма, продолжались и в дальнейшем. "Заподозренные в агитации или симпатиях к Турции наказывались беспощадно. Умиротворение края произошло только после истребления значительной части татар" (Вольфсон Б., 1941, 63).
К сожалению, точное число жертв карательных акций, проведенных уже в мирное время, нам неизвестно. Сохранились лишь свидетельства о стремлении местных властей скрыть объем репрессий, а также особенности принятых мер, очевидно крайне жестоких даже для своего времени, поскольку обычно секрета из методов подавления волнений не делалось. Так, в донесении из Карасубазара от 28 апреля 1783 г. говорилось: "Экзекуция продолжалась тайно от его сиятельства и еще над некоторыми преступниками, при коей и упомянутые в письме 46 человек наказаны каторгой, битьем плетьми и некоторым урезанием ушей; ныне же по всему Крыму состоит спокойно" (цит. по: Вольфсон Б., 1941, 63).
В эти же годы открывается одна из наиболее трагичных для населения Крыма страниц — начинается первый массовый исход татар, вызванный политикой грабежа и насилия, проводимой властью, чуждой им во всех отношениях. Так, уже в первые годы существования "русского Крыма" его оставило 4–5 тыс. татар, эмигрировавших в Турцию; к 1787 г. общее число эмигрантов, в основном степняков, достигло 8 тыс. человек (Маркевич А.И., 1978, 380).
XI. КРЫМ ВО ВТОРОЙ ТУРЕЦКОЙ ВОЙНЕ И ПОСЛЕ НЕЕ
План правительства Екатерины II завоевать часть Турции, включая проливы, нередко именуется в советской историографии вымыслом, "мифом" (Маркова О.П., 1958, 53, 58) и даже ставится в один ряд с действительно апокрифичным "Завещанием Петра I".
Между тем ныне мы располагаем неопровержимо доказательными свидетельствами о существовании такого проекта, важной частью которого было превращение Крыма в опорный пункт для агрессии против соседней страны.
Мысль о "воздвижении животворящего честнаго креста Господня" над Софией была, как мы видели, не нова. Давно и верно было замечено, что основные положения екатерининских планов аналогичны заложенным в известный манифест Петра I черногорцам (1711 г.), да и в высказываниях самой Екатерины II они встречаются еще в 1769 г. (Щебальский П.К., 1868, 142). Но если ранее захват Босфора и Балкан рассматривался как одно из средств борьбы с турками, то теперь он становится стратегической самоцелью.
Заманчивой была такая цель и чисто экономически: центральная часть России была относительно перенаселена, интенсификация ее хозяйства была по внутриполитическим причинам (крепостное право и др.) невозможна, оставался экспансивный путь развития — расширение территории за счет Причерноморья, выход к Черному морю и далее в Средиземноморье — это дало бы возможность расширения производства и выгодного, без посредников сбыта хлеба (Покровский М.Н., 1918, 12–16). Но идея такой экспансии издавна стыдливо облекалась в идеологические одежды; так, в 1768 г. граф А. Орлов писал: "И если ехать, так уж ехать до Константинополя и освободить всех православных и благочестивых из-под ига тяжкого, которое они терпят. И скажу так, как в грамоте Петр Первый сказал: а их, неверных магометан, согнать в поле и степи пустые и песчаные, на прежние их жилища" (цит. по: Покровский М.Н., 1918, 17).
История этого плана, именуемого в литературе "Греческим проектом", такова. Сблизившись в противовес Пруссии, Франции и Турции с Австрией, царица обратилась в 1781 г. к подготовленному Потемкиным еще до Кючук-Кайнарджийского мира "великому плану так называемой восточной системы", цель которого состояла в изгнании турок из Европы и образовании на освободившемся месте православного Греческого царства под скипетром великого князя российской императорской фамилии (Жигарев С., 1896, 208). Проект этот был в 1782 г. детализирован в "Записке" Безбородко, где указывались конкретные цели русской экспансии — захват территории между Бугом и Днестром, Крыма, Греческого архипелага. Нападение на Турцию планировалось совместно с Австрией; такой удар должен был бы заставить турок уступить нужные обеим союзницам земли, а также согласиться на создание из Молдавии, Валахии и Бессарабии буферного государства Дакии (Маркова О.П., 1958, 59; Жигарев С., 1896, 209) под властью Потемкина или члена дома Романовых.
В случае если нападение пройдет удачно, предполагалось посадить на реставрированный греческий престол внука Екатерины II Константина (История СССР, 1939, I, 722; Соловьев СМ., 1862, 34–35). Кстати, последний и имя-то свое получил (в 1779 г.) с символической "нагрузкой"; современные поэты чутко это уловили: "Се Константин восстал! ликуйте, мудры греки! возобновятся вам прошедши сладки веки, Афины мощною воздвигнет он рукой". Или: "Гроза и ужас чалмоносцев, великий Константин рожден" (цит. по: