– Нельзя ль и нам услышать?
– Пожалуйста. Так вот:
На тысяче колесниц гремят вана полки!
Верховых одних десять тысяч, не меньше!
Вдоль по озерам выставлены стрелки.
Берег морской для охоты намечен.
Мест без тенет и силков осталось в горах немного!
Зайца поймаем легко и оленя поборем!
Гонят лосей великанских, единорогов пленив по дороге!
Топот стоит по холмам, что взметнулись над морем!
Крови фонтан, и пути все усеяны прахом!
Ван, улыбаясь, гордится охоты размахом!
Обернулся он ко мне и спросил:
– Скажите мне, есть в Чу подобные равнины, такие вот озера и как охотится и развлекается правитель? Можно ли сравнить его охоту с моею?
Спустившись с колесницы, ответил я ему:
– Я человек простой, но чести удостоен и десять лет служил в охране князя. Мне часто приходилось сопутствовать ему в его прогулках. Гуляли мы в садах, внимательно следили за тем, как что-то, появившись вдруг, внезапно тут же исчезает. Но усмотреть всего не удавалось. А что уж говорить о том, что было дальше, на озерах!
– Пусть будет так, но все же расскажите, что видели, что слышали вы там.
– Пусть будет так, – ответил я. – Я слышал, что в чуских землях семь озер. Я видел лишь одно, других не доводилось. То озеро зовется Юньмын. Оно в окружности целых девятьсот ли.
В центре – гора. У подножья она
Обломками древними окружена,
Грозных утесов страшна вышина,
Скал островерхих цепочка черна, —
Солнца здесь нет, и луна не видна,
Между зубцами не светит она…
Хаос царит здесь и тьма лишь одна!
Вершина пронзает насквозь облака,
И пенится в ливне под кручей река.
Земля в окрестностях озера:
Красна, черна, бела здесь глина
От кварца и от каолина,
Сверкает яшмой в голубом
И золотом и серебром!
Как будто чешуя дракона,
Земли чудесной блещет лоно.
А какие там камни!
Яшма и лалы лежат здесь веками,
И гуньу-нефрит, и линь-мынь.
Железа хватает. И Черный камень,
Что добыт в Гуаньши из тьмы!
От озера же к востоку:
Душистые самые травы:
Духэн, дужо, дягиль цветут!
Их имена – для сердца отрава,
Камыш с лавандою тоже тут,
Да и кудрании с тростником
Этот уютный приют знаком.
А от озера к югу:
Спуски, подъемы… Все длится
Череда равнин, болот, падей…
Нету конца веренице
Широких, как море, впадин…
Где им предел? У Великой Реки.
Горы Ушань там стоят, высоки!
На вершине горы, опаленной солнцем:
Растут бао-ли и трава цзы-сы,
И нет на цинфане с полынью росы.
А на влажных низинах у озера:
Расцветает Роса Востока,
И купырь, и камыш с осокой,
Лилия-лотос нежна у реки,
И в кругу хризантем – вьюнки!
Зверя любого найти можно след,
Счета же их разновидностям нет!
А на западе:
Бьют чистые ключи, прудам не ведом грех,
А реки рвутся страстно к глубине!
Цветут здесь маки, водяной орех,
Слепяща белизна песка на дне!
И в озере этом:
Черепахи-гиганты плывут по воде,
Крокодилы, с драконами схожи, везде,
Вода таинственные видит сны,
А раковины жемчугом полны!
К северу от него:
Лес исполинский ввысь стремится —
В нем камфара и красный тал,
Средь орхидей, цветов корицы,
Облекшись в пурпур, тополь встал!
Жужубы спеют там, горды,
Помело есть и груш плоды!
А на вершине горы:
Мартышек резвых радостный приют,
И ястреба, и соколы, и павы!
И лисы здесь во множестве снуют,
Вниз низвергаясь огнешерстной лавой!
Ну а что у подножья горы?
Плодятся сонмы хищного зверья:
Барс черн, как ночь, и белоснежен тигр,
И тварь из мрачных басен здесь – мяньянь —
Нашла раздолье для кровавых игр.
Здесь носорог единорогу брат,
И рыси с ягуарами царят!
Их голыми руками брать боясь,
К ним самых смелых посылает князь,
С захватом Чжуань Чжу в том видя связь!
А вот сам чуский ван спешит:
Его квадригу кто не знает,
Горящей яшмы слепит вид,
И ветер развевает знамя!
Здесь ус китовый, жемчуг, шелк!
Гань Цзян магический клинок
Вздымает! Тутов лук его
Стрелой заряжен огневой.
Ян Цзы сам правит и сама
Возница страстная Сянь А.
И заяц их догнать не смог бы!
Но вот и колесницы смолкли,
И реже топот стал копыт…
Но ветром ван опять летит,
Табун таоту обогнал
И Фына горячо погнал!
Единорогов же веселых
Там уложил он, где нашел их:
От меткости своей лучится,
В горах и долах ван наш мчится!
Вот молния и ураган,
Раскаты грома слышит ван.
Он меток – стрелам знает счет,
Ведь счел их все наперечет,
Руки отточен каждый взмах,
Бьет в сердца жилу, в глаз иль в пах!
И мертвой дичью дол весь полон,
Не счесть ее на скалах голых!
А после охоты чуский ван прогуливается, опустив бунчук…
Он бродит, упоен собой,
Разглядывает лес густой…
Рад гневу он мужей своих,
Всяк хищный зверь страшится их!
Отдыхает усталый ван…
Метаморфозы дивны видит ван:
Что за красавица?! Равна самой Дэнь Мань!
Бела и в дунский шелк облачена,
В прозрачной кисее скользит она.
Колеблет юбку ветерок,
Просторной полы взлет широк.
Обтянут туго стройный стан,
Походке плавной внемлет ван.
Лицом прекрасна и ясна,
Как горный ручеек, она!
Тонка, как деревце весной,
А шлейф за ней – туман лесной!
Строг рукавов широких взмах,
Камней сиянье в волосах.
За поручни она взялась,
Шуршит лишь шелк, не видно глаз.
Молчит она в земном поклоне,
Сжимая поручни в ладони.
Вниз нежных кос струя бежит,
Из перьев зонт, вертясь, дрожит.
Но ввысь устремленный не гнется султан,
Он прям и точен, как красавицы стан.
Как вечер лазурный, воздушна она,
Прозрачностью духам сродни, а не нам!
Но затем?
В Хуэйпу охотников строй
Совершает сквозь джунгли прорыв,
Словно реку дамбы рукой,
Зимородков сетью накрыв.
Смерть несут фазаньим самцам
Стрелы тонкие и силки.
Гибель птицам и их птенцам!
Будут жертвы здесь велики!
Бьют безжалостно лебедей,
Истребляют диких гусей,
Гибнут иволги, журавли —
Всех убили, кого могли!
А потом плыл по озеру князь…
Весел княжеский взор!
Перебили весь лес!
Вот и флагов узор!
Вот из крыльев навес!
Вот из перьев шатер!
Сеть – ловить черепах,
Для ракушек – крючки.
Весел весельный взмах!
Барабан, не молчи!
Вот и пурпура сбор!
Вот и песенный хор!
Свист свирелей в горах —
Водным жителям страх!
О, прыжки лебедей!
Бьют струею ключи!
Гром и грохот камней!
Барабан, не молчи!
Встречных скал разговор,
Перекат, перебор…
Громок праздничный хор
Средь долины и гор!
Весел охотников труд! Все же пора отдохнуть.
Барабан, громче бей!
Пусть разносится гуд!
Взлет сигнальных огней!
Толпы, толпы текут!
Отдохнуть бы скорей!
И тогда чуский ван сам восходит на башню Янъюнь:
Ибо только в покое найдешь ты покой.
Есть смиренье себя – утомленность собой.
Все пять вкусов слились во единое чувство,
Совладать же со спящим – простое искусство.
Великий ван мог бы до конца дней своих скакать на коне и не сходить с колесницы.
Циский ван замолчал, ничего не ответил мне. И тогда сказал господин У-ю:
– Как вы сумели описать все это? Вы не посчитались с расстоянием в тысячу ли и приехали к нам. А наш правитель собрал мужей, живущих в его владениях, и выехал на охоту. Он во что бы то ни стало хотел обрести добычу, чтобы позабавить своих приближенных. Какой смысл был ему хвастаться? Уж если говорить о том, что есть и чего нет в чуских землях, так я бы хотел услышать ваши рассуждения о достоинствах чуского государя. Вы же не восхваляете добродетели своего правителя, а говорите с уважением лишь об озере Юньмын. Вы хвалите разврат и наслаждения, прославляете излишества. На вашем месте я бы так не поступил. Вы говорили все это для того, чтобы обозлить нашего государя. Причем вы рассказывали о том, чего не существует. Значит, вы лишились доверия в Чу и вас презирают в Ци.
На востоке – морская рвань,
Горы с юга – Ланъе в снегах…
Вану любы горы Чэншань
И охота в Чжанфоу горах!
К морю держит по рекам путь,
Пенить воды Мынчжу – не лень!
Справа – Тангу скалиста грудь,
Слева – Се и Сучжэня тень.
А за морем, в Цинцю – лисий гон,
На окраинах – свой досуг.
Девять озер – в глотке уж у него
(Не в утробе еще, но уж в глотке его)