Древ восковых цзянсийских дивит!
Плотный лист лаковых, твердый орех,
Пальмы кокосовой груб жесткий мех.
Слову подвластна ль сия красота?!
В тысячу жэней древес высота!
Ах! С колыханьем знамен боевых
Схоже качанье ветвей вековых!
Кружатся в танце, нежны и легки,
Падающие лепестки!
Листьев шум, как флейты трель,
Как вздох, неуловим,
Как будто все поля свирель
Наполнила пеньем своим!
Кто смотрит на эти сады из дворца,
Садам этим дивным не видит конца!
И кто только в них не живет!
Обезьяны прыгают, вольны,
Длинношерстны, гибки и черны!
Уйма здесь гиббонов и макак,
Белых злых лисиц не счесть никак!
Птицы, громко плача и свистя,
Целый небосвод собой мостят!
Отдыхают или гнезда вьют,
Нравится им сладостный уют!
Перепархивают на сучок с сучка,
На лету порой склевав жучка.
И качаются на веточках легко,
Если прыгать сильно далеко!
А над реками…
Вот качаются висячие мосты,
Странные колышутся кусты.
Ветви их, поникшие, висят,
Вдруг взметнутся и тотчас – назад!
Только вниз стыдливо упадут,
Вознеслись уж в небо – тут как тут!
Так качаются они – то вниз, то ввысь,
И попробуй в этом разберись!
Хорошо бывает здесь бродить,
Развлекаться, праздновать, чудить,
Все дворцы, подворья все узнать
И места секретные сыскать,
Кухонь и поварен тайны вскрыть!
Долг чиновников – любезно всем служить!
Итак, в этих самых местах:
На охоту Сын Неба мчится —
И зимой, и с осенним ливнем!
Грозная его колесница
Из слоновьих сделана бивней!
Кони прекрасные скачут,
Что урагана быстрее!
Флаги – радуги ярче!
Тучей знамена реют!
В обозе же – шум, крики, страсти!
Суета, суета! Размах!
Вэй Цин правит, словно мастер,
У Сунь-фу же вожжи в руках!
С четырех сторон света бегут егеря,
Барабаны в лесах – вот веселье царя!
Загонщиков толпы трудились не зря —
В лесах бесконечных несметно зверья!
Янцзы с Хуанхэ – огражденьем узорным,
Гора же Тайшань служит вышкой дозорной!
Гром, грохот колес, стук тяжелых копыт,
Дрожанье земли, небосвод весь разбит!
Пыль сзади и спереди вихрем кипит,
Порядок и строй моментально забыт!
Рассыпались толпы, для каждой – свой клич,
Охотник любой должен знать свою дичь!
А дичь убегает, дороги не зная,
Широк здесь простор – без конца и без края!
В холмах, средь озер, чья поверхность лоснится,
Поток мчится конный, людской тоже мчится,
В охотничьем буйстве, в безумстве своем
Пум, тигров и барсов пленяют живьем!
Бьют черных медведей, сжав зубы, без слов,
Пантер белых душат и топчут козлов!
Тигриц ловят, ловко бросая аркан,
В полоску и белых, чтоб счастлив был ван!
За хвост тянут птицу, ей шанса не дав,
И диких коней гонят вскачь, оседлав!
На гребни высоких взбираются гор
И мчатся в низинах во весь свой опор!
В ущелья влезают, в глубинную грязь
И спорят с потоками злыми, ярясь!
Фэйляней бесовских бьют браво в упор
И зверя мудрейшего, чей взгляд остер —
Цзэ-чжая – загадочный ищут приют,
Ся-гэ настигая, без промаха бьют!
Крылатым коням не взлететь из тенет,
Из пут не спасется звериный народ!
И вепрей разят стрелы – нету острей!
И гонят в загон очумевших зверей,
Нарушив спокойной их жизни уют,
Стреножат, стреляют, вздохнуть не дают!
Вот вепря, пронзив ему горло, кладут,
Звенит тетива – и погибнет он тут!
Но где император?
В колеснице со знаменем мчится вперед,
То обратно, то влево, то вправо берет.
Он деяний от военачальников ждет,
Обстановки пытаясь понять оборот.
Вот несется он вдаль, и бунчук его нов,
Веселиться, как все, он сегодня готов:
Птиц гонять на лету и топтать всех хорьков:
Разных мелких, беспомощных, гладких зверьков,
И колесами серн тонкостройных давить,
И зайчишек лукавых в силки заловить.
Так искусен в охоте он с давних уж пор!
Словно выстрел, мгновенен, как молния, скор!
Он уносится вдаль, за границу небес,
В запредельном просторе, за небом, исчез!
Но и там для царей есть охота и лес,
И привольны луга занебесных небес!
Натянул уже лук свой звенящий Фань Жо,
Перед жертвами смерти уж лик обнажен,
Стаям птиц и зверей в нескончаемый лес
Перья белые стрел мчатся наперерез!
Сяояны, фэй-цзюн – в ожиданье конца,
И, погоней взьярен, их преследует царь,
А настигнув – разит. Слышат, падая в рвы,
Они только погибельный звон тетивы…
Царь взмахнет бунчуком – стрелы кверху взовьются:
Робкий ветер пронзить,
В воздух свист свой вонзить,
И полет смертный их —
Легче духов самих!
Журавлей страхом мучит
Гром повозки летучей!
Бьет и фениксов дрожь —
Спрячься или умрешь!
И Луаней волшебных не милует случай —
Всех колесами давит охотник могучий!
Он без жалости губит утят-мандаринов,
Забавляется всласть, перебив цзяоминов!
Только всякий на свете кончается путь,
Есть и этой охоте предел где-нибудь…
Вот на юг повернуть повелел грозный ван —
Мимо Каменных Врат, за дворец Фынлуань.
Пройден мост Чжицяо – ко дворцу Лухань бег,
Дальше – спуск до Танли и в Ичуне ночлег.
Там на запад сворот
(Пар валит с конских морд),
И на лодках по озеру будет потом
На Драконову башню нелегкий подъем.
Надо бы посетить Павильон тонких ив,
Отдохнуть в нем, запас силы восстановив,
Разобрать всю охоту, оценку всем дать,
Все на суд – егеря и сановная знать!
Зорко Неба Сын зрит колесниц разнобой,
Видит он, кто труслив и готов кто на бой!
Ловкость, меткость оценит он, выправку, стать,
Дичь – какая и чья? Кто устал, кто отстал?
Кто клинок предпочел, кто работал копьем,
Кто зверей наповал бил мгновенно живьем,
Кто от мук их избавить за лишний счел труд…
Но добычи – гора! Как свершить правый суд?
Над равниной кровавая всходит луна,
А равнина вся тел бездыханных полна!
И после охоты…
Бурные празднества, шум и пиры,
Магия снов театральной игры!
Музыка слух выжигает дотла,
В тысячу даней бьют колокола!
Бьется в сосудах, как будто в кадилах,
Звуков небесных великая сила!
Песен Гэ Тяня вовек не испить,
И Тао Тана пляс хочется длить!
Тысяча соло в придворном есть хоре,
И десять тысяч им пламенно вторят!
Пенье звучит, горы, взгорья колебля,
Воды в озерах вскипают немедля!
Песен тех цайских, баюйских и сунских
Если не знаешь – сюда ты не суйся!
Песни Хайнаня, Юйчжэня красивы,
Им Юго-Запада вторят мотивы!
Бой барабанов златых слух полощет —
И во дворцах, и в украшенных рощах!
И оглушительным звоном металла
В сердце звучит буйство пышного бала!
Но только Цин Цинь, только Ми Фэй могли так терзать сердца:
Дев не сравнима ни с чем красота,
В ней – обаянье, изящность, мечта!
Пудра на щечках и бровок сурьма,
Стан грациозный – все сводит с ума!
Милые глазки глядят хорошо,
Ткань платьиц летних – изысканный шелк!
В шелке луна светит, благость тая,
Танец взвивает прозрачны края!
Поступь легка, и улыбка чиста,
Полуоткрыты в мечтанье уста!
Голову кружит точеная стать,
Душу ей в дар каждый жаждет отдать!
А среди пира и сладостной музыки хмурый и задумчивый сидит Сын Неба, словно он что-то потерял.
– Увы, увы! Все это слишком роскошно! – произносит он вдруг. – Мы здесь пребываем в безделье, на целые дни оставляем дела. Так никогда не прославиться, никогда не войти в историю!
Он прекращает пир, охоту и обращается к своему казначею:
Пахоты жаждет, страдая, земля,
Нужно ее распахать всю в поля!
Надо народу простому помочь
И нищеты осветить злую ночь!
Стены сломать, рвы скорей завалить,
Вольно чтоб жил гор народ и долин!
Скот разводить чтоб и рыбу ловить —
Житницы вместо дворцов всех открыть!
Люди живут без надежды, в нужде!
Людям несчастным, погрязшим в беде,
Можем мы помощь благую подать,
Вдовам помочь и сирот воспитать!
К правде стремиться, искать лишь добра,
В гневе сдержаться – настала пора!
Казни смягчить, упорядочить строй,
Платьев цвета изменить и покрой!
Календаря поменять надо суть,
К мирным реформам прокладывать путь!
Пост непременный – для чистки души!
Форму придворным достойную сшить,
Пусть над мундиром колдуют портные!
Выезды будут, к ним – стяги цветные!
Звон бубенцов, яшмы красный восход
И «Шесть умений» – простор для охот:
Правда и милость творят чудеса,
Глубже в Чуньцю заберемся леса!
Кошке там дикой в глаз будем стрелять,
Белого тигра стараться поймать,
Бить журавлей, чей, как сажа, цвет черн,
Дротик метать и работать мечом,
Стяг развернем мы на славном пути,
Только чтоб мудрых друзей нам найти!
Их обретать устремляемся вдаль,
Ах, не нашедшего искренне жаль!
Вольно бродить по просторам «Шуцзина»
И воплотить, познав, смыслы «Ицзина»,
Волю животным чудесным отдать,
В светлые залы впустить благодать!
Храм Чистоты – честь найдет здесь почет,