чав и суров, но не испытывает этого [на людях]; хотя наказания и установлены, но они не применяются»[60].
...Небо и Земля — основа всего живущего; наши [66] первопредки — основа [людских] родов; правители и наставники — основа управления. Не будь Неба и Земли, от чего возникла бы жизнь? Не будь предков, откуда пошли бы их потомки? Не будь правителей и наставников, откуда бы взялось управление [людьми]? Если из этих трех основ одна отсутствует, не будет покоя у людей[61]. Поэтому [смысл] обрядов — в служении Небу наверху и служении Земле внизу, в почитании предков и в возвышении правителей и наставников; это и есть три основы обрядов.
Поэтому правитель ван служит [посланному] Небом первопредку; владетельные князья чжухоу не смеют нарушать [установленные для них жертвы][62]; сановники и чиновники также имеют своего постоянного предка, и таким образом различаются благородные и подлые. Когда же благородные и подлые устроены, утверждается основа добродетели[63].
Жертвы Небу цзяо приносит только Сын Неба, жертвы на алтаре Земли шэ приносят владетельные князья, а также сановники шидафу. Именно таким образом все различается: благородные несут обязанности благородных, низкие несут обязанности низких, должный быть большим остается большим, должный быть малым остается малым. Поэтому тот, кто владеет Поднебесной, приносит жертвы семи поколениям [своих предков]; владеющий княжеством приносит жертвы пяти поколениям; владелец земли, с которой поставляется пять боевых колесниц, приносит жертвы трем поколениям; владелец земли, с которой поставляются три боевые колесницы, приносит жертвы двум поколениям [своих предков][64]; те же, кто выкармливает животных для простых жертв, не вправе воздвигать храм своим предкам[65]. Так [люди] и различались: имевшие обильные заслуги распространяли свои милости широко; те же, кто обладал небольшими заслугами, распространяли свои милости скупо.
Во время большого жертвоприношения на возвышении водружали круглую чашу с чистой водой, на жертвенный стол помещали сырую рыбу, а впереди ставили мясную похлебку без приправ[66], в этом состояло почитание основ еды и питья [предков]. Во время большого сезонного жертвоприношения[67] высоко водружали чашу с чистой водой, употребляли также слабое вино; в качестве еды прежде всего [подносили духам] клейкое просо шу и простое просо цзи, а затем рис и мелкое просо лян[68]. Во время месячных жертвоприношений цзи подносили [духам], пробуя перед этим, прежде всего мясную похлебку без приправ, а затем насыщались разным мясом с приправами. Так, почитая основу, проявляли приверженность к [правильному] применению [жертв]. Почитание основ [обрядов] считалось вэнь — благовоспитанностью, а приверженность к должному применению жертв считалось ли — разумностью. Когда оба эти начала соединялись и [обряд] становился совершенным, [67] тогда жертвы обращались [непосредственно] к духу Великого единого[69] [ритуала], и это считалось великим благоденствием. Когда на возвышении ставился кубок с небесным вином — чистой водой, на жертвенном столе помещалась сырая рыба, впереди — деревянный жертвенный сосуд доу с мясной похлебкой без приправ, в этом проявлялось единство [подхода к жертвам][70]. При завершении жертвоприношения [представляющий предка] к кубку с вином больше не притрагивался; после оплакивания предка [представляющий предка] рыбу на жертвенном столе больше не пробовал; еду, подносимую ему тремя кормителями духа покойного, не ел, в этом проявлялось единство [завершения] жертв[71]. Когда в ходе большой свадебной церемонии [жених] еще не представлен, когда в большом храме при жертвоприношениях еще не ввели лицо, [представляющее предка], когда после смерти человека ему еще не успели сделать малое обряжение, — во всех этих случаях проявлялось единство [начала обряда].
Большая колесница государя покрывалась сверху простым некрашеным холстом; при жертвах Небу цзяо государь носил пеньковую шапку; надевая траурные одежды, правитель прежде всего распускал пеньковую опояску, в этом тоже проявлялось единство [обряда][72].
Во время трехлетнего траура плач [по родителям] не должен прерываться; во время жертвоприношений в «Храме чистоты»[73] только один человек поет, трое других ему вторят, [это происходит] под звуки ударов по перекладине высоко подвешенного колокола и под чистые звуки красных струн гуслей, усиливаемых полой декой инструмента[74], и в этом проявлялось единство [обряда].
Всякий обряд вначале [несколько] упрощен[75], в ходе исполнения он приобретает изысканность и по завершении приносит радость[76]. Вот почему, когда обряды достигают совершенства, чувства [людей] и утонченность [церемонии] достигают своего предела. В дальнейшем либо чувства [людей], либо утонченность [церемонии] поочередно берут верх; на низшей же ступени [обрядности] вновь [берут верх] чувства [людей], которые обращаются к Великому единому. Когда Небо и Земля приходят в гармонию, Солнце и Луна испускают свет, когда четыре сезона года следуют один за другим, звезды и небесные тела движутся своими путями, реки и потоки текут, все сущее на земле процветает, когда доброе и дурное имеет свои границы, радость и гнев надлежаще проявляются, тогда низшие благодаря обрядам становятся покорными, а высшие — мудрыми[77].
Я, тайшигун, Придворный историограф, скажу так[78].
О, сколь совершенно все это! Когда [обряды и ритуал] установлены и доведены до предела совершенства, в Поднебесной уже никто не может что-либо прибавить [к ним] или отнять [от [68] них]. Тогда от основы до вершины все взаимно согласуется, начало и конец соответствуют друг другу; когда [обряды] достигают внешней изысканности, различается [положение людей]; когда [люди] глубоко вникают в суть обрядов, они испытывают удовлетворение.
Все, кто в Поднебесной следует обрядам, управляемы; все, кто не следует им, смутьянничают; кто следует обрядам, пребывает в покое, кто не следует им, находится в опасности. Низкие люди не в состоянии [следовать] этому образцу[79].
Значение обрядов и ритуала поистине глубокое[80]! Те, кто исследует, что есть «твердое» и «белое», что есть «одинаковое» и «разное», оказываются бессильными, имея дело с обрядами[81]. Смысл обрядов и ритуала поистине велик! Те, кто своевольно создает правила и высказывает мелочные, вульгарные суждения, имея дело с обрядами, недолюбливают их[82]. Значение обрядов и ритуала поистине возвышенно! Те, кто ведет себя жестоко, распущенно, своевольно, презирает обычаи [людей] и ставит себя высоко, — эти люди, имея дело с обрядами, терпят в этом крах[83].
Поэтому, если [плотничий] шнур надлежаще натянут, то невозможно ошибиться в определении прямизны или кривизны[84]; если весы надлежаще подвешены, то невозможно обмануться в определении тяжести или легкости; если циркуль и наугольник правильно поставлены, то невозможно ошибиться в определении формы предмета — круг это или квадрат; если совершенный человек вникнул в суть обрядов, то невозможно обмануть его хитростью или лицемерием.
В силу этого [плотничий] шнур — это высшая мера прямизны, весы — это высшая мера равновесия, циркуль и наугольник — это высшая мера формы, обряды — это высшая мера поведения людей. Однако тех, кто не руководствуется обрядами и не удовлетворяется ими, называют людьми, лишенными принципов; тех же, кто сообразуется с обрядами и удовлетворяется ими, называют мужами, обладающими принципами[85]. Тех, кто размышляет и доискивается до сути обрядов, называют способными к размышлению; тех, кто способен размышлять и при этом не менять [обрядов], называют способными быть твердыми. Тот же, кто способен размышлять и оставаться твердым и вдобавок к этому любить обряды и ритуал, — это мудрец.
Небо — это предел высоты, Земля — это предел низины, Солнце и Луна — пределы света, бескрайность [мира] — это предел широты и огромности, мудрец — это предел истинного пути.
[Обряды служат] для должного использования богатств и предметов, для внешнего выражения знатности и низкого положения, для показа различий между большим и малым, для понимания важности пышности и скудости [обрядов]. [69]
Когда изобилует внешняя изысканность и форма, а чувства и желания людей скромны, тогда обряды процветают. Когда внешняя изысканность и форма [обрядов] ограничены, а чувства и желания людей обильны, тогда обряды оскудевают. Когда внешняя изысканность и форма [обрядов], а также чувства и желания людей взаимодействуют как в своем внутреннем содержании, так и во внешнем проявлении, когда они соединяются и действуют одновременно, то в этом [находит выражение] средний путь системы обрядов и ритуала