сяном в Цзянду[911]. [Чжун-шу] изучал стихийные бедствия, описанные в Чунь-цю, и пришёл к выводу, что они являются негативными последствиями взаимодействия инь и ян. Чтобы вызвать дождь, необходимо перекрыть [каналы] ян, полностью освободив [каналы] инь, а чтобы дождь прекратился — наоборот. Если [эти принципы] станут государственной политикой, то результаты будут ощутимыми.
[Впоследствии] он был понижен в должности и стал чжундафу, жил у себя дома и занимался составлением записей о стихийных бедствиях. Как раз в это время в ляодунском Гаомяо[912] произошло стихийное бедствие. Чжуфу Янь, ненавидевший [Дун Чжун-шу], завладел его записями и представил Сыну Неба. Сын Неба призвал учёных и показал записи, которые они раскритиковали и высмеяли. [Даже] ученик Дун Чжун-шу — Люй Бу-шу, не зная, что это записи его учителя, назвал [автора] глупцом. Дун Чжун-шу предали суду, ему грозила смерть, [но всё же] по высочайшему повелению его помиловали. После этого Дун Чжун-шу уже никогда не осмеливался вести разговоры о стихийных бедствиях.
Дун Чжун-шу как человек был честен и прямодушен. В это время [дом Хань] был занят покорением варваров, окружавших его с четырёх сторон. Гунсунь Хун разбирался в Чунь-цю хуже Дун Чжун-шу, но, руководствуясь личными интересами в духе времени, смог достичь высших должностей. Дун Чжун-шу считал Хуна обычным льстецом. Хун ненавидел [Дуна] и предложил государю: «Только Дун Чжун-шу можно послать сяном к Цзяоси-вану»[913]. Цзяоси-ван был наслышан об учёности Дун Чжун-шу и хорошо принял его. Однако Дун Чжун-шу опасался, что, если он пробудет [там] долгое время, его обвинят в каком-либо преступлении. [177] Поэтому, сославшись на болезнь, он ушёл в отставку и поселился у себя в доме, где и прожил до самой кончины. Не занимаясь государственными делами, [он] сосредоточил усилия на толковании канонических книг. С начала возвышения дома Хань и вплоть до правления пятого поколения императоров знатоком Чунь-цю считали только Дун Чжун-шу, который в своих трактовках примыкал к школе Гунъян [Гао][914].
Ху У-шэн был цисцем. При [императоре] Сяо Цзине он получил звание боши, к старости вернулся домой и стал учить людей. В [землях] Ци многие из толкователей Чунь-цю получили знания от Ху У-шэна, среди них был и Гунсунь Хун.
Цзян-шэн из Сяцю занимался [комментарием] Гуляна к Чунь-цю[915]. Когда Гунсунь Хун стал использоваться в качестве знатока [Чунь-цю, Цзян-шэн] проводил сличение текстов и толкований [всех трёх чжуаней], но в конце концов отдал предпочтение версии, принятой Дун Чжун-шу[916].
Среди учеников [Дун] Чжун-шу выделялись Чу Да из Ланьлина, Инь Чжун из Гуанчуаня, Люй Бу-шу из Вэня. Чу Да достиг поста сяна во [владении] Лян, Бу Шу стал чжанши. Получив предписание и верительный знак императора, он был отправлен в Хуайнань, чтобы разрешить возникший там конфликт. [Выяснил,] что чжухоу самоуправствуют, вынося приговоры и не докладывая [о них императору]. Опираясь на Чунь-цю, справедливо решил [конфликт]. Сын Неба посчитал все его действия правильными. Ученики [Дун Чжун-шу] были эрудитами, дошли до постов дафу, а ланов, ечжэ и чжангу среди них было несколько сотен. Сыновья же Дун Чжун-шу и внуки все были учёными и занимали высокие чиновничьи посты.
ГЛАВА СТО ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯКули ле чжуань— Жизнеописания жестоких чиновников[917]
Конфуций говорил: «Если управлять [народом] с помощью закона, а выправлять его с помощью наказаний, то народ будет избегать [закона] и потеряет стыд. Если управлять с помощью добродетели, а выправлять с помощью ли, тогда [у народа] появляется стыд и он управляем»[918].
Учитель Лао говорил: «Высокая добродетель не выпячивает себя, поэтому она истинная; низкая добродетель не упускает случая показать себя, поэтому она ложная». [И ещё:] «Чем больше законов, тем больше преступников»[919].
Я, тайшигун, скажу так.
Как же верны эти слова! Законы и указы являются лишь инструментом управления и не могут быть источником совершенного правления. В недавние времена сеть [законов] плотно охватила Поднебесную[920]. Однако зло и ложь процветали, верхи и низы были расколоты, и дошло до того, что положение стало непоправимым. Управляли тогда так: дули на кипящую воду, вместо того чтобы потушить огонь, не проявляли ни энергии, ни решительности. Зло смогло победить, ему потакали и были довольны! Слова о добродетели потонули в дурных делах. Недаром [Учитель] говорил: «Что касается судебных тяжб, то я, как и другие люди, старался их избегать»[921]. «Ведь когда рядовой чиновник слышит о Великом Пути, он только смеётся»[922]. И это не пустые слова. Поднимаясь, дом Хань отказался от жестоких законов в пользу справедливых, убрал показное и стал поддерживать истинное. Допускались послабления в применении законов, система правления укреплялась, до преступлений дело не доходило, простой народ обрёл покой. Так стало видно, в чём корень зла[923]. [179]
Во времена Гао-хоу только жестокие чиновники получали титулы и земельные пожалования, третировали членов императорской фамилии, преследовали заслуженных государственных мужей. Когда род Люй потерпел поражение, стали разыскивать и уничтожать семьи всех тех, кто получил титулы и земельные пожалования [при Гао-хоу]. Во времена Сяо Цзина жестокие методы управления без колебаний применял Чао Цо[924], что отражало свойства его характера. Вспыхнул бунт семи княжеств, и весь гнев обрушился на Цо. Он был казнён. После этого восстания появились такие деятели, как Чжи Ду и Нин Чэн.
Чжи Ду был уроженцем Яна[925]. В качестве лана служил Сяо Вэнь-ди. При Сяо Цзине Ду занял пост чжунланцзяна. [Временами он] осмеливался открыто поучать императора и критиковать сановников двора. Он нередко сопровождал [государя в прогулках] по парку Шанлинь. [Однажды фаворитка] Цзя-цзи направилась в уборную, и туда неожиданно ворвался дикий кабан. Государь посмотрел на [Чжи] Ду, но тот бездействовал. Государь решил сам схватить оружие, чтобы помочь Цзя-цзи. Ду пал ниц перед государем и сказал: «Потеряем одну фаворитку, заменим другой, разве мало в Поднебесной таких, как Цзя-цзи? Если вы, Ваше Величество, сами будете с этим управляться, то что же будет с храмами ваших предков и с государыней-императрицей?!» Государь отступился, а кабан убежал. Когда государыня узнала [про случившееся], она пожаловала Ду сто цзиней золота. С этого момента Чжи Ду стали больше ценить [при дворе].
Род Цзянь в Цзинани насчитывал триста с лишним семей, был влиятельным и [отличался] хитростью. [Даже чиновники, получающие по] две тысячи даней [зерна], не смели им приказывать. Вот почему Цзин-ди назначил [Чжи] Ду тайшоу Цзинани. Прибыв в область, [Ду] жестоко расправился с главами рода Цзянь, остальные в страхе [покорились]. Через год с лишним в области никто не осмеливался подобрать оброненное, начальники соседних областей трепетали перед Ду как перед важным сановником.
Ду был человеком смелым, обладал сильным характером, был неподкупен, не использовал служебное положение в личных целях, присланные подарки не принимал, просьб не рассматривал. Часто он говорил о себе: «Когда я служу, то поворачиваюсь спиной к родне. И до самой смерти я намерен исполнять свой долг чиновника, не считаясь с женой и детьми». [180]
[Вскоре] Чжи Ду перевели на пост чжунвэя. [В это время] чэнсян Тяо-хоу достиг высокого положения[926] [и держался] надменно, но Ду [позволял себе] приветствовать его лишь наклоном головы. В то время люди вели себя бесхитростно, опасались навлечь на себя наказания и подчинялись властям. Но [Чжи] Ду предпочитал жёсткие или предупредительные меры; действовал [он только] по законам, не делая исключений [даже] для знати. Лехоу и члены императорской фамилии смотрели на него косо и прозвали его хищным ястребом.
Когда Линьцзян-ван[927] был призван в столицу, чтобы ответить на обвинения, [предъявленные ему] чжунвэем, он попросил дать ему ножичек и кисть, чтобы написать повинную государю. Но [Чжи] Ду запретил своим чиновникам [давать ему письменные принадлежности]. [Однако] Вэйци-хоу тайно послал человека снабдить Линьцзян-вана [необходимым]. Тогда Линьцзян-ван сумел написать повинную государю и вслед за тем покончил с собой.
Доу-тайхоу, узнав [об этом], пришла в негодование и попыталась, используя строгость законов, преследовать Ду. Но Ду уволился со службы и вернулся домой. И тогда Сяо Цзин-ди направил к нему уполномоченного представителя предложить пост тайшоу Яньмэня[928], а также предоставил сопровождающих чиновников для удобного следования к [месту] службы.
[Вожди] сюнну, издавна наслышанные о решительности Чжи Ду, отдали приказ войскам на границе отойти со своих позиций, и, пока Чжи Ду был жив, они не приближались к Яньмэню. Сюннусцы изготовили [деревянного] идола, похожего на Чжи Ду, и приказали конникам на скаку стрелять [по нему] из лука, но те настолько боялись [Чжи