Но потом государь её пожалел и издал указ о том, чтобы кормилицу не переселять, а тех [её домочадцев], кто нарушил законы, подвергнуть строгому наказанию. [235]
Во времена У-ди жил цисец Дунфан-шэн по имени Шо. Он любил древние сочинения, разбирался в классических трактатах. О нём многое можно узнать из неофициальных повествований. Сразу после приезда в Чанъань Шо явился в [ведомство] гунчэ[1174], где [хранились] донесения императору. Там в ожидании обработки [скопилось] три тысячи докладных записок. Гунчэ велел двоим служащим принести эти документы; те едва справились. Руководитель от лица императора велел прочитать их и оформить должным образом. [Шо] тут же на месте их систематизировал, в течение двух месяцев прочитал и после этого завершил оформление. Был издан указ о производстве его в ланы, он постоянно находился среди шичжунов. Не раз его приглашали на беседу с государем, который был вполне удовлетворён.
Так было до того времени, пока его не начали приглашать на пиры. В конце трапезы он клал за пазуху остатки мяса и уходил; одежда его была вся запачкана. Ему несколько раз жаловали тонкое белое шёлковое полотно и [другие] шёлковые ткани, всё это он взваливал на плечо и уходил. Но на себя не тратил ни пожалованных денег, ни шёлка. Жён брал из числа лучших девушек Чанъани, но обычно на один год, после этого отпускал и брал другую жену. Пожалованные деньги и ценности без остатка отдавал им. Все ланы из окружения государя почти в открытую называли его безумцем. Узнав об этом, государь сказал: «Когда Шо поручают заняться каким-либо вопросом, то [он], казалось бы, ничего не делая, умудряется всё исполнить. Разве может кто-нибудь [с ним] сравниться?!»
Шо поручался за своего сына и когда его назначили на должность лана, и когда его назначили помощником ечжэ, который вручает верительные знаки отъезжающим послам.
Когда Шо находился во дворце, [какой-то] лан сказал: «Все считают вас, сяньшэн, безумцем». Шо ответил: «Я и мне подобные, можно сказать, скрываемся от мира в императорском дворце, как люди древности укрывались высоко в горах». Изрядно напившись на одном из пиров, он спел такую песню:
[Я] заблудился в повседневной жизни,
Скрываюсь от мира за воротами Золотой лошади.
В лоне дворцовых покоев можно полностью укрыться от мира,
Зачем же уходить далеко в горы под крышу хижины?
Ворота Золотой лошади получили своё название от [скульптуры] бронзовой лошади, которая была установлена у входа в Управление дворцовых евнухов. [236]
[Как-то] собрали всех боши перед дворцом и начали дискуссию на общие темы. [Один из них] сказал: «Су Цинь и Чжан И[1175] брали на себя командование над десятью тысячами колесниц, исполняли обязанности цинов и сянов в столице, их благие деяния живут в веках. Ныне цзы и дафу совершенствуются в овладении [трудами, в которых описаны] правители прошлых эпох, восхищаются смыслом, который вложили в них мудрецы. Не сосчитать философов, цитирующих Ши[цзин] и Шу[цзин]. [Они] пишут на бамбуковых планках и на шёлке. Считают, что внутри морей им нет равных, их называют блестящими ораторами и мудрецами. И хотя они должны быть всецело преданы службе императору, дела день за днём откладываются, а решений приходится ждать годами. Получившему чин никак не стать шиланом; занявшему пост никак не стать чжи-цзи[1176]. Может ли поведение [чиновников] быть ещё более порочным? Почему так происходит?»
Учитель Дунфан сказал: «Это то, чего невозможно избежать. Тогда было одно время, теперь другое. Разве можно сравнивать! Ведь во времена Чжан И и Су Циня дом Чжоу находился в глубоком упадке, чжухоу не являлись на аудиенции, придерживались политики силы, воевали друг с другом. Тогда возникло двенадцать княжеств. Не было [устойчивых] союзов. Если удавалось привлечь [надёжных] служилых, то [княжество] становилось сильнее, если [их] теряли, то [оно] погибало. Когда [чиновники] говорили, к ним прислушивались; они перемещались и [быстро] делали карьеру. Их благодеяния распространялись и на будущие поколения, а потомки возвеличивали и почитали их.
Сейчас всё не так. Мудрый император находится наверху, его дэ нисходит на Поднебесную, чжухоу покорны, варвары всех четырёх сторон света завоёваны и управляемы. Земли вне пределов четырёх морей подобны циновке[1177], всюду покой и стабильность. В Поднебесной царит гармония, и она подобна единой семье; выполнение [государственных дел] осуществляется столь же легко, как поворот ладони. Но одарённых и недостойных разве в чём-то отличают друг от друга? Благодаря размерам Поднебесной численность служилого люда сейчас велика, поэтому все помыслы и чаяния надобно посвящать им. [Ведь это] те, кто сплочён и, подобно спицам колеса, сходящимся в одном месте, стали единым целым. Не жалея сил, исполняют свой долг, даже если терпят недостаток в одежде и еде или утраты в семье. И если бы Чжан И и Су Цинь были рождены в наше время, [то они] ни за что не смогли бы добиться [237] [сохранения] уклада жизни своего времени. Как бы они отнеслись к дворцовым евнухам и шиланам!?
Предание[1178] гласит: "Если есть совершенномудрый, то в Поднебесной не будет бедствий-ведь нет ничего, на что не влияли бы его дарования. Если есть совершенномудрый, то верхи и низы живут в мире и согласии-ведь он ко всему может приложить свои усилия". Как говорится, разные времена-разные свершения. Разве выполняя свои служебные обязанности, они (Чжан И и Су Цинь) не добивались совершенства? В Ши[цзине] говорится: "Во дворце [бьют] в барабаны и колокола, звуки их разносятся далече"[1179]. "Журавли курлычат среди озёр, звуки достигают Небес"[1180]. Если бы они смогли добиться совершенства, то не стали бы сожалеть, что не добились славы!
[Циский] Тай-гун[1181] исходил из человеколюбия и долга в течение семидесяти двух лет. Встретив [чжоуского] Вэнь-вана, смог претворить в жизнь его слова, получил надел в Ци. Прошло семьсот лет, а [его род] не прервался. Этот подданный неустанно, днём и ночью совершенствуясь в учении и воплощении в жизнь принципов дао, не позволял себе останавливаться. В наше время чиновники, оказавшись не у дел, возвышаются, как скалы, живут уединённо. Глядя вверх, подражают Сюй Ю[1182], глядя вниз, учитывают пример Цзе Юя[1183]. В замыслах уподобляются Фань Ли, в преданности подражают Цзы-сюю[1184]. Поднебесная пребывает в мире и спокойствии, [чиновники] поддерживают друг друга исходя из понимания долга. [Но] достойных единомышленников мало. В сущности, так было всегда. Но как же вы можете в нас сомневаться?!»
После этого все учёные господа хранили молчание, не зная, что сказать.
На заднем дворе дворца Цзяньчжан[1185] в пределах изгороди появилось некое существо, внешним видом напоминавшее лося. Узнав об этом, У-ди направился туда. Подошёл, чтобы лично осмотреть его. Расспросил тех, кто был в его свите многоопытен в делах и сведущ в канонах, но [про находку] никто ничего не мог сказать. [Государь] повелел Дунфан Шо осмотреть его. Шо сказал: «Я, ваш слуга, знаю, что это. Хотел бы, чтобы мне поднесли хорошего вина и вкусной еды. Тогда я всё расскажу». Государь повелел: «Быть по сему».
[Шо] сказал: «В неком месте есть казённое поле и рыбный прудик с камышовыми зарослями, в целом [площадью] в несколько цинов[1186], [прошу] Ваше Величество пожаловать [это] мне, [238] вашему слуге. Тогда я всё и расскажу». Государь повелел: «Быть по сему».
После этого Шо стал охотно рассказывать: «Этот [зверь] называется цзоуя[1187]. В будущем издалека на нашу сторону перейдут [племена], а предвестником этого является цзоуя. Его зубы, и передние и задние, стоят в ряд один к одному, не выдаются, поэтому его и называют "зубы-всадники"». Через год сто тысяч человек, подданных сюннуского Хуньсе-вана, пришли и сдались Хань. После этого Дунфан-шэну пожаловали много денег и ценных подарков.
В старости Шо, незадолго до своей смерти обращаясь [к У-ди] с увещеваниями, сказал.
«В Ши[цзине] читаем.
Синяя муха жужжит и жужжит,
Села она на плетень.
Знай, о любезнейший наш государь,
Лжёт клеветник что ни день.
...Всякий предел клеветник потерял
В розни и смуте страна[1188].
Просил бы Ваше Величество удалить [от себя] льстецов, отринуть клеветников». Император изумился: «Неужели и сейчас Дунфан Шо может произносить столь доброжелательные слова?!» Прожив ещё недолго, Шо занемог и умер. Предание недаром гласит: «Когда птица при смерти, её крик печален, когда человек при смерти, его речи добры»[1189].
Во времена У-ди дацзянцзюнь Вэй Цин, который являлся старшим братом Вэй-хоу[1190], был пожалован титулом Чанпин-хоу. Во главе войска [он] был направлен нанести удар по сюнну (123 г.). Достиг верховьев реки Юйу и, обезглавив захваченных пленных, повернул назад. Возвратился с победой, и согласно указу императора ему пожаловали тысячу