Вскоре [он] сказал: «Почему же так долго нет старой шаманки? Отправим за ней ученицу». Тогда взяли одну из её учениц и бросили в реку. Вскоре [он] сказал: «Почему так долго нет ученицы? Отправим-ка к ним ещё одну!» И ещё одну ученицу бросили в реку. Так бросили в реку трёх учениц.
Симэнь Бао сказал: «Старая шаманка и её ученицы-женщины, они не могут объяснить суть дела, пусть саньлао сами отправятся и всё объяснят». Тогда взяли саньлао и бросили в реку. Симэнь Бао воткнул кисть в волосы за ухом, нагнулся пониже и так стоял лицом к реке довольно долго. Старейшины, чиновники, все наблюдавшие за происходящим были сильно напуганы. Симэнь Бао, повернувшись к ним, сказал: «Старая шаманка и саньлао не вернулись. Что же такое с ними случилось?» [Бао] хотел вслед за ними отправить по одному человеку из чиновников и уважаемых людей. Все потупились, а затем стали биться головой о землю, да так, что кровь потекла ручьями, а лица сделались бледными, как у покойников. Симэнь Бао сказал: «Ну что ж, пока их оставим». Затем Бао сказал: «Чиновники, встаньте! Объявите о том, что гости у Хэ-бо [243] задержались надолго, а теперь все возвращаются по домам». И чиновники, и жители Е так перепугались, что с этого момента больше не смели говорить о том, что Хэ-бо требует жену.
Симэнь Бао отрядил людей на рытьё двенадцати каналов. Воды Хуанхэ пришли на поля. Но вначале, работая на рытье каналов, люди высказывали недовольство. Бао сказал: «Народ ещё испытает радость от результатов [тяжёлого труда], нельзя начинать с сомнений. Сейчас дети отцов семейств страдают, но через сто лет их потомки оценят мои слова». И поныне все пользуются теми каналами, народ живёт в достатке. Двенадцать каналов шли так, что оказались на пути [строящегося] императорского тракта. При Хань старшие чиновники думали возвести через них мосты. Но поскольку [каналы] были проложены слишком близко один от другого, это не представлялось возможным. Решили соединить каналы между собой, но в конце концов [предложили], чтобы на тракте один мост перекрывал три канала. Жители Е и старейшины не захотели следовать рекомендациям старших чиновников, считая, что всё сделанное Симэнь-цзюнем нельзя менять. Старшие чиновники в конце концов согласились с ними. Когда Симэнь Бао стал лином Е, его имя прославилось на всю Поднебесную, передавалось из поколения в поколение, не исчезло с течением времени. Разве можно не назвать его мудрым дафу!
Предание гласит: «Когда Цзы Чань управлял в Чжэн, народ был не способен на обман, когда Цзы-цзянь управлял в Шаньфу, народ не позволял себе обманывать, когда Симэнь Бао управлял в Е, народ не осмеливался обманывать»[1206]. Из этих трёх одарённых мужей разве кто-нибудь может быть назван самым мудрым? Только тот, кто сам занимается управлением, сумеет в этом разобраться.
ГЛАВА СТО ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯЖичжэ ле чжуань —Повествование о гадателях, [определяющих благоприятные] дни[1207]
Издревле ванами становились, только получив мандат Неба[1208]. И когда же процветание вана не зависело от повеления Неба, определяемого при помощи гадания на черепашьих панцирях и стеблях тысячелистника![1209] В особенности они были распространены во времена Чжоу[1210], [их также можно было] видеть и при Цинь[1211]. Восхождение на престол Дай-вана[1212] определилось гаданием по панцирю черепахи[1213]. [Поэтому] тайбу[1214] при Хань возвысились.
Сыма Цзи-чжу происходил из Чу[1215]. [Он] гадал на панцирях черепах на Восточном рынке Чанъани.
Сун Чжун был чжундафу, Цзя И[1216] был боши; и день отдыха у них совпадал, и в своих суждениях они следовали друг за другом, обмениваясь [знаниями] о переменах и искусстве дао прежних ванов и совершенномудрых людей. Они глубоко проникли в свойства человеческой натуры, смотрели друг на друга, не скрывая восхищения.
Цзя И сказал: «Я слышал, что совершенномудрые древности не жили при дворе, они постоянно обретались среди гадателей и врачевателей. Сейчас я уже знаком с тремя гунами, девятью цинами и придворными шидафу-о них всё известно. Попробуем отправиться к гадателям [по панцирям черепах] и исчислителям[1217], чтобы понаблюдать за ними». В одной повозке они отправились на рынок и стали прогуливаться среди лавок гадателей. Только что прошёл дождь, людей между торговых рядов было мало. Сыма Цзи-чжу сидел в праздности, ему прислуживали три-четыре ученика, они [все] беседовали о пути Неба и Земли, о движении солнца и луны, о корнях инь и ян, о первопричинах счастья и неудачи. Оба дафу, дважды поклонившись, обратились [к гадателю]. Сыма Цзи-чжу [245] оценил их благородный облик, [решил, что] они похожи на людей знающих, и принял в соответствии с ритуалом, велев ученикам усадить их. Когда те уселись, Сыма Цзи-чжу вновь углубился в прежние рассуждения: как различать начало и конец Неба и Земли, сроки, задаваемые Солнцем, Луной, планетами и звёздами, как разделять и упорядочивать пределы гуманности и долга, как располагать в ряд [бирки, указывающие на] счастливые и несчастливые [исходы]. [Он произнёс] множество речений, и не было ни одного, которое противоречило бы истине.
Сун Чжун и Цзя И были глубоко поражены, и им многое открылось. Они поправили свои пояса и шапки, привели в порядок полы халатов и приняли подобающие позы. [Они] сказали: «Мы лицезрели наставника, слушали его речи, и хотя мы, ничтожные, много повидали на своём веку, но ни с чем подобным [ещё] не сталкивались. Так почему же у вас столь низкое положение, почему занимаетесь таким грязным делом?»[1218]
Сыма Цзи-чжу расхохотался, держась за живот, и сказал: «На вид вы, дафу, относитесь к людям, разбирающимся в искусстве дао, отчего же рассуждения ваши столь поверхностны, а речи так некультурны? Так кого же вы считаете достойным, кого же считаете возвышенным? И почему вы сочли, что я, старик, занимаюсь низким и грязным делом?»
Двое мужей сказали: «Почётные должности и большое жалованье — вот что считается высоким и чего достигают достойные и талантливые. У вас же ничего этого нет, поэтому мы и сказали о низком положении. [Ваши] речи сомнительны, а [достоверность вашей] работы не может быть проверена, вы берётесь за неподобающее-поэтому мы и сказали о грязном деле. Ведь гадателей народ считает [людьми] презренными. [Про них] говорят: "Гадатели часто приукрашивают и запугивают, чтобы завладеть чувствами людей; пустословно превозносят счастливую судьбу людей, чтобы завладеть их волей; произвольно рассуждают о карах и бедах, чтобы ранить людские сердца; рассказывают байки о злых и добрых духах, чтобы лишить людей последних денег; из жадности требуют большого вознаграждения". Вот чего мы стыдимся, поэтому и заговорили о низменном и грязном».
Сыма Цзи-чжу сказал: «Прошу вас усесться поудобнее. Вы видели детей с распущенными волосами?[1219] Когда светят солнце и луна, они будут носиться, а когда не светят-угомонятся. Если спросите у них, приносят ли счастье или несчастье ущербность солнца [246] и луны, то они не смогут понять смысла [вопроса]. Мало таких, кто умеет отличить достойное от недостойного.
Поведение достойных состоит в том, чтобы, наставляя на путь истинный, говорить прямо. Если три раза к ним не прислушиваются, то они отступаются. Они не рассчитывают на похвалы достославных людей, не обращают внимания на поношения негодяев, стремятся только быть полезными государству и приносить пользу людям. Поэтому, если должность не соответствует их возможностям, они её не занимают, если жалованье не соответствует их заслугам, они его не принимают. Если видят, что человек неправеден, пусть он и знатен, не уважают его; если видят, что человек запятнан, пусть он пользуется почётом, не подчиняются ему. Получая [что-то, они] не радуются, теряя [что-то]-не расстраиваются. Если они ни в чём не виноваты, пусть даже их всячески позорят, не стыдятся.
Всё то, что ныне вы назвали достойным, является постыдным. [Постыдно] угодливо выступать вперёд и подобострастно произносить речи; проталкивать друг друга, стремясь занять [высокое] положение; покровительствовать друг другу, стремясь к собственной выгоде; сколачивать клики, чтобы добиться славы и почёта; получать жалованье, которое подобает гунам; преследуя только собственную выгоду, искажать законы, установленные правителем; обирать занимающийся земледелием народ. [Для таких] должность-это средство устрашения, а закон [в их руках] подобен спусковому крючку арбалета; в погоне за выгодой они творят жестокости. Поистине, они ничем не отличаются от схватившего большой нож, чтобы зарезать человека. Когда они начинают служить чиновниками, то изо всех сил хитрят и занимаются вымогательством, приукрашивают свои несуществующие заслуги, подают пустые доклады, вводят государя в заблуждение, лишь бы только занять место среди его приближённых. Эти чиновники не дают достойным применить их умения, выдают ложное за истинное, объявляют существующим то, чего нет, малое выставляют как большое-и всё лишь в стремлении обеспечить себе власть и высокое положение. Едят и пьют, носятся во весь дух [на колесницах], распевают песни с красавицами, пренебрегают [заботой] о родителях, нарушают законы и наносят вред людям, разоряют государство. Эти мужи занимаются разбоем, только без копий и стрел, нападают, только без луков и клинков. Они обманывают отца и мать, но не считают это преступлением, убивают государей, но возмездие их не постигает. Как можно видеть в них большие достоинства и таланты?