Ши цзя.
Из глав раздела, посвященных периоду Чжоу, неопровержимо явствует, что во времена Западного Чжоу и Чуньцю на значительной части территории страны еще самостоятельно проживали иноплеменники, так называемые варвары, и система пожалований их земель ставленникам или родичам чжоуского дома не отражает исторических реальностей. На этих землях тогда еще господствовали иные племена, особенно на удаленных от столицы землях, царили иные нравы и обычаи. На это указывает и материал историй этих домов. Так, в истории дома У сообщается о том, что бежавшие к цзинским маням сыновья чжоуского вана Тай-бо и Чжун Юн «покрыли свои тела татуировкой и обрезали волосы», чтобы приспособиться к местным обычаям. Характерно, что в том же доме первые 19 правителей скорее всего были племенными вождями, так как только после них прослеживается относительно устойчивая генеалогическая линия правящего дома в У. История царства Юэ начинается с признания в том, что первые правители Юэ татуировали тело и обрезали волосы «не как китайцы», накрывали жилища сорными травами (см. ШЦ, т. 4, гл. 41, с. 1739). Тот факт, что первые правители владения Ци (гл. 36) не имели китайских имен и именовались прозвищами — Дунлоу-гун («гун Восточной башни»), Силоу-гун («гун Западной башни») и Моуцюйгун («гун, замышляющий жениться»), также убедительно свидетельствует о тесной связи этих вождей с некитайской средой, скорее всего с хуайскими и, населявшими эту [21] часть Шаньдунского полуострова. Аналогичные факты мы встречаем и в истории окраинного царства Чу. Чуский ван говорил циньскому послу Чжан И уже в период Чжаньго: «Я — варвар, живу в глухих местах» (ШЦ, т. 5, гл. 70, с. 2298); другой чуский правитель, Сюн-цюй, заявлял: «Я — варвар и поэтому не ношу звания и не буду иметь посмертного титула, как [у правителей] Срединных государств» (ШЦ, т. 4, гл. 40, с. 1692). Следует обратить внимание и на то, что в именах более десятка чуских правителей начальной поры имеется знак Сюн — «медведь», скорее всего тотемный знак местных племен. Разумеется, приемы и методы покорения местного населения были различными: иногда применялась грубая сила, иногда проводилась постепенная, длительная ассимиляторская деятельность чжоусцев, распространявших культурные навыки и традиции из более развитых центральных районов страны. Луский Бо Цинь докладывал Чжоу-гуну о том, что он в своем владении «изменял обычаи людей, исправлял правила их поведения» (ШЦ, т. 4, с. 1524). В Цзо чжуань утверждается, что «с помощью добродетели покорялись Срединные государства, а на варваров в четырех сторонах света наводится страх» (ШСЦ, т. 28, гл. 16, с. 624). Так совокупностью различных мер обеспечивались ассимиляция местных племен, закрепление окраинных территорий за домом Чжоу, хотя бы номинально, что в конечном счете вело к постепенному сглаживанию культурной неоднородности отдельных княжеств.
В «Наследственных домах» нашли свое отражение и некоторые элементы общей системы взглядов древних китайцев, их представлений об окружающем мире, о принципах управления обществом, их верований. Чрезвычайно симптоматичен тот факт, что Сыма Цянь счел необходимым в гл. 38 поместить полный текст главки Шан Шу под названием Хун фань («Великий план», или «Великие правила»). В легенде, повествующей о появлении этих правил, сообщается о том, как чжоуский У-ван посетил иньского мудреца Цзи-цзы и сказал ему: «О мудрец! Небо в Сокровенном молчании определило [правило жизни] народа, живущего на земле, чтобы помочь ему жить в покое, однако я не знаю порядка, [должного существовать] в поведении каждого и в отношениях между людьми». Тогда Цзи-цзы передал вану Великий закон (девять разделов), который был дарован Небом легендарному Юю.
В этом интереснейшем документе Позднего Чжоу содержится изложение космогонических представлений древности, связи природы и категорий времени с человеческой деятельностью (разделы: пять первооснов-стихий, пять исчислений времени, природные знамения), говорится о нормах поведения правителя, его моральных качествах, перечисляются области управления (разделы: восемь управлений, о совершенстве правителя, [22] о трех моральных качествах, разрешение сомнений) и рассматриваются некоторые характеристики и условия деятельности самого человека как частицы природы и общества (разделы: о пяти способностях, о благе и зле). Большую роль «Великий план» отводит ритуальной стороне и гаданиям, предзнаменованиям. По определению советских синологов, «основной текст „Великих правил является отражением древнейшей культурной традиции, основанной на практике гадания, в значительной степени ритуальной, формализованной и предусматривающей структурное видение мира...»[6]. «Этот документ, — писал С. Кучера, — представляет собой компактную, всестороннюю и целостную программу лучшего устройства страны и человеческой жизни»[7].
Заметное место в идейных взглядах древних занимает прославление так называемых мудрых предков — первых правителей Чжоу и первопредков каждого княжества. В этой связи К. В. Васильев констатировал: «Сама личность первых правителей дома Чжоу была канонизирована и, став объектом копирования, превратилась в идеальный образец, определявший способ и характер социального поведения представителей западночжоуского правящего слоя...»[8].
Во многих речах советников и мудрых мужей, приводимых на страницах глав Ши цзя, как лейтмотив звучит прославление бескорыстия, скромности, близости к народу многих власть предержащих. Это, несомненно, отголоски патриархальных времен, которые выдаются за эталон поведения правителей в совсем иную эпоху. В гл. 37 сообщается о вэйском Вэй-гуне, который, встав в 659 г. у власти, якобы облегчил подати, сам лично трудился и вместе с байсинами переживал трудности (ШЦ, т. 4, с. 1595). Прославляя луского Цзи Вэнь-цзы, говорили: «В его доме не было наложниц, одетых в шелка, в конюшнях не было лошадей, кормившихся зерном; в кладовых не было золота и яшмы, хотя он служил советником у трех правителей» (ШЦ, т. 4, с. 1538). Такими же чертами наделены циский Цин-гун (гл. 32), яньский Чжао-ван (гл. 34) и многие другие. Возможно, отдельные представители знати и отличались умеренностью и скромностью, однако в целом картина, нарисованная в Ши цзя, исключительно далека от этих идеализированных, пасторальных картин. Огромные гаремы князей, роскошные дворцы, богатства правящей знати, обман и [23] злодейства на одном полюсе и тяжелая жизнь простого люда на другом — вот каким предстает из этих глав чжоуский мир. Не случайно мудрый Янь-цзи в ответ на вопрос циского Цзин-гуна: «А можно ли с помощью молений [отвратить беду]?» — ответил остро и беспощадно: «[Сейчас] число байсинов, страдающих от бед и ропщущих, исчисляется многими десятками тысяч, и пусть Вы, государь, заставите одного человека молиться о спасении от бед, разве он сможет перекричать голоса множества людей?» (гл. 32).
В общей системе взглядов чжоусцев, в объяснении причин происходящих событий наличествует идея о влиянии на жизнь человека и ход истории высших, потусторонних сил, персонифицированных в Небе как высшей ипостаси.
Следует отметить еще одну важную особенность глав раздела Ши цзя. История каждого княжества никогда не излагается изолированно, замкнуто, вне связи с важнейшими событиями, происходящими в это же время на остальной территории чжоуского Китая. Как верно подметил Уотсон, Сыма Цянь «использует структуру перекрестных ссылок (cross-references) на важнейшие события в истории периода, которые служат для связи каждой отдельной истории с другими» (Burton Watson. Ssu-ma Ch’ien, Grand Historian of China, с. 118). Если при этом учесть, что главы насыщены многочисленными описаниями войн и походов против соседей, сообщениями о посольствах, о брачных связях и династийных браках, то картина тесного переплетения исторических путей развития разных регионов страны предстает еще более наглядно.
За всем этим калейдоскопом событий, проходящих перед читателем глав «Наследственных домов», стоят реальные люди, исторические персонажи, государства древнего Китая — огромный исторический фон, на котором постепенно вырисовывается общий ход поступательного развития всей страны на протяжении большей части I тысячелетия до н. э. — от IX до II в. И в этом, на наш взгляд, непреходящая ценность глав «Наследственных домов», представленных в томе, снабжающих нас конкретным историческим материалом по эпохе, экономическая и социальная структура которой остается еще предметом острых научных споров и поисков.
Главы раздела «Наследственных домов» (Ши цзя) несут в себе определенный заряд идейных установок и идей, в основном отражающих господствовавшую в обществе Хань официальную конфуцианскую идеологию. В этих главах мы встречаемся с парадигмами основных конфуцианских категорий и понятий: «жэнь» — человеколюбие, «и» — долг, справедливость, «чжун» — верность, «дэ» — добродетель, «тяньмин» — мандат Неба на правление, «сюдэ» — совершенствование добродетели и многими другими. Поскольку в разделе речь идет в основном о [24] правителях царств и княжеств чжоуского Китая, здесь особенно бросается в глаза четкая разделительная линия между мудрыми и добродетельными ванами и гунами, всегда верными своему долгу (среди них можно назвать Тай-бо и Чжун-юна, Цзи-чу-чжа и Хуань-гуна в Ци, У-вана Фа в Чжоу, Цзу-Цзя в Лу и других) и целым рядом жестоких, лишенных добродетели правителей, обычно плохо кончающих свой жизненный путь (Гуань-шу и Цай-шу, восставшие против чжоуского дома, У-чжи, убитый жителями Юнлиня, Ли-гун и И-гун в Ци и многие другие). Такое освещение героев того времени в черно-белых контрастных тонах отвечало известному каноническому принципу «бао бянь шань э» — «восхвалять доброе и достойное, и порицать плохое и недостойное». Применение этого положения мы находим и в главах