й-хоу (см. также «Ист. зап», гл. 9, т. 2). В гл. 49 описана карьера наложниц ханьских правителей, вышедших из кланов Бо, Доу, Ван, Вэй и ставших императрицами, их борьба за престолонаследие в пользу своих детей, интриги среди многочисленной челяди (наложниц [12] разного ранга и их детей) в «Заднем дворце» ханьских императоров. Завершающая главу большая интерполяция Чу Шао-суня продолжает ту же тему, но связана она уже со временем правления У-ди.
Гл. 50, 51 и 52 могут быть выделены в особую группу, где рассказывается о судьбе крупных земельных пожалований начала Хань, которые располагались на территориях бывших княжеств периода Чжаньго: Чу (Цзин), Чжао, Янь, Ци. Причем все эти владения были розданы родственникам первых ханьских императоров. Так, чуский Юань-ван (гл. 50) был младшим братом Гао-цзу; чжаоский ван Суй был его внуком от среднего сына; цзиньский ван Лю Цзя и яньский ван Лю Цзэ (гл. 51) происходили из того же клана Лю, что и циский Дао Хуэй-ван и его сыновья (гл. 52). Вскоре, однако, значительная часть этих земель перешла под контроль имперской власти. Следует отметить, что рассказ о княжении сыновей циского Дао Хуэй-вана (гл. 52) явно интерполирован в текст, так как изложение доходит до 30 г. до н. э. В историях этих домов ясно прослеживаются отголоски борьбы с кланом Люй, представленным императрицей Люй-хоу и ее родичами (см. т. 2).
По содержанию к последней группе примыкают и заключительные главы раздела — 58-60. В гл. 58 речь идет прежде всего о лянском Сяо-ване У — сыне императора Вэнь-ди, а также о других его сыновьях и о пожалованных им владениях. В главе рассказано о попытке Сяо-вана пробиться в наследники трона и о многих событиях, связанных с этим замыслом. Гл. 59 рассказывает о 14 сыновьях уже следующего императора — Цзин-ди. В основу повествования положены их биографии и биографии их потомков. В эпилоге главы Сыма Цянь сообщает о постепенном урезании прав владетельных князей, что свидетельствует уже об усилении центростремительных тенденций в управлении империей и укреплении ее структуры. Наконец, в заключительной, 60-й главе, принадлежащей, как нами отмечено в комментариях, к числу текстов, созданных позднее, речь идет о назначении ванами трех сыновей императора У-ди, в царствование которого жил и автор Ши цзи. Похоже, что в главу непосредственно вплетены официальные документы об этих назначениях.
По содержанию отдельной группой стоят главы 53-57. Они рассказывают о ближайших соратниках первого ханьского императора Лю Бана, ставших видными государственными деятелями новой империи. В их числе Сяо Хэ (гл. 53) — первый советник государства (сянго), Цао Шэнь (гл. 54) — военачальник и советник ханьского дома, имевший множество заслуг перед династией, мудрый советник Чжан Лян (гл. 53), уму которого Хань обязана многими своими успехами, и др. В этих текстах выступает целая плеяда умных и талантливых [13] помощников императора, содействовавших становлению новой династии, в значительной мере обеспечивших победу над многочисленными противниками Гао-цзу.
Завершая краткий обзор основного содержания глав 6-го тома, хотелось бы подчеркнуть два общих момента, две важные черты переведенного материала. Прежде всего — это богатство и широта событийного фона глав, причем и во времени, охватывающем всю вторую половину первого тысячелетия до нашей эры, и по составу участвующих лиц — исторических деятелей самого разного ранга. Перед нами проходят перипетии борьбы пяти царств периода Чжаньго (Юэ, Чжэн, Вэй, Хань, Чэнь), деятельность ряда крупных кланов типа Тянь и Цзи и наследников бывших правителей в Чу и Ци. Мы имеем возможность проследить судьбы видных политических и государственных деятелей начального периода господства ханьского дома, а также ознакомиться с биографиями выдающихся личностей доханьского времени — Конфуция и Чэнь Шэ. Можно упомянуть и о целой галерее женских образов: императриц, наложниц и фавориток государей, игравших не последнюю роль в дворцовых делах.
Не меньший интерес представляет и содержательная сторона материала глав, а именно встречающиеся в них идеи и представления, нравственно-назидательные сентенции, рассуждения о морали и политике, о ходе событий и их причинах, о роли людей в этих общих процессах. Сыма Цянь изучает тайны минувшего и пытается логично объяснить причины конкретной исторической динамики, понять какие-то общие законы этого быстро меняющегося мира.
Разумеется, сознание историка отягощено всем грузом тогдашних предрассудков: верой в сакральную силу всемогущего Неба, в знамения и чудеса, в неотвратимую судьбу, в циклический ход исторических явлений. Вместе с тем Сыма Цянь пытается не отходить от фактов, придавая решающее значение людским действиям, поведению людей, творящих историю. Не случайно в эпилоге главы 5-й (т. 2) историк заключает: «Если в сердце человека нет добра, то как он может пробудить добро в других сердцах? Как говорится, покой и опасность зависят от повелений, существование и гибель зависят от того, кто и как служит». В гл. 51 он восклицает: «Даже если обстоятельства и крайне сложны, разве деяния не могут быть великими?!» Сыма Цянь предостерегает: «Человек не должен следовать за постоянно меняющимися обстоятельствами. Это было бы подобно слепому и буквальному соблюдению каких-либо гаданий и пророчеств» (эпилог главы 46-й). «Нерешительность — враг всякого дела» (гл. 44). Советник Ли Кэ, поучая Вэнь-хоу, выдвигает пять основных положений поведения правителя: «Вы, правитель, не задумываетесь о причинах [происходящего]. [14] Когда положение устойчивое, то опираются на своих близких; когда достигают богатства, то смотрят на того, кто связан с вами; когда достигнуты цели, то смотрят на тех, кто выдвинут Вами; когда наступает бедность, то смотрят на то, что еще не использовано. Таковы пять положений». И далее: «Когда верхи и низы борются за выгоду, государство в опасности».
В рассуждениях Сыма Цяня преобладающее место, несомненно, занимают мысли конфуцианского толка: суждения о добродетели дэ, человеколюбии жэнь, долге и. Однако заметно и влияние отдельных даоских идей, принципов Хуан-ди, Лао-цзы, например в поступках Цао Шэня, императрицы Доу, императоров Сяо Хуэй-ди и Вэнь-ди. Это же мы обнаруживаем в словах императрицы Люй-хоу, обращенных к Чжан Ляну (гл. 55): «Жизнь человека в этом мире мимолетна, как белый жеребенок, промелькнувший мимо [расщелины] в скале».
В комментариях мы отмечаем, что мысли о циклической повторяемости процессов и состояний существовали в идейном арсенале Древнего Китая как один из универсальных законов. Представление о том, что расцвет неизбежно сменяется упадком, счастье — бедой, сила — слабостью, шло прежде всего от Ицзина и мыслителей даоской школы. Частое использование таких представлений в Ши цзи, без сомнения, отражает и философские взгляды самого Сыма Цяня.
Основной парадигмой натурфилософии историка было поддержание естественного порядка вещей, в этом же он видел и главное предназначение управляющих миром Эти взгляды наиболее четко сформулированы в речи Чэнь Пина, который трактует свои функции первого министра — цзайсяна — как обязанность «.. помогать Сыну Неба упорядочивать действие природных сил Инь и Ян, чтобы все дела соответствовали четырем сезонам; чтобы выявлялись необходимые свойства всего сущего на земле» (гл. 56).
Как и в предшествующих главах, Сыма Цянь и прямо и косвенно показал мощный пласт социальных отношений. Это и взаимоотношения внутри правящего класса, и неизбежный антагонизм между рабовладельческо-феодальной верхушкой и громадным большинством народа — байсинами. Обширный и интереснейший социологический материал можно почерпнуть и относительно структуры чиновничье-бюрократического аппарата. Описание развала циньской империи и рождение ханьской дает возможность увидеть немало ценнейших деталей формирования аппарата управления новой династии.
Таковы лишь некоторые важные моменты, которые хотелось бы отметить в предисловии к переведенным главам. В заключение хочу выразить большую благодарность членам моей семьи, в особенности А. Р. Вяткину, оказавшему мне большую помощь на заключительном этапе редактирования рукописи тома.
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯЮЭ-ВАН ГОУ ЦЗЯНЬ ШИ ЦЗЯ— НАСЛЕДСТВЕННЫЙ ДОМ ЮЭСКОГО ВАНА ГОУ ЦЗЯНЯ[1]
Предок юэского[2]вана Гоу Цзяня был потомком Великого Юя[3] и побочным сыном сяского императора Шао Кана из рода Ся-хоу[4]. Последнему было пожаловано владение в Гуйцзи[5], чтобы поддерживать [ритуал] принесения жертв [духу] Великого Юя.
[Юэсцы] татуировали свои тела, стригли коротко свои волосы на голове, срезали тростник и устраивались жить в этих местах[6]. Через двадцать с лишним поколений[7] этого рода подошло время [правления] Юнь Чана, когда шла война с уским ваном Хэ Лу[8]. [Правители обоих царств] были взаимно озлоблены и нападали друг на друга. Когда же Юнь Чан умер, у власти был поставлен его сын Гоу Цзянь, который стал юэским ваном.
На начальном году [правления] Гоу Цзяня (496 г.) уский ван Хэ Лу, узнав, что Юнь Чан умер, поднял войска и повел их на Юэ. Юэский правитель Гоу Цзянь послал бесстрашных сы-ши (воинов-смертников) завязать сражение. Тремя рядами они подошли вплотную к уским боевым порядкам и с громким кличем перерезали себе горло. Пока усцы наблюдали за ними, юэсцы напали на уские отряды, и в результате усцы потерпели поражение у Цзуйли[9]