[135] пребывает с нами? Если бы Небо и решило похоронить его наследие, то разве мы, уходящие из жизни после него, можем порвать с его наследием? Если же Небо не погубило эту благость, то как это может быть под силу жителям Куана?»[542] Затем Конфуций послал своих учеников стать слугами некоего Нин У-цзы[543] в Вэй, а сам вскоре отправился дальше.
Он проехал через Пу, но через месяц с небольшим вернулся в Вэй. Там он поселился в доме Цзюй Бо-юя. Среди жен Лин-гуна была одна по имени Нань-цзы. Она послала человека сказать Конфуцию: «Совершенномудрые мужи со всех сторон [страны] не считают зазорным для себя устанавливать братские отношения с нашим правителем, они непременно наносят визит мне, гуасяоцзюнь[544]. Я бы хотела повидать Вас». Конфуций сначала поблагодарил и отказался от приглашения, но потом не удержался и увиделся с Нань-цзы. Во время приема жена князя сидела за легким пологом. Конфуций, войдя в ворота дворца, отбил земные поклоны в сторону севера, жена гуна в ответ поклонилась за пологом. Звон женских драгоценных украшений на ее голове прозвучал громко и отчетливо. Позднее Конфуций сказал: «Я не намеревался совершать этот визит, но, придя, обнаружил ее ответные поклоны». Цзы Лу был недоволен [этим посещением]. Конфуций так объяснил свой поступок: «Если бы я не пошел, то Небо принудило бы меня это сделать. Небо потребовало бы это от меня!»[545]
После того, как Конфуций прожил в Вэй более месяца, Лин-гун вместе с женой сел в экипаж, [чтобы совершить прогулку]. Их сопровождала большая группа придворных и евнухов, управлявших колесницами. Когда [они] выехали из дворца, то заставили Конфуция пересесть во второй экипаж и так с кичливым видом проехали по городу. Конфуций сказал: «Я еще не видывал, чтобы уважение к добродетели подменяли любовью к женщине!» И, устыдившись всего происшедшего, он покинул Вэй и перебрался в княжество Цао. В том же году (495 г.) умер луский Дин-гун.
Затем, уехав из Цао, Конфуций прибыл в княжество Сун. Он вместе с учениками упражнялся в исполнении обрядов, сидя с ними под большим деревом. Хуань Туй, сунский сыма (руководитель военных дел), задумал убить Конфуция и заодно срубить облюбованное им дерево. Конфуцию пришлось уехать. Когда ученики спросили учителя, почему он так поспешно уезжает, Конфуций им ответил: «Небо при рождении вложило в меня добродетельные свойства, что же Хуань Тую надо от меня?»
Конфуций прибыл в княжество Чжэн[546]. По дороге он растерял многих своих учеников. Он один остановился у восточных ворог внешней стены чжэнской столицы. Один чжэнец сообщил Цзы-гуну: «У восточных ворот стоит человек. У него [136] лоб, как у великого Яо. Его голова, как у мудрого Гао Яо. Его плечи, как у Цзы Чаня. От поясницы и ниже — он короче Великого Юя [лишь] на 3 цуня[547]. Этот человек выглядит таким утомленным и потерянным, что подобен собаке, у которой умер хозяин». Цзы-гун правдиво пересказал это Конфуцию. Обрадованный [услышанным], Конфуций со смехом сказал: «Внешний вид — это еще не все, а вот то, что я походил на собаку, потерявшую хозяина, это так, действительно так!»
Затем Конфуций добрался до княжества Чэнь, где поселился в доме Чжэнь-цзы, служившего сычэном (управителем городских стен). Через год с лишним уский ван Фу Ча напал на Чэнь, захватил три селения и ушел. Чжао Ян напал на Чжаогэ, войска Чу окружили столицу княжества Цай, правитель Цай переехал в царство У. Усцы нанесли поражение юэскому вану Гоу Цзяню у [горы] Гуйцзи.
В это время прилетела стая ястребов, которая села на крыше дворца чэньского гуна. Вскоре многие из них сдохли, [потому что] их тела были пронзены деревянными стрелами с наконечниками из камня. Стрелы были длиною в один чи и восемь цуней. Чэньский Минь-гун послал гонца спросить [о значении этого] у Конфуция. Конфуций сказал: «Эта стая прилетела издалека. Это стрелы сушэней[548]. Когда в прошлом У-ван победил дом Шан, он открыл пути в расположение всех племен и и мань, заставив их всех приносить дань в соответствии с богатствами своих мест, чтобы они не забывали об этом как о своей обязанности и долге. Тогда племя сушэней стало поставлять стрелы длиною в один чи и восемь цуней с деревянным древком и с наконечником из камня. Наши прежние ваны стремились делать ясными свои повеления и добродетели. У-ван отдал стрелы сушэней Да Цзи[549], вышедшей замуж за юйского Ху-гуна[550], которому и было пожаловано во владение Чэнь. Князьям одной [с чжоуским домом] фамилии дарили драгоценности, чтобы подчеркнуть родственные отношения, а прочим правителям отдавали [в управление] дальние земли и [право] пользоваться их данью, [чтобы они не забывали свой долг]. Поэтому княжеству Чэнь и отдавали стрелы сушэней». Тогда попробовали поискать стрелы сушэней в старых палатах и в результате действительно нашли их.
Конфуций прожил в княжестве Чэнь три года. В это время шла борьба между Цзинь и Чу за господство; они не раз нападали на Чэнь, войска царства У тоже вторгались на земли Чэнь, [таким образом], чэньцы постоянно были жертвами нападений. Конфуций сказал: «Надо мне возвращаться, надо возвращаться. Мои юные ученики [дома, в Лу], разгульны и неразумны, но они стремятся усвоить суть [моих наставлений] и не забывают о своих началах». Затем Конфуций уехал из Чэнь. Когда он проезжал Пу, глава рода Гуншу как раз поднял [137] смуту в Пу, и пусцы задержали Конфуция. Там в это время среди его учеников находился Гунлян Жу, он проводил Конфуция дальше, предоставив ему свои пять повозок. Этот ученик выделялся своим умом, мужеством и силой. Он сказал Конфуцию: «Раньше я вместе с Вами, учитель, пережил трудности в Куане, а сейчас мы вновь встретились с трудностями здесь. Это судьба. Я бы хотел вместе с Вами, учитель, преодолеть эти беды, уж лучше бороться до конца!» И он стал отчаянно бороться с пусцами, так что те испугались. Они сказали Конфуцию: «Если Вы не направляетесь в Вэй, то мы отпустим Вас». Так они договорились, и Конфуций был выпущен через восточные ворота. Однако Конфуций все же отправился в Вэй. Цзы-гун сказал ему: «Разве можно было нарушать договор?» На эти слова Конфуций ответил: «Соглашению, заключенному под угрозами, духи не следуют».
Вэйский Лин-гун, узнав, что прибыл Конфуций, обрадовался, вышел в окрестности столицы, чтобы встретить его. Гун спросил: «Можно ли, по Вашему, напасть на Пу?» Конфуций ответил: «Можно». Лин-гун продолжал: «Мои сановники считают, что нельзя нападать, так как ныне Пу — это место, где наше Вэй противостоит [армиям] Цзинь и Чу. Если мы, вэйцы, нападем на него, будут ли результаты обязательно плохими?» Конфуций ответил: «Действительно, мужчины в Пу готовы сражаться насмерть, женщины там обладают решимостью сохранить свои земли к западу от Хуанхэ. Мне же для нападения было бы достаточно четырех-пяти человек»[551]. Лин-гун сказал: «Хорошо», но так и не выступил против Пу. В то время Лин-гун был уже стар, пренебрегал делами управления и не использовал [советы] Конфуция. Конфуций с тяжелым вздохом сказал: «Если [правитель] не ищет возможности использовать меня, то нельзя же ждать этого бесконечно! И так я три года провел в ожидании». И Конфуций [вновь] двинулся в путь.
Фо Си был правителем поселения Чжунмоу[552]. Чжао Цзянь-цзы, выступив против кланов Фань и Чжунхан, напал и на Чжунмоу. Фо Си оказал сопротивление и послал человека за Конфуцием. Конфуций намеревался поехать. Цзы Лу сказал ему: «Я, Ю, слышал от наставника: «Если какой-то человек близок к неблаговидным делам, то совершенному мужу лучше не встревать в это». Сейчас Фо Си на пороге мятежа в Чжунмоу, а Вы, учитель, хотите ехать к нему. Зачем же?» Конфуций ответил: «Действительно, я так говорил, но разве я не говорил и другое: надо быть твердым и даже испытания не должны ослаблять человека. А разве не говорил я о кристально белом, которое, как ни загрязняй, не зачернишь? Неужели я подобен тыкве-горлянке, которую можно только подвешивать, но нельзя есть?»[553] Тут Конфуций ударил в каменное било. Этот звук услышал человек, проходящий через ближние ворота и [138] несший на плечах корзины с травой, который сказал: «У Вас сильны человеческие чувства, коли Вы бьете в каменное било. Если бы не было людей, познавших себя, то это было бы очень скверно!»
Конфуций стал учиться игре на цине у учителя [музыки] Сян-цзы. За десять дней учебы он не преуспел. Учитель Сян-цзы сказал: «[Вы] могли бы добиться большего». Конфуций ответил: «Я, Цю, уже получил навыки в мелодиях, но еще не освоил их строя». Прошло некоторое время, и учитель сказал: «Вы уже освоили музыкальный строй, не следует ли добиться большего?» Конфуций ответил: «Я, Цю, еще не усвоил сути музыки». Опять прошло какое-то время, и учитель музыки сказал ему: «Вы уже постигли суть музыки, но могли бы добиться большего». Конфуций ответил: «Я, Цю, еще не понял, как музыка создается человеком». Еще через какое-то время учитель сказал Конфуцию: «Вы глубоко проникли в суть музыки, в ее радостях находите высокие надежды и далекие устремления». Конфуций ответствовал: «Я, Цю, начал понимать, каков тот человек, который создавал эту музыку. Скорбя, он темнел лицом, будучи стройным, он выглядел высоким. Его глаза видели далеко, как будто он управлял государствами во всех четырех сторонах [света]. Кто это мог быть, кроме Вэнь-вана?» Учитель музыки Сян-цзы сошел с циновки и, поклонившись несколько раз Конфуцию, сказал: «Я [тоже] полагал, что это скорее всего музыка, созданная Вэнь-ваном!»