чжухоу, а когда чжухоу будут поставлены на свои места, вся Поднебесная будет слушать вас и обратится к добродетелям Ци. Если вы будете опираться на окраинные земли [княжества] Ци, владеть районами рек Цзяо и Сы[352], привлекать чжухоу своими добродетелями и вести себя со всей скромностью, правители и ваны Поднебесной один за другим подчинятся Ци. Ведь известно, что если не брать того, что предлагает Небо, — значит подвергнуться небесной каре, а не действовать, когда наступает момент, значит навлекать на себя беду. Я просил бы вас внимательно обдумать все это!»
Хань Синь сказал: «Ханьский ван милостиво принял меня, он возил меня на своей колеснице, одевал в свою одежду, кормил меня со своего стола. А я слышал, что тот, кто ездит в колеснице другого, должен разделять с ним и его несчастья; тот, кто получает одежду от другого, должен жить его тревогами; тот, кто получает [124] пищу от другого, должен быть готов умереть за его дело. Как же могу я ради частной выгоды изменить своему долгу?» Куай Тун ответил: «То, что вы так хорошо относитесь к Хань-вану, посвятили себя делу установления его династии, я считаю ошибочным. Когда Чаншань-ван [Чжан Эр] и Чэнъань-цзюнь [Чэнь Юй] были еще простолюдинами, их связывала теснейшая дружба. Но потом они поспорили из-за случившегося с Чжан Янем и Чэнь Цзэ[353] и возненавидели друг друга. Чаншань-ван изменил Сян-вану, отрубил голову Сян Ину, бежал и перешел на сторону Хань-вана. Ханьский ван использовал его войска, двинулся на восток и убил Чэнъань-цзюня [Чэнь Юя] южнее реки Чжишуй. Голова и тело его оказались в разных местах на посмешище всей Поднебесной. [Если бы] эти двое были в согласии, какая была бы радость для Поднебесной. Почему же в конце концов они стали преследовать друг друга? Все беды рождаются от чрезмерных желаний, а человеческую душу трудно познать. Вы сейчас вознамерились верой и правдой служить ханьскому вану, но вы никогда не сможете быть с ним в более тесном согласии, чем эти двое, а дело здесь гораздо сложнее, чем у Чжан Яня и Чэнь Цзэ. Поэтому я полагаю, что ваша уверенность в том, что Хань-ван не представляет для вас опасности, тоже ошибочна. Ведь от сановников Чжуна и Фань Ли зависело существование княжества Юэ, они сделали Гоу Цзяня гегемоном. Они прославились, сделав свое дело, — и сгинули[354]. Когда вся дичь истреблена, принимаются жарить охотничьих собак. И если уж вести речь о дружбе, то не было ее крепче, чем между Чжан Эром и Чэнъань-цзюнем; если же вести речь о преданности, то в этом не было равных сановникам Чжуну и Фань Ли в их отношении к Гоу Цзяню. Эти две пары — достойный пример. Хотелось бы, чтобы вы глубоко задумались над этим. К тому же я слышал, что мужество и умение строить планы, потрясающие правителя, опасны для героя, а заслуги, известные всей Поднебесной, остаются без наград.
Прошу разрешения, Великий ван, потолковать о ваших военных заслугах. Вы перешли с западного берега Хуанхэ, взяли в плен вэйского вана, захватили Ся Юэ, со своим войском овладели Цзинсином, убили Чэнъань-цзюня, покорили Чжао, устрашили Янь, усмирили Ци, на юге подавили двухсоттысячную армию чусцев, на востоке убили Лун Це, а сейчас обращаетесь на запад, чтобы [в Хань] оценили сделанное вами. Таких заслуг нет ни у кого другого в Поднебесной, другого такого стратега нет среди современников. Ныне вы обладаете мощью, от которой правителей бросает [125] в дрожь, а ваши свершения остаются невознагражденными. Если вы примкнете к Чу, чусцы вам не поверят, останетесь привержены Хань, ханьцы будут дрожать от страха. К чему тогда ваши заслуги, от кого вам ждать наград? Ведь оставаясь на положении подданного и в то же время обладая мощью, заставляющей дрожать правителей, будучи известным во всей Поднебесной, вы, по моему мнению, находитесь в опасности». Хань Синь, поблагодарив его, сказал: «Вы, учитель, остановитесь, я подумаю над этим».
Через несколько дней Куай Тун возобновил уговоры такими словами: «Слушать [советы] — путь к решению всякого дела, а планы — ключ к осуществлению всякого дела. Редко бывает так, чтобы долго пребывал в безопасности тот, кто не следует советам и не умеет планировать. Тому, кто слушает, ничего не упуская, не затуманишь [голову] словами; того, кто рассчитывает, не упуская из виду и корень и вершину, не собьешь с толку речами. Тот, кто исправно исполняет обязанности кухонного мужика, упускает власть [управителя] десяти тысяч колесниц, а кто держится за ничтожное жалованье, теряет возможность занять пост цина или сяна. Поэтому знающий человек решителен, а сомневающийся потерпит крах. Тот, кто вникает глубоко в мелкие планы, упускает большие расчеты Поднебесной; что-то по-настоящему знать, но не осмеливаться осуществить — это беда для всякого дела. Поэтому и говорят: «Свирепый тигр в нерешительности слабее жалящей пчелы; топчущийся на месте скакун не стоит захудалой клячи, которая медленно тащится вперед»; когда Мэн Бэнь[355] начинает сомневаться, он оказывается хуже заурядного мужа; если вы, обладая мудростью Шуня и Юя[356], помалкиваете, то вы хуже глухонемого, объясняющегося жестами. Это все говорит о том, насколько ценно умение действовать. Ведь добиться успеха трудно, а потерпеть неудачу легко; случай трудно найти, но легко потерять. Упущенное время не вернуть. Прошу вас тщательно обдумать все это». Хань Синь продолжал колебаться, ему претила измена ханьцам. К тому же он имел множество заслуг и полагал, что Хань[-ван] никогда не отнимет у него [княжество] Ци. Он отверг советы Куай Туна. Тогда Куай Тун, видя, что к его советам не прислушиваются, притворился безумным и стал шаманить.
[В это время] Хань-ван попал в трудное положение у Гулина и по совету Чжан Ляна призвал на помощь циского вана Синя. Тот во главе своих войск встретился [с ханьским ваном] под Гайся[357]. После того как Сян Юй был разбит, Гао-цзу неожиданно отнял у [126] циского вана войска. На пятом году правления дома Хань (202 г.), в первой луне, циского вана Хань Синя перевели и поставили чуским ваном с резиденцией в Сяпэе[358].
Хань Синь, прибыв в [свое] владение, призвал к себе женщину, которая когда-то его подкармливала, и подарил ей тысячу золотых. Затем он пошел к [своему земляку] тинчжану и, подарив ему сто монет, сказал: «Вы мелкий человек, во имя добродетели на смерть не пойдете». [Он также] призвал к себе того юношу, который когда-то опозорил его, заставив проползти между ног, и назначил чуским чжунвэем, сказав при этом своим военачальникам: «Это мужественный человек. Почему я не стал убивать его, когда он меня позорил? Для убийства не было достаточных оснований, поэтому [я тогда] стерпел, а вот теперь назначаю его на должность».
Семья Чжунли Мэя, бывшего военачальника у Сян-вана, жила в Илу[359]. Они с [Хань] Синем были давними друзьями. После смерти Сян-вана Чжунли бежал к Синю. Ханьский ван был зол на Мэя и, узнав, что тот находится в Чу, повелел чусцам арестовать его. [Когда] Синь прибыл в [свое] владение, он объехал уезды и селения, располагая войска по всей территории и маневрируя ими. На шестом году [правления дома] Хань (201 г.) кто-то подал доклад [на имя императора], сообщавший о том, что чуский ван Синь задумал поднять мятеж. Гао-ди, по плану Чэнь Пина, задумал объехать свои владения и собрать всех чжухоу. На юге имелось [озеро] Юньмэн, и были посланы гонцы объявить чжухоу сбор в Чэнь[360]. Гао-цзу объявил о намерении выехать на озеро Юньмэн, но на самом деле хотел напасть на Синя. Хань Синь об этом не знал. Когда же Гао-цзу прибыл в [княжество] Чу, Синь стал думать о том, чтобы поднять войска и восстать, но поскольку никакой вины за ним не было, [он] решил представиться императору, хотя и боялся быть схваченным. Кто-то сказал ему: «Казните Чжунли Мэя и доложитесь императору; он непременно обрадуется, и беда вас минует». Синь призвал к себе Мэя, чтобы посоветоваться об этом деле. Мэй сказал ему: «Ханьский дом не нападает и не захватывает Чу как раз потому, что я нахожусь в вашем распоряжении. Если вы схватите меня, чтобы выслужиться перед Хань, то сегодня умру я, а вслед за этим погибнете вы». [Затем] он со злобой добавил: «Вы все-таки непорядочный человек!» И тотчас перерезал себе горло. Синь взял его голову и представился Гао-цзу в Чэнь. Император приказал страже схватить Синя и поместить его в одну из обозных повозок. Синь сказал: «Все получилось по пословице: «Когда [127] хитрый заяц убит, из гончих варят похлебку; когда высоко летящих птиц больше нет, прячут хорошие луки; когда вражеские государства сокрушены, то советники, составлявшие планы, гибнут». Ныне Поднебесная уже умиротворена, значит, и меня пора сварить!» Государь сказал: «Люди донесли мне, что вы поднимаете бунт». И приказал заковать Синя в кандалы. [Но когда] прибыли в Лоян, государь помиловал Синя и назначил хуайиньским хоу.
[Хань] Синь понимал, что Хань-ван и ненавидит и боится его за [выдающиеся] способности, и потому часто сказывался больным и не являлся на дворцовые приемы.
Неудивительно, что Синь постоянно роптал, был неудовлетворен собой, стыдился, что попал в один ряд с Чжоу Бо и Гуань [Ином][361]. Однажды Синь навестил военачальника Фань Куая[362]. Встречая гостя, Фань Куай опускался на колено и, кланяясь, называл себя [его] подданным и говорил: «Я счастлив, что вы, Великий