цинов, [но], став одним из близких к трону чиновников, он стал раздражать государя, и его тогда сделали сяном [одного из] чжухоу. Старшего сына [Вань] Фэна звали Цзянь, следующего сына — Цзя, еще одного — И[790], а последнего — Цин. Все его сыновья отличались прекрасным поведением и сыновним послушанием, и все они дослужились до постов с жалованьем в две тысячи даней. В связи с этим император Цзин-ди [230] сказал: «Ши и его четыре сына все получают содержание по две тысячи даней, благосклонное отношение людей как бы собралось у их дома». [И он] даровал Фэну титул Вань Ши-цзюнь.
В последние годы правления Цзин-ди Вань Ши, получая содержание старшего сановника, из-за своих почтенных лет стал жить дома и только по случаю наступления нового года и начала сезонов приезжал на дворцовые приемы[791]. Проезжая дворцовые ворота, он непременно сходил с экипажа, а когда встречал в пути государеву колесницу, исполнял все необходимые обряды. Его сыновья и внуки были не столь уж крупными чиновниками, но когда они приезжали домой повидаться с Вань Ши, то он встречал их одетым в парадные одежды [и] не называл их по именам. Если же кто-то из его сыновей или внуков имел провинности, то он их не укорял, но усаживал в боковых залах, и они принимали пищу не за главным столом семьи. Затем все дети принимались укорять [провинившегося], после чего виновный просил прощения за свою ошибку у старших по возрасту членов семьи и обещал исправиться, обнажая в знак клятвы свое плечо[792]. И когда виновные исправлялись, он прощал их. Если кто-либо из сыновей или внуков Вань Ши достигал совершеннолетия и ему надевали шапку взрослого[793], то этот обряд совершался в его присутствии. Даже на отдыхе он непременно носил шапку, всегда оставался спокойным и умиротворенным[794]. В отношении рабов и слуг [он] всегда был строг. Он отличался особой почтительностью. Когда государь присылал в его дом что-либо съестное, то Вань Ши, [принимая дар], низко кланялся, падал ниц и, коленопреклоненный, вкушал присланное, как будто делал это перед лицом императора. Во время траура [по родным] он выражал сильное горе. Его сыновья и внуки с уважением принимали [его] поучения и подражали ему. Вань Ши-цзюнь и его семья своим скромным поведением и почитанием старших стали известны во [всех] областях и княжествах. Даже конфуцианцы в княжествах Ци и Лу, известные своими достойными поступками, считали, что им [до них] далеко.
На втором году [правления У-ди под девизом] цзянь-юань (139 г.) ланчжунлин[795] Ван Цзан навлек на себя гнев из-за своей учености. Вдовствующая императрица [Доу] считала, что конфуцианцы много пишут, но от них мало пользы[796], а поскольку в это время стало известно, что в семье Вань Ши-цзюня не говорят, но делают все возможное, их старшего сына Цзяня назначили ланчжунлином, а младшего, Цина, — нэйши[797]. [231]
Хотя Цзянь [уже] был стар и сед, его отец, Вань Ши-цзюнь, оставался еще вполне бодрым. Цзянь, исполняя обязанности ланчжунлина, раз в пять дней отлучался навестить отца. Он проходил в боковые помещения и тихонько расспрашивал слуг [о здоровье отца], всегда забирал его нательное белье, стирал и возвращал его слугам, делая это так, чтобы Вань Ши-цзюнь не узнал об этом. Ланчжунлин Цзянь в случае, если дело требовало разъяснений, отводил людей в сторону и говорил [с ними] без обиняков и по существу. Когда же [он] представал перед троном, то могло показаться, что он лишен дара речи. Поэтому государь относился к нему по-родственному, уважал его и обходился с ним учтиво[798].
[Потом] Вань Ши переехал жить в Линли[799]. Как-то нэйши Ши Цин возвращался домой пьяным и, вступая во внешние ворота, не сошел, [как полагалось], со своей повозки. Вань Ши-цзюнь, узнав об этом, перестал принимать пищу. [Ши] Цин перепугался и, оголив плечо, стал каяться в своей провинности, [но Вань Ши] не принял [оправданий]. Тогда все члены рода и его старший брат Цзянь тоже оголили плечо [и стали просить о прощении Цина]. Вань Ши-цзюнь с осуждением сказал: «О, конечно, когда нэйши — знатный человек — въезжает в ворота селения, почтенные люди уходят и прячутся, а нэйши сидит себе в повозке, как будто так и надо!» Он все же простил и отпустил Цина. С тех пор Цин и все его потомки, въезжая в ворота своего селения, [сходили со своих повозок] и шли пешком до дома. Вань Ши-цзюнь умер на пятом году [правления Сяо У-ди под девизом] юань-шо (123 г.)[800]. Его старший сын ланчжунлин [Цзянь] так скорбел и страдал от горя, что не мог ходить без посоха. Через год с небольшим Цзянь тоже умер. Все сыновья и внуки Вань Ши отличались сяо — почтительным отношением к родителям, но среди них особо выделялся Цзянь, который в этом превосходил [самого] Вань Ши-цзюня.
Когда Цзянь был ланчжунлином, он написал донесение государю. Когда же донесение вернулось к нему, перечитав его, он воскликнул: «Я написал с ошибкой: внизу знака «лошадь» вместе с хвостом должно быть пять черт, а у меня всего четыре, не хватает одной черты. За эту ошибку император приговорит меня к смерти»[801]. Все это его страшно напугало. Он был весьма осмотрителен и почтителен и так же относился к любому, даже самому мелкому делу.
Младший сын Вань Ши-цзюня по имени Цин служил тайпу. [Как-то государь], выезжая [из дворца] на колеснице, спросил у [232] него, сколько запряжено в колесницу лошадей. Цин пересчитал коней по поводьям и, подняв руку, сказал: «Шесть лошадей». Цин среди всех сыновей Вань Ши был самым простодушным, что хорошо видно в этом ответе. Став чэнсяном в Ци, он добился того, что во всем княжестве [люди] относились к своим семейным обязанностям с почтением, и он, даже не прибегая к речам, сумел установить в Ци большой порядок, и [там] воздвигли молельню в честь чэнсяна.
В начальном году правления под девизом юань-шоу (122 г.) У-ди назначил себе наследника, и среди сановников стали выбирать человека на пост наставника. Тогда Цина перевели с должности начальника [уезда] Пэй[802] и назначили тайфу. А через семь лет он стал юйшидафу.
Осенью пятого года правления под девизом юань-дин (112 г.) за преступления был снят с должности чэнсян[803]. В декрете государя, направленном юйши, говорилось: «Вань Ши-цзюнь почитался покойным императором, его сыновья и внуки отличаются своим примерным поведением в семье, поэтому юйшидафу Цина назначаю чэнсяном и дарую ему титул Муцю-хоу».
Как раз в это время ханьцы на юге расправились с обоими юэскими государствами[804], на востоке напали на Чаосянь (Корею), на севере преследовали сюнну, на западе нанесли удар по [царству] Давань (Фергана)[805]. И в самом Срединном государстве было много дел. Сын Неба объезжал с инспекцией внутренние области, восстанавливались древнейшие храмы и молельни духов, [государь] совершал жертвоприношения Небу и Земле[806], процветали ритуалы и музыка. В казне не хватало денег.
Сан Хун-ян[807] и ему подобные ставили во главу угла выгоду и богатство, а такие, как Ван Вэнь-шу[808], ужесточали законы. А такие, как Ни Куань, благодаря знанию классических книг[809] выдвигались в число девяти цинов. Эти люди попеременно вершили дела. Положение уже не зависело от чэнсяна, он просто оставался внимательным и заботливым [человеком]. Так он прослужил девять лет, и ему не удалось внести какие-либо предложения по наведению порядка в управлении. Когда же он попытался предъявить обвинения Со Чжуну и одному из девяти цинов Сянь Сюаню[810], то их вину доказать не смог и, напротив, сам был обвинен [в ошибках] и должен был возместить им ущерб.
В четвертом году [правления императора Сяо У под девизом] юань-фэн (107 г.) на землях восточнее застав скопилось два [233] миллиона беженцев, из них четыреста тысяч остались без крова[811]. Гуны и цины стали обсуждать создавшееся положение и предложили выслать бесприютный народ в приграничные земли, дабы люди могли как-то обустроиться. Император считал, что чэнсян стар и [слишком] осторожен, чтобы участвовать в обсуждении этих предложений. Он отдал распоряжение чэнсяну подать доклад об уходе [на покой]. Он передал эти дела юйшидафу и нижестоящим чиновникам для обсуждения. Но чэнсян стыдился того, что не может выполнять свои обязанности, и подал государю доклад, в котором писал: «Я, Цин, удостоился счастья принять на себя обязанности чэнсяна, но ныне из-за своей бесталанности не смог способствовать управлению. Склады и закрома государства пусты, множество людей бегут от опасностей, своими преступлениями я заслужил того, чтобы лечь под топор. Но если государь смилуется и не применит ко мне законы, хотелось бы, чтобы мне вернули печати