Ложь главы государства ничем не отличается от вранья его придворных киношников. На самом деле в 1944—1945 гг. отмечено много операций, в которых потери Красной Армии (учтенные, в отличие от 1941—1942 гг., достаточно точно) были меньше, чем у противника. Например, в Берлинской операции 16 апреля — 2 мая 1945 года потери немцев, по их собственным, сильно заниженным данным, без учета фольксштурма (народного ополчения) и других военизированных формирований, не входивших в вермахт, — 92 тысячи только убитыми{2}. В плен, по данным зарубежных исследователей, сдалось 479286 человек{3}. Несколько больше, чем 81 116 погибших в советских и польских частях, получается? Всего в семь раз.
Может, самый конец войны не считается? Операция по освобождению Крыма длилась с 8 апреля по 12 мая 1944 года. Германские и румынские войска (опять же, по немецким данным) потеряли 57,3 тысячи убитыми и 61,5 тысячи пленными{4}, а советские — 17754 убитыми. Соотношение 6,7 к 1. Несколько похуже, чем было у супостата, который в ходе наступления 8—19 мая 1942 года захватил Керчь, а к 10 июля — Севастополь, потеряв около 10 тысяч убитыми, при потерях Красной Армии 280 тысяч погибшими и пленными, но все равно прогресс за два года впечатляющий.
То же самое можно сказать про Ясско-Кишиневскую операцию 20—29 августа 1944 года, Бухарестско-Арадскую операцию 30 августа — 3 октября 1944 года, Белградскую операцию 28 сентября — 20 октября 1944 года, Висло-Одерскую операцию 2 января — 3 февраля 1945 года и ряд других крупных сражений завершающего этапа войны и даже ее начала. В ходе наступления немецко-румынских войск в Молдавии 1-26 июля 1941 года Красная Армия потеряла 8519 человек убитыми, пленными и пропавшими без вести, а одни только румыны без немцев — 10439. Безвозвратные потери гарнизона осажденной Одессы составили с 5 августа по 16 октября 1941 года 16578 человек, а безуспешно штурмовавших город румын — 29200, тоже без учета германских союзников.
…Окончись Великая Отечественная война наподобие Чеченской — воцарением в побежденной Германии кого-нибудь из ближайших соратников Гитлера, типа Геббельса или Гиммлера, и получай новый фюрер дань из Москвы, у Путина с Михалковым не было бы потребности поливать грязью победителей 1945 года. Ну, а так поневоле приходится, иначе на фоне победителей 1945-го нынешние обитатели Кремля совсем бледно выглядят.
Гапон вывел людей на демонстрацию под пули, а сам исчез
Если мы будем скатываться в хаос, то этот хаос нас и поджидает, такой же, как и в некоторых странах Ближнего Востока. Кому это надо? Никому не нужно. И таких деятелей, как поп Гапон, который вывел людей на демонстрацию под пули, а сам исчез, надеюсь, в нашей истории больше не будет.
Поводом для событий 9 января 1905 года, вошедших в историю как «Кровавое воскресенье», стал конфликт между двумя конкурирующими монархическими рабочими организациями, основанными агентами бывшего начальника Московского охранного отделения и главы Особого отдела Департамента полиции Сергея Зубатова. Член «Общества взаимопомощи рабочих механического производства» мастер Путиловского завода Тетявкин представил к увольнению четырех рабочих, состоявших в «Собрании русских фабрично-заводских рабочих города Санкт-Петербурга».
Администрация, поддерживавшая умеренное «Общество» против неоднократно устраивавшего забастовки «Собрания», встала на сторону Тетявкина. В ответ заводское отделение «Собрания» 3 января 1905 года объявило забастовку. К путиловцам стали присоединяться и другие предприятия, где были сильны позиции «Собрания». В считаные дни количество бастующих выросло с 12 до 150 тысяч. Кроме увольнения Тетявкина бастующие стали выдвигать экономические требования (введение 8-часового рабочего дня, установление минимума заработной платы, отмену сверхурочных работ, введение государственного страхования и др.). Попытки духовного лидера «Собрания», настоятеля церкви Святого Благоверного князя Михаила Черниговского при Санкт-Петербургской городской пересыльной тюрьме Георгия Гапона, добиться компромисса с администрацией не увенчались успехом. Министр финансов Владимир Коковцев, к которому обратились рабочие, осудил их действия. Гапон решил обратиться непосредственно к царю, и 7 января на свет появилась собственноручно написанная им петиция:
«Государь!
Мы, рабочие и жители города С.-Петербурга, разных сословий, наши жены, дети и беспомощные старцы родители, пришли к тебе, государь, искать правды и защиты.
Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся как к рабам, которые должны терпеть свою горькую участь и молчать.
Мы и терпели, но нас толкают все дальше в омут нищеты, бесправия и невежества, нас душат деспотизм и произвол, и мы задыхаемся. Нет больше сил, государь! Настал предел терпению. Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук.
И вот мы бросили работу и заявили нашим хозяевам, что не начнем работать, пока они не исполнят наших требований. Мы немногого просили, мы желали только того, без чего не жизнь, а каторга, вечная мука.
Первая наша просьба была, чтобы наши хозяева вместе с нами обсудили наши нужды. Но в этом нам отказали. Нам отказали в праве говорить о наших нуждах, находя, что такого права за нами не признает закон. Незаконными также оказались наши просьбы: уменьшить число рабочих часов до 8 в день; устанавливать цену на нашу работу вместе с нами и с нашего согласия, рассматривать наши недоразумения с низшей администрацией заводов; увеличить чернорабочим и женщинам плату за их труд до одного рубля в день, отменить сверхурочные работы; лечить нас внимательно и без оскорблений; устроить мастерские так, чтобы в них можно было работать, а не находить там смерть от страшных сквозняков, дождя и снега.
Все оказалось, по мнению наших хозяев и фабрично-заводской администрации, противузаконно, всякая наша просьба — преступление, а наше желание улучшить наше положение — дерзость, оскорбительная для них.
Государь, нас здесь многие тысячи, и все это люди только по виду, только по наружности, в действительности же за нами, равно как и за всем русским народом, не признают ни одного человеческого права, ни даже права говорить, думать, собираться, обсуждать нужды, принимать меры к улучшению нашего положения.
Нас поработили, и поработили под покровительством твоих чиновников, с их помощью, при их содействии. Всякого из нас, кто осмелится поднять голос в защиту интересов рабочего класса и народа, бросают в тюрьму, отправляют в ссылку. Карают, как за преступление, за доброе сердце, за отзывчивую душу. Пожалеть забитого, бесправного, измученного человека — значит совершить тяжкое преступление.
Весь народ рабочий и крестьяне отданы на произвол чиновничьего правительства, состоящего из казнокрадов и грабителей, совершенно не только не заботящегося об интересах народа, но попирающих эти интересы. Чиновничье правительство довело страну до полного разорения, навлекло на нее позорную войну и все дальше и дальше ведет Россию к гибели. Мы, рабочие и народ, не имеем никакого голоса в расходовании взимаемых с нас огромных поборов. Мы даже не знаем, куда и на что деньги, собираемые с обнищавшего народа, уходят. Народ лишен возможности выражать свои желания, требования, участвовать в установлении налогов и расходовании их. Рабочие лишены возможности организоваться в союзы для защиты своих интересов.
Государь! Разве это согласно с божескими законами, милостью которых ты царствуешь? И разве можно жить при таких законах? Не лучше ли умереть, умереть всем нам, трудящимся людям всей России? Пусть живут и наслаждаются капиталисты-эксплоататоры рабочего класса и чиновники-казнокрады и грабители русского народа.
Вот что стоит перед нами, государь, и это-то нас и собрало к стенам твоего дворца. Тут мы ищем последнего спасения. Не откажи в помощи твоему народу, выведи его из могилы бесправия, нищеты и невежества, дай ему возможность самому вершить свою судьбу, сбрось с него невыносимый гнет чиновников. Разрушь стену между тобой и твоим народом, и пусть он правит страной вместе с тобой. Ведь ты поставлен на счастье народу, а это счастье чиновники вырывают у нас из рук, к нам оно не доходит, мы получаем только горе и унижение.
Взгляни без гнева, внимательно на наши просьбы, они направлены не ко злу, а к добру, как для нас, так и для тебя, государь. Не дерзость в нас говорит, а сознание необходимости выхода из невыносимого для всех положения. Россия слишком велика, нужды ее слишком многообразны и многочисленны, чтобы одни чиновники могли управлять ею. Необходимо [народное] представительство, необходимо, чтобы сам народ помогал себе и управлял собою. Ведь ему только и известны истинные его нужды. Не отталкивай же его помощь, прими ее, повели немедленно, сейчас же призвать представителей земли русской от всех классов, от всех сословий, представителей и от рабочих. Пусть тут будут и капиталист, и рабочий, и чиновник, и священник, и доктор, и учитель, — пусть все, кто бы он ни был, изберут своих представителей. Пусть каждый будет равен и свободен в праве избрания, и для этого повели, чтобы выборы в учредительное собрание происходили при условии всеобщей, тайной и равной подачи голосов.
Это самая главная наша просьба, в ней и на ней зиждется все; это главный и единственный пластырь для наших больных ран, без которого эти раны сильно будут сочиться и быстро двигать нас к смерти.
Но одна мера все же не может залечить всех наших ран. Необходимы еще и другие, и мы прямо и открыто, как отцу, говорим тебе, г