«Мост через реку Угру был взорван отрядом майора И.Г. Старчака, начальника парашютно-десантной службы Западного фронта. Этот отряд численностью 400 человек был сформирован 4 октября по его личной инициативе из числа пограничников, которые готовились к действиям по вражеским тылам.
Отряд И.Г. Старчака после взрыва моста занял оборону по реке Угре. Вскоре он был поддержан отрядом курсантов подольских военных училищ под командованием старшего лейтенанта Л.А. Мамчика и капитана Я.С. Россикова. Попытки вражеских войск форсировать реку Угру и прорваться на Медынь успешно отражались героическими действиями этих отрядов.
В результате пятидневных ожесточенных боев немногие остались в живых, но своим героическим самопожертвованием они сорвали план быстрого захвата Малоярославца и помогли нашим войскам выиграть необходимое время для организации обороны на подступах к Москве»{48}.
Сам Иван Георгиевич достаточно подробно описывает операцию, в том числе и первый бой своего отряда:
«Утром 4 октября, вернувшись из очередного полета, только-только прикорнул в своей землянке, как меня начал кто-то трясти за плечо:
— Товарищ капитан, проснитесь, полк улетает!..
Я быстро натянул сапоги и выскочил наружу. Над леском на небольшой высоте с гулом шли в сторону Москвы четырехмоторные бомбардировщики, один за другим поднимавшиеся с аэродрома. Это были те самые самолеты, на которых мы не раз отправлялись на задания.
— Поезжай в полк! — приказал я старшему лейтенанту Кабачевскому. — Узнай там, что к чему.
Кабачевский сел в кабину грузовика, старшина Бедрин и сержант Петров — в кузов. Когда они приехали на аэродром, самолетов уже не было. Лишь порыжевшие маскировочные елки валялись перед стоянками.
Кабачевский, как он потом рассказывал, направился к зданию школы, где помещался штаб полка. Там тоже никого не оказалось. В домике, где был узел связи, кто-то маячил. Кабачевский вбежал туда и увидел пожилого человека в форме связиста с красными пересекающимися молнийками на рукаве.
— Есть связь с Вязьмой?
Связист отрицательно покачал головой.
— А с кем можете соединить?
— Уже ни с кем. Всю аппаратуру увезли.
Машина Кабачевского обогнала несколько грузовиков, ехавших в Мятлево. Остановив один из них, старший лейтенант спросил сидевшего в кабине интенданта о положении на фронте. Кроме того, что противник прорвал нашу оборону, тот ничего больше не знал. Я попытался связаться по радио или телефону с генералом Худяковым, чтобы получить от него какие-либо указания. Штаб не отвечал. Передо мной встал вопрос: что делать? Собрать имущество базы — ив тыл? Ведь 1-й авиаполк улетел на восток. Видимо, и нам надо направляться туда же.
Эту мысль тут лее сменила другая: а кто же встанет на пути врага? Наш небольшой отряд — двести бойцов, прибывших из фронтовых авиачастей, сто пятьдесят недавно прибывших комсомольцев и несколько десятков хорошо обученных парашютистов из 214-й воздушнодесантной бригады — являлся единственной, громко говоря, силой на участке от Юхнова до Подольска. Если мы не остановим гитлеровцев здесь, в Юхнове, то они беспрепятственно дойдут до Мятлево, Медыни, Малоярославца… Но сможем ли мы успешно оборонять город столь малыми силами, не имея орудий, пулеметов, танков?
...
Забрав с собой все оружие и боеприпасы, мы пошли через обезлюдевший город.
Навстречу гитлеровцам я послал кольчугинских комсомольцев во главе с Руфом Деминым. Перед ними была поставлена задача взорвать мосты через ручьи и овраги, заминировать полотно автомагистрали. Ребята сами вызвались выполнить это задание. Буров, Власов, Бажин, Казаков, Гарусов и Демин захватили с собой несколько ящиков с минами, взрывчаткой, две бочки с бензином, погрузились на трехтонный грузовик и по Варшавскому шоссе поехали на запад.
Первое дорожное сооружение они подняли на воздух перед самым носом противника. Потом мы слышали другие взрывы, видели, как на шоссе что-то горело.
Еще одной группе бойцов я приказал задерживать автомашины, идущие в сторону Москвы, снимать с них все, что пригодится для обороны, особенно пулеметы, автоматы, винтовки и боеприпасы. К вечеру мы оказались хорошо вооруженными.
Восточный берег Угры, где мы расположились, господствовал над лежащей впереди местностью. Это позволяло организовать довольно устойчивую оборону. Лесная поросль маскировала позиции, позволяла нам скрытно маневрировать по фронту и в глубину. Фланги мы прикрыли небольшими подразделениями.
Главные усилия сосредоточили на удержании Варшавского шоссе.
Может быть, с точки зрения здравого смысла попытка сдержать небольшим отрядом наступление вражеских колонн казалась дерзкой и бессмысленной, но я считал и считаю, что излишняя осторожность и благоразумие не всегда приносят успех в военном деле…
Вместе с Андреем Кабачевским и Николаем Щербиной мы обошли передний край, осмотрели окопы, маскировку, проверили, как составлены стрелковые карточки, организовали взаимодействие между подразделениями.
Тем временем подрывники во главе с лейтенантами Николаем Сулимовым и Юрием Альбокримовым заминировали мост через Угру.
В полночь мы услышали глухие взрывы и далекую ружейно-пулеметную стрельбу. Это продолжали действовать небольшие группы десантников, находившиеся западнее Юхнова.
Хотя внутренне мы были готовы к тому, что скоро встретимся лицом к лицу с противником, все же его появление на восточной окраине города на рассвете 5 октября заставило тревожнее забиться наши сердца. Кое у кого еще теплилась надежда: а может быть, это все-таки наши?..
На автостраде показалось десять мотоциклов. За ними ехали четыре бронемашины, два танка, десятка два открытых грузовиков с пехотой. А потом опять танки, танки… Мы насчитали их пятнадцать. Пожалуй, их было и больше, но за городскими постройками хвост колонны не был виден.
Николай Щербина, Андрей Кабачевский, Николай Сулимое, я и еще несколько командиров стояли на открытом шоссе, метрах в двухстах восточнее моста.
На мотоциклах и грузовиках развевались алые флажки, в грузовиках сидели солдаты в красноармейских плащ-палатках.
— Наши!.. — облегченно вздохнул Кабачевский. Какое-то чутье, а может быть, опыт подсказали мне,
что отступающие войска редко следуют в таком образцовом порядке, как эта колонна. Но очень уж хотелось верить в лучшее, и я сказал:
— Может быть, и так…
Когда мотоколонна, выдвигавшаяся из Юхнова, была в двухстах-трехстах метрах от боевого охранения и в двух-трех десятках метров от парашютистов, дежуривших на контрольно-пропускном пункте, вперед вырвались три мотоцикла с пулеметными установками и открыли огонь по нашим бойцам. Следовавшие за ними бронемашины, танки, пехотинцы устремились к мосту. Но огонь пулеметов боевого охранения остановил их. Подбитые автомобили и мотоциклы загородили путь танкам. Последние, пытаясь либо прорваться вперед, либо развернуться, давили своих же солдат. Заслон десантников был малочисленным, и он не смог бы оказать серьезного сопротивления противнику, если бы лейтенант Коновалов, возглавлявший эту группу, и парашютисты Анатолий Авдеенков и Василий Мальшин не ввели в действие минные поля. Серия взрывов на дороге, вылазка кольчугинских комсомольцев Демина, Бурова, Бажина, Казакова, Дементьева, Забелина и Гарусова, забросавших гитлеровцев гранатами, нанесли большой урон неприятелю.
Так провел наш отряд свой первый бой на Варшавском шоссе»{49}.
Десантники сражались под Юхновым с 4 по 9 октября. Из 430 бойцов выжило менее 50, но противник за эти пять дней продвинулся лишь на 25 километров и понес серьезные потери, а резервные соединения Жукова успели развернуться на Можайской линии обороны. Вместо стремительного прорыва к Москве гитлеровцам пришлось прогрызать один оборонительный рубеж за другим, и в начале декабря выдохшиеся германские дивизии покатились назад.
В ходе советского наступления десантники опять оказались в первых рядах. Высадившись во вражеском тылу под Вязьмой, они до лета действовали там вместе с 1-м гвардейским кавалерийским корпусом Павла Белова и частью 33-й армии Михаила Ефремова, а потом прорвались к своим. «Основные силы кавкорпуса Белова и 4-й авиадесантной бригады уходят на юг, — с грустью писал в своем «Военном дневнике» начальник германского штаба сухопутных войск Франц Гальдер. — Нам это не делает чести!»
В ходе этой операции Старчак обморозил ноги, но, несмотря на частичную ампутацию ступней, продолжал выбрасываться во вражеский тыл (всего за свою жизнь он совершил 1096 прыжков!), окончил войну в Берлине, а потом участвовал в операциях против бандеровцев. Его жизнь и подвиги — готовый материал и для романов, и для захватывающих кинобоевиков, однако светила россиянской интеллигенции считают иначе.
Либерасты, типа сына одуревшего от ненависти к России академика Юрия Пивоварова — режиссера фильма «Ржев. Неизвестная битва Георгия Жукова» Алексея Пивоварова, говорят исключительно о гибели части сил 33-й армии, предпочитая не упоминать, что другая ее часть, вместе с кавалерией и десантниками, вышла из окружения. Трагедии отряда Ефремова, составлявшего немногим более 1% от общей численности советских войск на Московском направлении, посвящена целая треть фильма, цель которого — показать, что Красная Армия воевать не умела и командовали ею сплошь идиоты. Недаром в интернете появилось издевательское предложение присвоить пивоваровской картине название «Как маршалы Сталин и Жуков генерала Ефремова победили».