политическое государство представляет собой оглавление практических битв человечества» (подчёркнуто нами. — Авт.), ибо оно «выражает в пределах своей формы, sub specie republicae (т. е., в форме государства) все социальные битвы, потребности, истины». Критиковать политику значит «связать и отождествить эту критику c действительной борьбой».
B статье «К критике гегелевской философии права» — Маркс дальше развивает свои взгляды на политику как на «аккумулирующую в себе все битвы человечества». «Радикальная революция может быть только революцией радикальных потребностей». Мысль же о чисто политической революции Маркс считает утопией. Движущей силой революции является класс-освободитель, собственные притязания и права которого «являются поистине правами и притязаниями самого общества»; класс, представляющий собой «социальную голову и социальное сердце». Этот особый класс есть пролетариат. Частичные победы над средневековьем не могут дать Германии свободы. «Никакое рабство не может быть уничтожено в Германии без того, чтобы не было уничтожено всякое рабство». «Голова этой эмансипации — философия; её сердце — пролетариат».
B развёрнутой форме взгляды Маркса и Энгельса на неизбежность революции даны уже в «Немецкой идеологии». Здесь, в результате найденного ими уже материалистического понимания истории, они приходят к тому выводу, что «все формы и продукты сознания могут быть уничтожены не духовной критикой… а лишь практическим переворотом в реальных общественных отношениях, из которых произошли все эти идеалистические выверты; не критика, а революция является движущей силой истории». Эта неизбежность революции выводится Марксом и Энгельсом из неизбежно зреющих материальных предпосылок («различных производительных сил, образования революционной массы, революционно настроенной не только против отдельных сторон существующего „производства жизни“, против всей деятельности, на которой основываются эти стороны»). Кстати заметим, что и здесь, как и в «Критике гегелевской философии права» Маркс неустанно подчёркивает, что показатель зрелости революции есть вызревание противоречий и осознание этих противоречий революционным классом. Явной фальсификацией Маркса являются все попытки меньшевиков свою теорию «вызревания» революции связывать с именем Маркса.
Революцию, о неизбежности которой неустанно твердили Маркс и Энгельс, они понимали как насильственную революцию, как «физическое столкновение» людей. В «Нищете философии» Маркс видит в борьбе пролетариата за сплочение и объединение своих сил «необходимые элементы грядущих битв». C превращением пролетариата из класса «в себе» в класс «для себя» защищаемые массой рабочих интересы становятся классовыми интересами. Но борьба между классами есть борьба политическая, ибо «политическая власть есть именно официальное выражение антагонизма классов в гражданском обществе». Поэтому, классовые антагонизмы, будучи доведены до высшей степени своего напряжения, неизбежно приводят «к грубому противоречию, к физическому столкновению людей». «Не говорите, — заключает Маркс своё знаменитое произведение, — что социальное движение исключает политическое. Никогда не существовало политического движения, которое не было бы в то же время социальным. Только при таком порядке вещей, когда не будет больше классов и классового антагонизма‚ социальные эволюции перестанут быть политическими революциями. До тех же пор, наконуне каждого полного переустройства общества, последним словом социальной науки будет: „Война или смерть; кровавая борьба или уничтожение. Такова неотразимая постановка вопроса“».
Почти накануне Февральской революции 1848 г. вышли в свет знаменитые строки «Коммунистического манифеста», имеющие не только общее значение для всего дальнейшего развития пролетариата, но и являющиеся до известной степени отражением тогдашней конкретной революционной ситуации.
«„Коммунистический манифест“, — говорит Ленин, — своим происхождением обязан Марксу и Энгельсу, не только мыслителям, но и действенным революционерам, тесно связанным с рабочим движением своей эпохи и возглавлявшим передовой его отряд»[429]. Авторы «Манифеста» подвергают резкой критике все существовавшие тогда разновидности буржуазного и мелкобуржуазного социализма. Жесточайшей критике авторы «Манифеста» подвергают немецкий или «истинный социализм», клеймя немецких социалистов-интеллигентов за то, что они своей литературой расслабляют революционную энергию пролетариата препятствуя привести в движение массы, «заставить массы мыслить и действовать». А те строки «Коммунистического манифеста», которые направлены против буржуазного социализма, могут быть и ныне полностью применены к теории «хозяйственной демократии» современных социал-демократических вождей. «Форма этого социализма старается отвратить рабочих от всякого революционного движения, утверждая, что не те или другие политические изменения, а лишь преобразование материальных условий жизни, экономических отношений может принести пользу рабочему классу. Но под преобразованием материальных условий жизни этот социализм понимает вовсе не уничтожение буржуазных условий производства, возможное только путём революции, а административные улучшения, совершающиеся на почве этой же самой организации производства, следовательно ничего не изменяющие в отношениях капитала к наёмному труду, и в лучшем случае только уменьшающие для буржуазии издержки её господства, и упрощающие государственное хозяйство».
Наконец критически-утопическому социализму посылаются упрёки за то, что он «не видит в пролетариате никакой исторической самодеятельности, никакого свойственного ему политического движения», за то, что в утопическом социализме «место постепенно подвигающейся вперёд организации пролетариата в класс» должна занять «общественная организация их собственного изобретения», за то, что они отвергают «всякую политическую и особенно всякую революционную деятельность» и «стремятся достигнуть своей цели мирным путём и посредством маленьких, естественно обречённых на неудачи экспериментов».
Ревизионисты, выдвигающие, как ниже увидим, легенду о «двух Марксах», относят «Коммунистический манифест» к тому периоду, когда Маркс будто бы находился под влиянием революционера Бланки. Они объявляют «Коммунистический манифест» устаревшим, а Маркса и Энгельса — бланкистами или последователями Бабефа. Одним из аргументов служит то, что в «Коммунистическом манифесте» из всей социалистической литературы — как возмущается например Бернштейн — одни лишь писания Бабефа остаются без критики (? — Авт.), о них говорится только, что они в Великой революции выражали требования пролетариата — «утверждение, во всяком случае противоречащее эпохе (?! — Авт.). Революционная программа действия „Манифеста“ насквозь проникнута бланкизмом»[430].
Известно, что Маркс и Энгельс прекрасно видели и указывали недостатки бабувизма, состоявшие в его «грубом коммунизме»‚ в грубой уравнительности. Известно также, что авторы «Коммунистического манифеста» отрицательно относились к заговорщическим методам бланкистских и бабувистских тайных обществ.
Маркс и Энгельс ценили у Бабефа и особенно в бланкизме их революционные насильственные методы борьбы. Но и Маркс и Энгельс решительно отметали специфически «бланкистское», борьбу революционного кружка, не опирающегося на рабочие массы. «Маркс в 1871 г., а Энгельс в 1891 г. показали, что опыт Парижской коммуны исключал бланкизм, обеспечив прямое, непосредственное, безусловное господство большинства и активность масс лишь в мере сознательного выступления самого большинства» (Ленин).
В «Коммунистическом манифесте» мы находим у все в зародыше идеи диктатуры пролетариата. Авторы «Манифеста» формулируют следующее положение: «Описывая наиболее общие фазы развития пролетариата, мы прослеживали более или менее прикрытую гражданскую войну внутри существующего общества вплоть до того пункта, когда она превращается в открытую революцию, и пролетариат основывает своё господство посредством насильственного ниспровержения буржуазии» (подчёркнуто нами. — Авт.) . «Пролетариат, — читаем мы далее в Манифесте, — использует своё политическое господство для того чтобы вырвать у буржуазии весь капитал, централизовать все орудия труда в руках государства, т. е. организованного в качестве господствующего класса пролетариата, и как можно скорее увеличить массовые производительные силы. Значит, это может совершиться только путём деспотического вторжения в право собственности и в буржуазные условия производства, такие мероприятия с экономической точки зрения не достаточны и ненадёжны, но в ходе движения они перерастут самих себя и неизбежно явятся средствами для преобразования всех способов производства».
Таким образом уже здесь Маркс и Энгельс представляют следующую стройную программу действий пролетариата при переходе от капитализма к социализму: завоевание политической власти, ниспровержение буржуазии, отнятие у неё средств производства и их обобществление, централизация имеющихся орудий труда в руках «организованного в господствующий класс пролетариата», т. е. пролетарского государства. Это пролетарское государство как можно скорее развивает обобществлённое производство, причём в ходе этого преобразования применяется насильственное вторжение в права собственности. В конце своего «Манифеста» авторы ещё раз подчёркивают, что коммунисты совершенно не намерены скрывать того, что осуществить свою цель они смогут только путём насильственного свержения всего современного общественного строя.
«Коммунистический манифест», как известно, написан в 1848 г. Уже здесь дана в зародыше идея разрушения буржуазной государственной машины, к этой идее «Манифест» вплотную подводит, ибо если пролетариату нужна особая организация насилия против буржуазии, то само собою вытекает, что создание такой организации невозможно без разрушения той государственной машины, которую создала буржуазия для своих интересов и для своей цели. И вскоре после опыта революции 1848 г.‚ в особенности после опыта июньского поражения пролетариата, Маркс в своём письме к Вейдемейеру конкретизирует основную идею «Коммунистического манифеста» в прямом лозунге