государства и закреплено соответствующими законами. Для всего классового общества характерной остаётся также противоположность между городом и деревней. Отделение города от деревни возникает в процессе общественного разделения труда, прежде всего как обособление от сельскохозяйственной деятельности развивавшегося в городах ремесла. Оно укрепляется вместе с развитием обмена и созданием в городах торговых центров. Город всюду ведёт за собой отсталую деревню; он сосредоточивает власть, высшие достижения науки и искусства; он стягивает в себя массы городского населения, оторванного от здоровых природных условий существования, в то время как сельское население обречено на отсталые формы труда и «идиотизм деревенской жизни» (Маркс). «Противоположность между городом и деревней, — писали Маркс и Энгельс ещё в своей ранней работе‚ — может существовать только в рамках частной собственности. Она есть грубейшее выражение факта подчинения индивида разделению труда и определённой, принудительно навязываемой ему деятельности»[107].
Наконец через всю историю классового общества проникают разделение и противоположность физического и умственного труда. Благодаря наличию прибавочного продукта, духовный труд постепенно обособляется от материального производства и становится привилегией господствующих классов и обслуживающих их «идеологов».
Задача марксизма при изучении названных классовых формаций состоит в том, чтобы не ограничиваться чисто «историческим» их рассмотрением. Необходимо выявить все важнейшие черты, связывающие и эти докапиталистические формации с современным обществом, имеющие значение для современной борьбы пролетариата. Остатки всех этих типов производственных отношений в капиталистическом обществе, роль их в переходной экономике, значение докапиталистических форм в развитии буржуазной и пролетарской революции, задачи борьбы с империализмом в колониальных странах, где сохранились докапиталистические отношения, — вот что должно стоять в центре нашего внимания.
Подходя с этой точки зрения к классовым формациям, мы прежде всего сталкиваемся с вопросом о так называемом азиатском способе производства. Маркс в своём «Предисловии» начинает именно с него перечисление «эпох экономического формирования общества». Однако в целом ряде других мест и Маркс, и Энгельс, и Ленин называют всего три формации — античное, рабовладельческое общество, феодальное общество (или крепостное) и капиталистическое[108]. B среде марксистских историков возник вопрос — что же подразумевал Маркс, говоря об азиатском способе производства? Согласно одному взгляду, Маркс имеет здесь в виду ранние азиатские общины с общественной собственностью на землю, и таким образом азиатский способ производства должен совпадать с первобытным коммунизмом. Взгляд этот едва ли может быть признан правильным. Азиатский способ производства перечисляется Марксом без всяких оговорок в ряде антагонистических формаций. Говоря о первоначальной родовой или общинной собственности на землю, уже в этой общинной собственности Маркс и Энгельс находили зародыши классового неравенства в виде скрытого рабства и т. д.; начиная с ранних работ, они связывали наличие общинной собственности не только с ранними азиатскими общинами, но и с античной формой собственности, с феодальным обществом и т. д. Наконец в ряде мест «Капитала» Маркс, говоря o восточноазиатском или восточном общественном строе, связывает его с наличием феодальных классов и государства.
Столь же неправилен взгляд, нашедший своё отражение в контрреволюционном троцкизме, затем в работах т. Мадьяра и у некоторых советских историков. Согласно этому взгляду азиатский способ производства нужно рассматривать как совершенно особую, самостоятельную общественно-экономическую формацию. Сторонники этого взгляда стремятся подчеркнуть некоторые отличительные особенности восточноазиатских государств: сосредоточение в них верховной власти на землю в руках государя, организацию государством общественных работ — по орошению и т. п. — и его вмешательство в экономическую жизнь, деспотический характер правления и т. д. Все эти черты действительно имели место, но они ещё не говорят в пользу существования особой азиатской формации. Основная ошибка «азиатофилов» заключается в том, что они исходят в определении способа производства не от основных производственных отношений, не от отношений между классами. А эти отношения в восточноазиатских деспотиях (Ассиро-Вавилония, Персия, Египет и т. д.) были в основном феодальными отношениями. Между тем признание особого азиатского способа производства влечёт за собой целый ряд оппортунистических извращений, характерных в частности для контрреволюционного троцкизма. Это значит признать особый путь развития для азиатских стран, отказаться видеть в современном Китае и т. д. наличие феодальных отношений, которые тесно переплетаются и связаны с империалистической эксплоатацией. С этим взглядом связано отрицание троцкистами значения, которое имеет буржуазное освободительное движение и буржуазные революции на Востоке; взгляд этот противоречит основным установкам программы Коминтерна. Азиатский способ производства наиболее правильно будет рассматривать как особую специфическую форму феодализма, который получил некоторые отличительные черты в условиях экономики восточных стран, принимая во внимание значение для них проблемы орошения и контроля над водяными ресурсами и т. д.
Античный или рабовладельческий строй — наиболее ранняя форма производства, развившаяся непосредственно из недр первобытного общества и имевшая свои зародыши в системе домашнего рабства первобытных народов. Наиболее ранним классовым производственным отношением было отношение рабовладельца и раба. Древняя Греция и древний Рим оставили нам классические образцы рабовладельческих отношений. Крайне примитивная ремесленная техника рабовладельческого строя требовала затраты большей рабочей силы. В то же время, благодаря войнам, благодаря обращению в рабство несостоятельных должников, a также торговле рабами с окружающими племенами, создался обширный рынок дешёвой рабочей силы в лице рабов. Особенность рабовладельческой системы производства состоит в том, что раб рассматривается своим господином лишь как одарённое речью орудие, совершенно бесправное и всецело зависимое от рабовладельца. Представление о физическом труде до того связывается с классом рабов, что труд становится чем-то бесчестящим свободного человека. Класс свободных рабовладельцев ограничивается «духовной» деятельностью в области политики, управления, искусства и т. п. Материальные основы античного мира создавали таким путём возможность широкого развития духовной культуры (греческое искусство, римское право). В развитии обширной материальной и духовной культуры и состояла прогрессивная для своего времени историческая роль древнего рабовладения.
Благодаря этим условиям получения дешёвого прибавочного труда в древнем мире получает большое развитие обмен, нарождается торговый, купеческий капитал, создаются выгодные условия сбыта в другие страны земледельческих продуктов. Всё это ведёт к тому, что происходит обезземеление мелких крестьян в деревне в пользу крупного землевладения. В городе также постепенно исчезают свободные ремесленники; сельское хозяйство и городская промышленность сосредоточились в руках крупных рабовладельцев, которые при помощи принудительного труда массы рабов производили работы в своих поместьях (латифундиях) и на мануфактурах. Следует отметить, что черты, близкие к этому хозяйству древнего мира, носило рабовладение и в новое время — например хозяйство американских плантаторов и т. п.
Рабовладельческий строй исключал возможность естественного развития и перехода к другому, более высокому способу производства вследствие того, что рабские формы труда и низкая производственная квалификация рабов делали почти невозможным повышение технического уровня производства, а свободные граждане античного мира не втягивались в непосредственный производственный процесс. Таково основноевнутреннее противоречие рабовладельческой формации, которое приводило к застою в развитии материального производства. Этот застой оказался на известной исторической ступени экономически невыгодным. Однако, не являясь носителями нового, высшего способа производства, рабы не могли возглавить возмущение производительных сил против сковывающих их развитие производственных отношений. Поэтому необходимый переворот в способе производства происходил «в большинстве случаев путём насильственного покорения гибнущего общества более сильными»[109]. Такова была участь древней Греции, а затем и древнего Рима.
Но рабство — не только предмет исторического изучения. Остатки рабовладения сохранились частично и в современном капиталистическом обществе. Они существуют в скрытых и открытых формах, несмотря на официальное «запрещение» рабства и «моральное» отрицание его европейской «культурой». В Африке и других странах имеются ещё миллионы рабов. На положении, близком к рабскому, находятся и «свободные» туземцы многих колониальных стран, обречённые на многочисленные трудовые повинности в пользу империалистических насильников. И это фактическое сохранение рабства оказывается выгодным там, где империализму предоставляется возможность использовать бесплатную рабочую силу — в условиях хищнической эксплоатации колоний и крайне примитивной производственной техники. Борьба с открытыми и скрытыми формами рабовладения и рабского и принудительного труда является поэтому актуальной задачей в борьбе колониальных народов за своё освобождение от ига империализма.
Более высокий способ производства по сравнению с рабством представляло собой феодальное общество. Развитие и разложение европейского феодализма охватывают период так называемых средних веков и часть новой истории. В России феодально-крепостные отношения частично сохранились вплоть до Февральской революции, и на этих отношениях покоилось царское самодержавие. Типичные формы феодального уклада или остатки феодализма существуют и поныне в Азии, например в Китае, в Индии, в Индо-Китае, в африканских государствах негров. В отличие от капиталистического способа производства, в феодальной