Историческое подготовление Октября. Часть I: От Февраля до Октября — страница 32 из 41

[230]

Л. Троцкий. РЕЧЬ НА ЗАСЕДАНИИ ПЕТРОГРАДСКОГО СОВЕТА ПО ВОПРОСУ О ДЕМОКРАТИЧЕСКОМ СОВЕЩАНИИ (11 сентября)[231]

Дан говорит нам, что русская революция должна пробиваться через великие трудности, которых не знала ни одна революция. Но чем больше перед нами стоит трудностей, тем радикальнее должны быть употребляемые средства, а мы 7 месяцев не имеем даже Учредительного Собрания, чего не было ни в одной революции. Нам говорят, что мы не считаемся с трудностями и переоцениваем значение рабочих масс, а я хочу вам напомнить о заседании Петроградского Совета 3 мая, когда вам представлялись вновь испеченные министры социалисты: вы помните тот восторг, который вызвало их появление в Совете, и лишь небольшая тогда группа большевиков подвергла критике планы Скобелева и Чернова, которым мы предсказывали, что кадеты и другие представители цензовых элементов не дадут им осуществить свою программу, как земельную, так и рабочую. Мы оказались правыми, и иначе, как политическими банкротами, я этих министров назвать не могу.

Здесь Дан ссылается на Западную Европу, но там ведь не было никогда такого политического положения, в каком находится сейчас русская республика.

Есть два пути: один путь – при помощи смертной казни и других репрессивных мер создать боеспособность армии и задушить революцию; другой путь – удовлетворить запросы широких масс.

Мы говорили на Всероссийском Съезде Советов, что наступление русской армии внесет колоссальную разруху в наши войска, и вместо наступления мы будем иметь отступление, потерю новых кусков земель, разгром нашей революции. Нам напоминали здесь дни 3 и 5 июля, но для оценки момента есть один критерий: посмотреть, как отзывается на события масса. Плохи те политики, которые теряют массы, как меньшевики и с.-р.; мы же всегда были с народом и в народе. И с кем теперь пролетариат – с нами ли, посаженными в тюрьму за измену, или с Церетели и Данами, разоружавшими народ, разоружавшими солдат и рабочих? (Дружные аплодисменты, крик с места: а кто их вызвал?) Мне кричат, – кто их вызвал? Я отвечаю на это: их вызвала политика коалиции. Что требовали массы 3 – 5 июля? Они говорили: не идите на коалиции с милюковцами и гучковцами, а обратите взоры на нас и с нами заключайте коалицию. Нам говорят, что наша программа несбыточна, что мы мешаем работать, но разве мы Чернову запрещали проведение земельных проектов по Временному Правительству. И разве по нашей вине арестованы многие члены земельных комитетов? Не для того вы искали коалицию, чтобы спасать Россию, а потому, что иначе вам не верила английская и французская биржа. И до тех пор, пока вы вынуждены вести войну на основах империализма, вы должны иметь коалиционное правительство. Но теперь нужно раз навсегда сказать, что эта война несовместима с русской революцией, и потому-то мы с самого начала говорили, что нужно немедленно кончить войну. А в то же время, призывая рабочих других стран порвать со своими правительствами, мы сами вводили в свое правительство Терещенок и Коноваловых.

Как же теперь должна быть создана власть? Власть теперь должна быть такова, чтобы употребить все силы на борьбу с французскими и английскими империалистами. Что мы дали в руки кайзеру, – которого я ненавижу больше, чем вы, – когда пошли в наступление 18 июня? Вот его ответ: «мы не трогали русских несколько месяцев, и пусть они теперь пеняют на себя, если задумали пойти в наступление». И вы уже знаете, что произошло после этого. Вы стоите теперь посредине, и вам предлагает, с одной стороны, руку буржуазия, а с другой – пролетариат Петрограда и Москвы. Если вы хотите вместе с передовым рабочим классом наложить узду на буржуазию, то предстоящее Демократическое совещание должно создать из своей среды демократическую власть солдатских, рабочих и крестьянских масс, и только эта власть сумеет создать непобедимую Россию.

«Известия» N 169, 13 сентября 1917 г.

Л. Троцкий. ДОКЛАД НА СОВЕЩАНИИ ФРАКЦИИ БОЛЬШЕВИКОВ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО СОВЕЩАНИЯ

(15 сентября)

В своем докладе Троцкий дал общий план той линии поведения, которую должна занять фракция большевиков на Демократическом Совещании. План этот заключается в том, чтобы по мере возможности заставить Совещание отвергнуть коалицию с цензовыми элементами и взять задачу организации власти в свои руки. По мнению Троцкого, если это удастся провести, то это будет первым этапом перехода власти в руки Советов. Очередной задачей большевиков является, по мнению Троцкого, давление на Демократическое Совещание с той целью, чтобы оно окончательно разорвало с политикой Керенского. После своего доклада т. Троцкий прочел декларацию, которая будет оглашена на Демократическом Совещании от имени партии.

«Новая Жизнь» N 122, 16 сентября 1917 г.

Л. Троцкий. РЕЧЬ НА ЗАСЕДАНИИ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО СОВЕЩАНИЯ

(18 сентября)[232]

Товарищи и граждане! Нас, противников коалиции, обвиняют в утопизме, но вместе с тем мы наблюдаем здесь поистине странное явление: выступали экономисты, практики и теоретики, как Череванин,[233] Громан,[234] выступали представители земельных комитетов и рассказывали историю экономической практики коалиционного правительства. С другой стороны, выступали министры-социалисты коалиционного правительства. И что же? Казалось бы, от них мы должны были, прежде всего, ждать отчета о тех преимуществах коалиционной правительственной практики, которая заставляет их отстаивать перед нами повторение уже сделанного опыта. Но вместо отчета мы слышали советы. Мы слышали совет от министра Скобелева, но он ни слова не рассказал о том, как осуществлял он свою программу с Коноваловым и Пальчинским. А ведь он обещал 100 % обложения прибыли капиталистов. Мы хотели бы знать, на каком проценте остановился Скобелев в работе с Пальчинским и Коноваловым. Министр Авксентьев также вместо отчета давал нам советы. Слушая его советы, я вспомнил о совете ЦИК в ту самую ночь, когда ликвидировалась, но еще не была ликвидирована авантюра Корнилова, когда создавалась «пятерка» из Керенского, Савинкова, Маклакова,[235] Кишкина[236] и Терещенко. Савинков полукорниловец, Маклаков – полусавинковец, Керенский, которого вы знаете, Кишкин, которого вы знаете, и Терещенко, которого вы тоже знаете – эта пятерка слагалась тогда, и вот Авксентьев явился в Центральный Исполнительный Комитет и сказал: поддержите их; я ручаюсь за них; верьте им. Это был тоже совет, – а не отчет о том, как Савинков, входивший в состав того же правительства, в которое входил и Авксентьев, вызывал третий корпус, чтобы утопить в крови Петроград.

Даже Пешехонов, вместо отчета, прочел нечто вроде стихотворения в прозе о преимуществах коалиции. Он нам рассказал о том, что министры-кадеты в составе коалиционного правительства не занимались саботажем, – упаси боже, – а сидели, выжидали и говорили: а вот посмотрим, как вы, социалисты, провалитесь. А когда я сказал: да ведь это – саботаж, если политическая партия, буржуазная партия, самая влиятельная в самую критическую эпоху истории входит в министерство для того, чтобы изнутри наблюдать, как проваливаются представители демократии, в то время, как извне она держится рукой за Корнилова, – он обещал разъяснить мне, в чем разница между политикой и саботажем, но за краткостью времени забыл исполнить свое обещание.

Самой интересной была пожалуй речь министра Зарудного, который, помимо нескольких советов, рассказал нам, что делалось в правительстве. Но самое поучительное он резюмировал словами: я тогда не понимал и сейчас не понимаю, что там происходит. Я аплодировал его добросовестности и политической честности, с которой он подвел итог своему краткому министерскому опыту. Он не понимал также, почему он должен выйти в отставку, когда началась корниловщина, и министры сложили свои портфели у ног Керенского.

Другой министр из другой партии, кадетский министр, подвел также итог своему министерскому опыту, но в более решительных политических терминах. Я говорю о Кокошкине. Он мотивировал свой уход тем, что чрезвычайные полномочия, предоставленные Керенскому, делают остальных министров простыми исполнителями предуказаний министра-председателя, а быть в роли простого исполнителя он счел для себя невозможным.

Скажу откровенно; когда я прочитал эти строки, я внутренне аплодировал нашему врагу Кокошкину – он говорит здесь языком политического и человеческого достоинства.

Товарищи, если у нас много разногласий, – а у нас их много, – относительно прошлого министерства коалиционного и относительно будущего, то я спрашиваю вас: есть ли у нас разногласия относительно того правительства, которое сейчас правит и говорит именем России? Я здесь не слышал ни одного оратора, который взял бы на себя малозавидную честь защищать пятерку, директорию или ее председателя Керенского… (Шум. Аплодисменты, крики: «Браво!» «Да здравствует Керенский!» – раздается несколько возгласов. И шумные аплодисменты покрывают эти возгласы.)

Та речь, которую произнес…

(Протестующий шум и крики: «вон!» «довольно!» – прерывают оратора. Приходится сделать большую паузу, пока шум смолкнет.)

Вы помните, быть может, все, как тоже бывший министр Церетели, который, в качестве очень осторожного человека и дипломата на трибуне, говорил о личных моментах, сказал, что демократия сама виновата, если она подняла отдельное лицо на такую высоту, что у него закружилась голова. Он не называл это лицо, но это не был Терещенко, вы все мне поверите.

В той своей речи, которую Керенский произнес здесь перед вами, он в ответ на наше упоминание о смертной казни сказал: «Вы меня прокляните, если я подпишу хоть один смертный приговор!».

Я спрашиваю: если смертная казнь была необходима, та самая смертная казнь, которую Керенский отменил, то как он решается перед лицом Демократического Совещания сказать, что он из смертной казни не сделает ни при каких условиях употребления. А если он нам говорит, что он считает возможным обязаться перед демократией не делать употребления из смертной казни, то я говорю, что он превращает введение смертной казни в акт легкомыслия, лежащий за пределами преступности… (Аплодисменты.)

В этом примере, где вводится смертная казнь в революционной стране после отмены смертной казни и где безответственное лицо превращает смертную казнь в политическое орудие в своих руках, в этом примере сказывается, я скажу, вся униженность, в которой находится сейчас российская республика, ибо недостойно великого народа, который переживает великую революцию, иметь власть, которая концентрируется в одном лице, безответственном перед собственным революционным народом… (Аплодисменты.)

И если мы все, расходящиеся по многим остальным вопросам, в чем сходимся, так это в том, что недостойно ни великому народу вообще, ни тем более народу, который переживает великую революцию, иметь власть, которая концентрируется в одном лице, безответственном перед собственным революционным народом…

Если, товарищи, многие ораторы говорили нам здесь о том, как трудно, как тяжко бремя власти в настоящую эпоху, и предупреждали молодую неопытную русскую демократию, что она не должна взваливать это бремя на свои коллективные многомиллионные плечи, то я спрашиваю вас: что же сказать об одном лице, которое, во всяком случае, ни в чем не выявило ни гениальных талантов полководца, ни гениальных талантов законодателя, каким образом одно лицо…

(Протестующий шум и голоса: «довольно!» «просим!» – заставляют оратора сделать довольно продолжительную паузу.)

Я нисколько не жалуюсь на крики этого негодования, в политической борьбе страсть есть законная вещь, но я очень жалею о том, что та точка зрения, которая находит сейчас такое бурное выражение в зале, в этих криках и протестах, – что она не нашла своего политического и членораздельного выражения на этой трибуне…

Ни один оратор не вышел сюда и не сказал нам: зачем вы спорите о прошлой коалиции и зачем вы задумываетесь о будущем, у вас есть А. Ф. Керенский – и этого с вас за глаза довольно. Ни один этого не сказал…

(Новый бурный взрыв протеста, шум и крики: «Довольно!».)

Я буду молчать, пока в зале не восстановится тишина!

(С большим трудом председателю удается восстановить тишину.)

Именно наша партия никогда не была склонна возлагать ответственность за настоящий режим на злую волю того или другого лица. Еще в мае месяце мне в частности приходилось выступать перед Петроградским Советом, где я говорил: «Вы, борющиеся партии, создаете искусственно тот режим, в котором наиболее ответственное лицо, независимо от собственной воли, становится механической точкой будущего русского бонапартизма». (Шум, голоса: «ложь!» «демагогия!».)

Товарищи! здесь не может быть никакой демагогии, ибо здесь все сказано в терминах совершенно объективных, что из определенных политических комбинаций неизбежно вытекает тенденция к единоличному режиму.

Каковы эти комбинации? Мы их формулируем так: в современном обществе идет глубокая напряженная борьба. У нас, в России, в эпоху революции, когда массы, впервые поднятые с низов, впервые почувствовали себя субъективно, как классы, у которых есть глубочайшие социальные язвы, накопленные в течение столетий, когда они впервые ощутили себя, как класс политический, как юридическое лицо, и стали стучаться во все твердыни собственности, – в такую эпоху классовая борьба должна получить самое страстное и напряженное выражение.

Демократия, то, что мы называем демократией, является политическим выражением этих народных трудящихся масс: рабочих, крестьян, солдат. Буржуазия и дворянство отстаивают твердыни собственности. Борьба между демократией и имущими классами неизбежна и сейчас, после того, как революция, по выражению имущих классов, разнуздала низы. Борьба эта, в тех или иных формах, все обостряясь, проделает весь закономерный цикл развития, и никакое красноречие, никакие программы не смогут приостановить это развитие.

Когда в таком великом историческом напряжении борются классы собственности и угнетенные, когда происходит историческая схватка, то объектом ее является сознательно и бессознательно государственная власть, как тот аппарат, при помощи которого можно либо оставить собственность неприкосновенной, либо произвести в ней глубокие социальные изменения.

И вот в эту эпоху, товарищи, когда движущие силы, силы революции вырвались на волю, коалиционная власть есть величайшая историческая бессмыслица, которая не может удержаться, или величайшее лукавство имущих классов, направленное к тому, чтобы обезглавить народные массы, чтобы лучших, наиболее авторитетных людей взять в политический капкан и потом предоставить массы, – эту, как они говорят, разнузданную стихию, – самим себе, утопить в собственной крови.

Товарищи! Сторонники коалиции говорили: чисто буржуазная власть невозможна. Почему, однако, невозможна чисто буржуазная власть? Здесь Минор[237] объяснил, что социалистическое министерство будет так же недолговечно и мало плодотворно, как коалиционное, но это одинаково плохой комплимент как для коалиционного министерства, так и для социалистического. В таком случае я вас спрашиваю: почему не передать власть буржуазии? Нам говорят: это невозможно.

Товарищ Церетели несколько раз – и правильно – говорил: это вызовет гражданскую войну. Стало быть, обострение отношений масс и имущих классов таково, что переход власти к имущим классам неизбежно означает гражданскую войну. Такова сила, острота и напряженность антагонизма, независимо от злой воли большевиков.

В такую историческую эпоху, когда буржуазия сама не может удержать власть, а народные массы еще не умеют или не сумели взять власть, в такую эпоху исторического междуцарствия, когда буржуазия тянет власть к себе, но с опаской, а демократия тянется к власти, но не смеет взять ее в свои руки, возникает потребность искать третейского судью, диктатора, Бонапарта, Наполеона. Вот почему, прежде чем Керенский занял то место, которое он занял теперь, вакансия на Керенского была открыта слабостью и нерешительностью революционной демократии. (Аплодисменты, голос: «слабо!».)

Если вы повторите опыт коалиции теперь, после того, как он завершил свой естественный цикл, после того, как кадеты дважды приходили и уходили, – при чем, товарищи, кадеты приходят и уходят для одних и тех же целей, для того, чтобы саботировать работу революционной власти, – после того, как вы пережили опыт корниловщины, – новое обращение к кадетам, я думаю, не будет только повторением старого опыта.

Здесь, правда, говорят, что нельзя обвинять кадетскую партию в том, что она была соучастницей корниловского мятежа. Здесь, если я не ошибаюсь, товарищ Знаменский не в первый уже раз говорил нам, большевикам: вы протестовали, когда мы делали ответственной всю вашу партию, обвиняя ее за движение 3 – 5 июля, как партию; не повторяйте же ошибок некоторых из нас, не делайте ответственными всех кадетов за мятеж Корнилова. Но в этом сравнении, по-моему, есть маленький недочет: когда обвиняли большевиков – правильно или неправильно, это другой вопрос, – в том, что они вызвали движение 3 – 5 июля, провоцировали его, – речь шла не о том, чтобы приглашать их в министерства, а о том, чтобы приглашать их в «Кресты»… (Смех.)

Вот тут, товарищи, есть некоторая разница, которую, я надеюсь, не будет отрицать и А. С. Зарудный. Мы говорим: если вы желаете тащить кадетов в тюрьму за корниловское движение, то не делайте этого оптом, а каждого отдельного кадета расследуйте со всех сторон. (Смех; голоса: «браво!».)

Но вот, товарищи, когда вы будете приглашать в министерство ту или другую партию, – возьмем для парадокса, только для парадокса, – партию большевиков… (Шум, смех… – «Вам хочется в министерство!» – кричат с мест.) Я уже успокоил всех, сказав, что это только парадокс. Если бы вам понадобилось министерство, которое имело бы своей задачей разоружение пролетариата и вывод революционного гарнизона, или приглашение 3 конного корпуса, то я скажу, что большевики, запутанные в движении 3 – 5 июля – все или частью, – для этого дела разоружения Петрограда, гарнизона и рабочих, как партия, как целое, абсолютно не годятся (аплодисменты), ибо, товарищи, хотя 3 – 5 июля мы не вызывали рабочих на улицу, но все наши симпатии были на стороне тех солдат и рабочих, которых потом разоружали, расформировывали; мы были с их лозунгами – мы ненавидели то, что они ненавидели, и любили то, что они любили… – («Они арестовали Чернова!» – раздается возглас.) Если я не ошибаюсь, Чернов здесь, он подтвердит вам это. (Чернов одобрительно кивает головой.) В насилии над Черновым принимали участие не демонстрирующие массы, а небольшая кучка явно уголовных субъектов, одного из вождей которых я узнал в «Крестах» в качестве уголовного громилы.

Но вопрос, товарищи, не в этом. Если бы речь шла о кадетской партии, о введении ее в министерство, то решающим для нас являлось бы не то обстоятельство, что тот или иной кадет находился в закулисном соглашении с Корниловым, не то, что Маклаков стоял у телефона, когда Савинков вел переговоры с Корниловым, не то, что Родичев[238] ездил на Дон и вел политические разговоры с Калединым,[239] не в этом суть, а вся суть в том, что вся буржуазная печать либо приветствовала Корнилова, либо отмалчивалась, выжидая победы Корнилова. Эта буржуазная печать отражала на всех языках лжи мысли, чувства и желания буржуазных классов. Вот почему я говорю, что у нас нет контрагентов для коалиции.

Правда, В. М. Чернов очень оптимистичен, он говорит: подождем. Но, во-первых, вопрос о власти стоит сегодня, а, во-вторых, на основании марксизма, который теперь, по иронии судьбы, стал достоянием с.-р., который уравнивает их с Церетели и Даном, – на основании этого марксизма, он говорит: подождите, может быть, разовьется в революции новая демократическая партия. Я лично в марксизме учился тому, что демократия жизненна и дееспособна на заре развития буржуазного общества; но там, где выступает пролетариат, как самостоятельная сила, там каждый его новый шаг не усиливает, а убивает буржуазную демократию. (Аплодисменты.) Вся историческая задача социалистической партии пролетариата в том и состоит, что она вырывает из-под ног мелкобуржуазной демократии и ее идеологии все более и более широкие массы и тем самым отбрасывает ее в лагерь буржуазного общества. И поэтому надежда на то, что в русской революции, которая развивается в эпоху высокоразвитого мирового капитализма, где не осталось от буржуазной демократии и следа, где слова команды принадлежат империализму, в эпоху, когда русский пролетариат, несмотря на свою молодость, является классом высшей формы концентрации революционной энергии, – в эту эпоху нам говорят, чтобы мы дожидались возрождения буржуазной демократии, ее усиления – с тем, чтобы заключать с ней блок. Это самая великая утопия, это самая великая фантасмагория, которая когда-либо могла быть создана.

Не будем же, товарищи, надеяться на то, что буржуазная демократия, в том виде, в каком ее знает старый капиталистический строй, воскреснет у нас.

Социалистические партии заняли ведь то самое место, которое во французскую революцию во всех буржуазных обществах на заре их юности занимало то, что вы называете честной буржуазной демократией. Они заняли это самое место, вытеснили буржуазию, и теперь вы пугаетесь этого, или вас пугают тем, что раз вы называетесь социалистами, то вы не имеете права выполнять ту работу, которую выполняла буржуазная демократия – честная, смелая, не носившая высокого имени социалистов и, поэтому, не боявшаяся самой себя. (Аплодисменты.)

Затем тов. Троцкий оглашает декларацию фракции большевиков. (См. ниже.)

Во время оглашения декларации, той ее части, где говорится о необходимости немедленного вооружения рабочих, со скамей правой раздается возглас: «Зачем нужно вооружение рабочих?».

Оратор дает на это достойный ответ:

«Во-первых, для того, чтобы создать действительный оплот против контрреволюции, против новой, более могущественной корниловщины. А во-вторых: если будет установлена подлинная диктатура революционной демократии, если эта новая власть предложит честный мир, и он будет отвергнут, то говорю вам от имени нашей партии и идущих за ней пролетарских масс, что вооруженные рабочие Петрограда и всей России будут защищать страну Революции от войск империализма с таким героизмом, какого не знала еще русская история!..» (Бурные аплодисменты. Все встают. Голос: «Да здравствует революционер Троцкий!»)

«Рабочий Путь» N 15, 3 октября (20 сентября) 1917 г.

«Известия» N 176, 20 сентября 1917 г.

Л. Троцкий. ДЕКЛАРАЦИЯ ФРАКЦИИ БОЛЬШЕВИКОВ НА ДЕМОКРАТИЧЕСКОМ СОВЕЩАНИИ (18 сентября)[240]

Революция подошла к самому критическому пункту. Дальше следует либо новый подъем, либо гибельное падение. Народ истощен войной, но едва ли не более еще он измучен нерешительностью, истерзан колебаниями политики руководящих политических партий. Через 6 с лишним месяцев после низвержения царизма, после ряда попыток построить революционную власть на основе коалиции представителей демократии с представителями цензовой буржуазии, после жалких деяний личного режима, приведшего непосредственно к корниловщине, – перед движущими силами революции снова поставлен ребром вопрос о власти.

Каждая новая правительственная комбинация начиналась с провозглашения программы государственных мероприятий и через несколько недель обнаруживала свою полную неспособность сделать хотя бы один серьезный шаг вперед. Все новые и новые сделки с цензовиками, после того, как с очевидностью обнаружилась гибельность коалиции, поселяют величайшие недоумения, тревогу и смуту в сознании всех трудящихся и угнетенных классов страны. Не только городской рабочий, не только томящийся три года в окопах солдат, но и крестьянин самой глухой и отсталой деревни не могут не понимать, что нельзя разрешать земельный вопрос путем соглашательства с Львовыми и Родзянками. Нельзя поручать демократизацию армии генералам-крепостникам старого режима – Корниловым и Алексеевым, осуществлять контроль над промышленностью через посредство министров-промышленников, финансовые реформы – через посредство банкиров и военных мародеров или их прямых ставленников – Коноваловых, Пальчинских, Третьяковых или Бурышкиных. Наконец, нельзя провести в жизнь ни одной серьезной меры по урегулированию продовольствия и транспорта, ни одной реформы в области судебной, школьной и пр., сохраняя в эпоху величайших потрясений на местах и в центре старый чиновничий аппарат и состав власти с его противонародным духом и тупым бюрократизмом.

Несмотря на все усилия власти оттеснить и обессилить Советы, несмотря на самоубийственную политику официальных советских вождей-оборонцев, Советы обнаружили всю несокрушимость выражающейся через них революционной мощи и инициативы народных масс в период подавления корниловского мятежа, когда Временное Правительство навсегда опорочило себя перед судом народа и истории, в одной своей части – прямым пособничеством корниловщине, в другой – готовностью передать в руки Корнилова завоевания революции. После этого нового испытания, которого ничто более не вытравит из сознания рабочих, солдат и крестьян, клич, поднятый в самом начале революции нашей партией – «вся власть Советам, – в центре и на местах!» – стал голосом всей революционной страны.

Только такая власть, опирающаяся непосредственно на пролетариат и на крестьянскую бедноту, власть, держащая на учете все материальные богатства страны и ее хозяйственные возможности, не останавливающаяся в своих мероприятиях у порога своекорыстных интересов собственнических групп, мобилизующая все научно-подготовленные технически-ценные силы в общественно-хозяйственных целях, – способна внести максимум достижимой сейчас планомерности в распадающееся хозяйство, помочь крестьянству и сельским рабочим с наибольшей плодотворностью использовать наличные средства сельскохозяйственного производства, ограничить прибыль, установить заработную плату и, в соответствии с регламентированным производством, обеспечить подлинную дисциплину труда, основанную на самоуправлении трудящихся и на их централизованном контроле над промышленностью, и обеспечить с наименьшими потрясениями демобилизацию всего хозяйства.

Ввиду того, что контрреволюционная партия кадетов, больше всего боящаяся перехода власти к Советам, постоянно запугивает менее сознательные элементы демократии призраком вооруженного восстания большевиков, – мы считаем необходимым снова заявить здесь во всеуслышание всей страны, что, борясь за власть во имя осуществления своей программы, наша партия никогда не стремилась и не стремится овладеть властью против организованной воли большинства трудящихся масс страны. Передача всей власти Советам не упразднила бы ни борьбы классов, ни борьбы партий в лагере демократии. Но при условии полной и неограниченной свободы агитации и при постоянном обновлении Советов снизу, борьба за влияние и власть развертывалась бы в рамках советских организаций. Наоборот, продолжение нынешней политики насилия и репрессий по отношению к рабочему классу, революционным элементам армии и крестьянства с целью задержать дальнейшее развитие революции, неизбежно должно, совершенно независимо от воли революционных организаций, привести к грандиозному столкновению, каких не много было в истории.

В данных условиях коалиционная власть есть неизбежно власть насилий и репрессий верхов над низами. Только тот, кто хочет вызвать гражданскую войну во что бы то ни стало, чтобы затем обрушить ответственность за нее на рабочие массы и на нашу партию, может после всего проделанного опыта предлагать демократии заключение нового союза с контрреволюционной буржуазией.

Народ жаждет мира. Коалиционная власть означает продолжение империалистической войны. Состав Временного Правительства приспособлялся до сих пор к требованиям союзных империалистов, смертельно враждебных русской революционной демократии. Гибельное наступление 18 июня, против которого наша партия так настойчиво предупреждала; корниловские приемы обуздания армии, проводившиеся при прямом участии министров-соглашателей, – все это было прямо или косвенно внушено союзными империалистами. На этом пути русская революция уже успела расточить огромную долю своего нравственного авторитета, нимало не укрепив своей физической мощи. Все яснее становится, что, подорвав внутреннюю силу русской революции, союзные империалисты не остановятся перед заключением мира за счет русского народа. В то же время дальнейшее безвольное затягивание войны, без доверия народа к целям войны и к ведущему ее Временному Правительству, дает огромный козырь в руки контрреволюции, которая может попытаться сыграть свою игру на сепаратном мире с хищным германским империализмом. Создание Советской власти означает прежде всего прямое, открытое, решительное предложение всем народам немедленного честного, справедливого демократического мира. Революционная армия могла бы сознать неизбежность войны только в том случае, если бы такой мир был отвергнут. Но все говорит за то, что предложение революционной власти встретило бы такое могучее эхо со стороны исстрадавшихся рабочих масс всех воюющих стран, что дальнейшее продолжение войны стало бы невозможным. Советская власть означает мир.

Довольно колебаний! Довольно политики безволия и малодушия! Нельзя безнаказанно полгода томить и терзать крестьянство, обещая ему землю и волю и отказывая на деле в немедленной отмене частной собственности на помещичьи земли без выкупа и в немедленной передаче их в заведывание местных крестьянских комитетов до Учредительного Собрания.

Довольно шатаний! Довольно той политики двусмысленности, которую проводили до сих пор вожди с.-р. и меньшевиков. Довольно оттяжек! Довольно слов! Настал последний час решения.

В основу деятельности революционной власти должны быть положены следующие меры, выдвинутые многочисленными влиятельными революционными организациями, во главе с Петроградским и Московским Советами Рабочих и Солдатских Депутатов:

1) Отмена частной собственности на помещичью землю без выкупа и передача ее в заведывание крестьянских комитетов впредь до решения Учредительного Собрания, с обеспечением беднейших крестьян инвентарем.

2) Введение рабочего контроля в обще-государственном масштабе над производством и распределением, централизацией банковского дела, контроль над банками и национализация важнейших отраслей промышленности, как-то: нефтяной, каменно-угольной и металлургической; всеобщая трудовая повинность; немедленные меры по демобилизации промышленности и по организации снабжения деревни продуктами промышленности по твердым ценам. Беспощадное обложение крупных капиталов и имуществ и конфискация военных прибылей в целях спасения страны от хозяйственной разрухи.

3) Объявление тайных договоров недействительными и немедленное предложение всем народам воюющих государств всеобщего демократического мира.

4) Обеспечение прав наций, населяющих Россию, на самоопределение; немедленная отмена всех репрессивных мер против Финляндии и Украины.

В качестве немедленных мер должно быть декретировано:

1. Прекращение всяких репрессий, направленных против рабочего класса и его организаций; отмена смертной казни на фронте и восстановление полной свободы агитации и всех демократических организаций в армии. Очищение армии от контрреволюционного состава.

2. Выборность комиссаров и других должностных лиц местными организациями.

3. Всеобщее вооружение рабочих и организация красной гвардии.

4. Роспуск Государственного Совета и Государственной Думы.[241] Немедленный созыв Учредительного Собрания.

5. Уничтожение всех сословных (дворянских и пр.) преимуществ, полное равноправие граждан.

6. Установление 8-часового рабочего дня и введение всестороннего социального страхования.


В виде экстренной меры, необходимой для оздоровления политической атмосферы и раскрытия язв судебного ведомства, мы требуем немедленного назначения авторитетной для демократии следственной комиссии для всестороннего расследования событий 3 – 5 июля и для проверки действия всех судебных властей – агентов старого режима, в руках которых сейчас сосредоточено следствие против пролетариата.

Немедленное освобождение всех арестованных революционеров и назначение скорейшего гласного суда по всем начатым делам.


Мы считаем нужным сказать, что в основу созыва настоящего совещания положены совершенно произвольные критерии представительства, которые, в своей совокупности, отводят наименее революционным, соглашательским элементам демократии такое место, на которое они совершенно не вправе претендовать по своей действительной политической роли. Армейские организации представлены совершенно недостаточно и при том лишь в лице своих далеко стоящих от солдатской массы и полгода не переизбиравшихся верхушек. Думы и земства, лишь наполовину реформированные, уже в силу своего специального назначения, в крайне несовершенной степени отражают революционно-политический опыт демократии и ее взгляды, и еще в большей степени это относится к кооперативам, где подбор руководящих лиц стоит лишь в крайне отдаленной связи с политическими воззрениями демократических масс и с эволюцией их настроений. По сравнению с думами, земствами и кооперативами, крайне урезано представительство Советов. Между тем именно эти организации вернее всего отражают политическую волю рабочих, солдат и крестьян. Именно Советы овладели всем положением, а во многих местах и всей властью в критические дни корниловского восстания. Вот почему мы считаем, что только те решения и предложения настоящего совещания, направленные на полное упразднение личного режима Керенского, могут найти себе путь к осуществлению, которые встретят признание со стороны Всероссийского Съезда Рабочих, Крестьянских и Солдатских Депутатов. Безотлагательный созыв такого Съезда есть сейчас важнейшая задача.

«Рабочий Путь» N 15, 3 октября (20 сентября) 1917 г.

Л. Троцкий. ВЫСТУПЛЕНИЕ НА ЗАСЕДАНИИ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО СОВЕЩАНИЯ ПО МОТИВАМ ГОЛОСОВАНИЯ ПОПРАВОК КОАЛИЦИИ (19 сентября)

Здесь никто не решается предложить нам голосовать за коалицию с цензовыми элементами без всякого ограничения. Нам предлагают, с одной стороны, заранее исключить коалицию кадет, замешанных в корниловщине, а с другой – кадетскую партию в целом. Будучи сторонниками передачи всей власти Советам и непримиримыми противниками коалиции с цензовыми элементами, мы поддерживаем своим голосованием и первую и вторую формулу. Для всех ясно, что означает наше голосование. Оно не содержит ни прямого, ни косвенного признания принципа коалиции, а означает лишь отлучение от власти корниловцев и кадетской партии вообще. Мы призываем наших единомышленников голосовать…

(«Это не по мотивам!» – протестуют на местах, поднимая шум.)

Мы призываем…

(Новый шум в зале заставляет оратора смолкнуть и выждать, пока председатель успокаивает собрание.)

Мы голосуем и призываем всех наших единомышленников голосовать за формулу, означающую, что корниловцам, уличенным и не уличенным, и кадетской партии в целом не может быть места в правительстве революции. При голосовании формулы коалиции в целом со всеми поправками, мы, разумеется, будем единодушно голосовать против нее.

«Известия» N 176, 20 сентября 1917 г.

Л. Троцкий. ВЫСТУПЛЕНИЕ НА ЗАСЕДАНИИ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО СОВЕЩАНИЯ ПО ПОВОДУ ГОЛОСОВАНИЯ РЕЗОЛЮЦИИ ЦЕРЕТЕЛИ[242]

(20 сентября)

По поводу этого сложного предложения у нас и у нашей группы возникает необходимость голосования его по частям, и это голосование по частям не может быть однородным.

Наша фракция будет голосовать за ту часть предложения, которая требует устранения безответственной власти. Что касается способа ее устранения путем создания представительного органа, то в принципе мы будем голосовать также и за эту часть предложения. Далее следует пункт о способе создания такого представительного органа и о его арифметическом выделении из состава данного Совещания. Ввиду нашего весьма критического отношения к способу, по которому было составлено последнее, мы не считаем возможным голосовать за такой орган, ибо не считаем такой орган отвечающим интересам развития революции и правильно отражающим соотношение революционных сил внутри демократии. Но так как вместе с тем этот орган сейчас должен явиться восприемником власти из рук ее нынешних носителей, то по этому пункту мы не можем голосовать и против, а поэтому мы по этому пункту воздерживаемся от голосования. Далее, этому органу поручается создание власти, причем допускается возможность создания власти с цензовыми элементами; если пройдет эта часть предложения, допускающая создание власти с цензовыми элементами, то мы будем голосовать против резолюции в целом.

«Известия» N 177, 21 сентября 1917 г.

Л. Троцкий. ДОКЛАД В РАБОЧЕЙ СЕКЦИИ ПЕТРОГРАДСКОГО СОВЕТА О ДЕМОКРАТИЧЕСКОМ СОВЕЩАНИИ

(20 сентября)

Тов. Троцкий говорит о ходе работ Демократического Совещания. Речь его вкратце сводится к критике состава Демократического Совещания и к выяснению отрицательной стороны принципа куриальности, положенного в основу Совещания, взамен единственно правильного, по мнению Троцкого, порядка обсуждения политических вопросов – по партийным группировкам.

В частности, останавливаясь на тактике большевиков на Совещании и на их отношении к конструкции власти, т. Троцкий высказывается за переход власти в руки Советов, причем указывает, что, по мнению партии большевиков, такое разрешение кризиса власти не ведет к необходимости образовать какое-либо новое министерство. Власть находится в руках Всероссийского Съезда Советов Рабочих и Солдатских Депутатов, который должен быть созван немедленно, а исполнителем его воли на местах являются местные Советы.

Идеальным разрешением создавшегося положения, до созыва Всероссийского Съезда, т. Троцкий считает ликвидацию «Совета пяти»[243] и выделение Демократическим Совещанием Временного Комитета.

Но т. Троцкий полагает, что уклончивая политика с.-р. и меньшевиков-оборонцев все-таки приведет к созданию коалиции, существование которой заранее обречено на гибель. Так как при этом будет отсрочен созыв Всероссийского Съезда Советов, то возможно и даже неизбежно обострение междуклассовых отношений, а за ним гражданская война.

Тов. Троцкий призывает на предстоящем сегодня Соединенном Заседании рабочей и солдатской секций Петроградского Совета высказаться за принцип однородной власти, целиком сосредоточенной в руках Советов.

«Известия» N 177, 21 сентября 1917 г.

Л. Троцкий. ЗАСЕДАНИЕ ФРАКЦИИ БОЛЬШЕВИКОВ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО СОВЕЩАНИЯ (21 сентября)

Вчера днем в Смольном институте состоялось фракционное совещание большевиков. На обсуждении было поставлено два вопроса: 1) инцидент, происшедший в конце заседания Демократического Совещания 20 сентября,[244] и 2) отношение фракции большевиков к тому Предпарламенту, который будет выделен из состава Демократического Совещания.

Большинство ораторов, выступавших по первому вопросу, высказывалось за то, что выпад Церетели против партии большевиков ни в коем случае нельзя считать личным, – по их глубокому убеждению, это есть политический ход, направленный против партии.

Центральным местом заседания явилась речь Троцкого, который совместил оба вопроса в одно. Троцкий рассматривал слова, сказанные Церетели по адресу большевиков, как политический ход, который заключается в следующем: желание во что бы то ни стало провести коалицию с цензовыми элементами, чему усиленно препятствовала партия большевиков и заставила И. Г. Церетели войти в блок с кооперативной группой,[245] и этот блок повел к существенному изменению той резолюции, которая обсуждалась на совещании президиума. Поступая таким образом, И. Г. Церетели заранее учитывал, по мнению Троцкого, протесты большевиков. В этом собственно и была сущность политического выпада – стремление выкинуть партию большевиков за борт Демократического Совещания.

Что касается вопроса о том, должны ли участвовать большевики в организующемся Предпарламенте, Троцкий заявил, что, по его мнению, партия большевиков не должна в настоящий момент принимать участия в данном парламенте, формально, однако, не отказываясь и оставляя за собой право окончательного решения данного вопроса на Всероссийском Съезде Советов,[246] который надлежит созвать в кратчайший срок.

«Новая Жизнь» N 134, 22 сентября 1917 г.

Л. Троцкий. РЕЧЬ НА ЗАСЕДАНИИ ПЕТРОГРАДСКОГО СОВЕТА ПО ДОКЛАДУ О ДЕМОКРАТИЧЕСКОМ СОВЕЩАНИИ (21 сентября)[247]

Товарищи! Я, признаюсь, с некоторым удивлением выслушивал доводы меньшевиков и с.-р. против лозунга: «Вся власть Советам!». (Раздается голос: «Этот лозунг привезен из Германии!».) Нет, товарищи, – отвечает т. Троцкий, – лозунг не из Германии, а вот возглас из контрразведки! (Смех, бурные аплодисменты.)

Вдумайтесь, товарищи, в их доводы! Не напоминают ли они вам доводов заядлых реакционеров дореволюционного времени против всеобщего избирательного права? «Как можно, – спрашивали они, – дать такое избирательное право темной, неграмотной массе?» "Как можно, – говорит т. Каплан,[248] – при темноте наших крестьян и многих солдат требовать передачи всей власти Советам?"

То же самое возражение приводится теперь против нашего лозунга. Правда, в наших руках еще никогда не было власти, у нас, говорят, нет «опыта», быть может, мы вначале делали бы ошибки… Но постепенно мы научимся управлять. Если же мы и теперь тоже не возьмем власть в свои руки, то так и останемся неопытными. Дайте народу власть, а он уж научится ею владеть!

Почему, когда у нас проводилось всеобщее избирательное право, из с.-р. и меньшевиков никто не выдвигал этого возражения?

Товарищи, на выборах в городские думы и Советы все голоса были отданы за нас, большевиков, и с.-р., с левой частью которых нам все легче и легче становится столковаться. То же самое происходит на всех других выборах. Итак, народ вручает социалистическим партиям власть. Станем ли мы ее передавать буржуазии, как предлагают на Демократическом Совещании?

Это было бы преступным неверием в свои силы.

У всех социалистов разных толков программы не так уж отличаются одна от другой, все дело в том, как программы осуществляются. Но программы ведь существуют только для того, чтобы их проводить в жизнь, и возможно полнее. Это и есть наша задача. Если же мы передадим власть буржуазии, то к чему все программы?

Когда же мы стараемся выполнять программу возможно полнее, то нам говорят, что мы себя изолируем. Да, мы изолируем себя от всех тех, кто ищет соглашательства с буржуазией. Но от народных масс мы себя нисколько не изолируем. Мы в большинстве во всех революционных организациях, между тем как меньшевики все более и более отрываются от масс.

Церетели, например, вышел из нашего Совета, и потом уже ему пришлось опираться на ЦИК, который, будучи избран на Съезде отсталыми еще тогда провинциалами, менее активен, чем Совет.

Но и в ЦИК уже торжественно провалилось его предложение коалиции с кадетами, и теперь он начинает опираться больше на кооператоров, думцев и земцев. Он движется все правее и правее и все более отрывается от масс.

Говорят, что на Демократическом Совещании есть только 4 кадета[249]… Да, товарищи, четыре откровенных кадета, и десятки кадетов, скрывающих свой образ мыслей.

Кооператоры говорят, что они выбраны миллионами. Это правда, но именно для кооперации, а не для политики. Потому они и не олицетворяют политической физиономии своих избирателей. Для политики же избраны Советы, а какое в них большинство – всем известно.

Нам бросили обвинение в том, что мы злорадствуем по поводу раскола на Совещании. Это неверно. Мы только протестуем против его состава. Не мы созывали это Совещание. Оно не справилось с созданием революционной власти, не справился с этим и представительный орган.

Товарищи, мы свергли самодержавие, потому что не хотели единоличной власти, а тут ее за нашей спиной создают вновь. Демократическое Совещание должно только, как говорится в резолюции Церетели, «содействовать» Керенскому в создании власти. Говорится там также, что Правительство должно признавать Предпарламент, но Совещание ведь созывалось не для того, чтобы власть признала революционный народ, а для того, чтобы революционный народ признал власть.

За такими словцами нужно зорко присматривать, а то можно проморгать всю русскую революцию.

Мы запротестовали, так как мы хотим власти, ответственной перед нами, а потому мы же должны ее и создавать. Тут же получилось странное положение. Церетели сознался, что он сам составил резолюцию и предложил нам его резолюцию проголосовать.

Мы ушли из Демократического Совещания не потому, что обиделись на Церетели, а вследствие его заявления, что мы будто голосовали за его резолюцию. Если бы мы это сделали, то нас следовало бы метлой вымести из всех углов. Мы сочли необходимым резко заявить, что мы за ту власть, которую нам предлагают, голосовать не можем. Ведь дело шло о революционной власти, решалась судьба всей революции. Мы решили строго блюсти интересы революционного народа, ибо это для нас – высший закон!

Говорят, что мы, большевики, хотим захватить всю власть в свои руки… Что же тут странного? Нет партии, которая бы не стремилась к власти. Что такое партия? Это группа людей, которая добивается власти, чтобы иметь возможность выполнять свою программу. Партия, которая не хочет власти, – недостойна называться партией. Если правда, что большинство Советов не хочет власти, то они, по-видимому, произвели еще недостаточную чистку в своих рядах. (Аплодисменты.) Эту чистку нужно немедленно произвести.

Т. Бройдо[250] упрекал нас в том, что мы стремимся к власти, полагаясь на «авось», на случайную удачу. Советской власти у нас еще не было, – говорит он. – Справимся ли мы с ней?

Действительно, – отвечу я, – у нас не было еще Советской власти, но у нас ведь до 28 февраля и республики не было. Значит, мы сделали ошибку?!

Мы испробовали коалиционную власть, и ясно, что если относительно однородной власти могут быть сомнения, то во всяком случае мы убедились, что коалиционная власть никуда не годится.

Затем т. Бройдо сказал, что в Москве объединилась вся демократия… Вся ли действительно? Ведь большевиков на Московском Совещании не было. Зато 600.000 московских рабочих бастовали, протестуя против Совещания, и господам делегатам пришлось пешечком прогуляться с вокзала в Большой театр… (Смех.) Кто же нам ближе и дороже: господа делегаты или московские рабочие?

Мы предпочитаем объединяться с рабочими.

Церетели, однако, предпочел объединиться с кооператорами, земцами и т. д. Выйдя из пролетарского Совета, он, через ЦИК, шагнул еще вправо и подает руку Бубликову.[251]

Эта линия Церетели – от пролетариата к либеральной буржуазии – изолировала его совершенно от той среды, из которой он вышел.

Только партия, которая ребром ставит все вопросы, только такая партия может содействовать сплочению всей революционной демократии. Изоляции от верхов мы не боимся, мы боимся изоляции от пролетариата.

Отбросим в сторону всякое соглашательство! Тогда только мы победим всех врагов и водрузим свободу и согласие своего народа! (Бурные, долго несмолкаемые аплодисменты.)

«Рабочий Путь» N 19, 7 октября (24 сентября) 1917 г.

Л. Троцкий. РЕЗОЛЮЦИЯ ПЕТРОГРАДСКОГО СОВЕТА О ДЕМОКРАТИЧЕСКОМ СОВЕЩАНИИ (22 сентября)

Петроградский Совет Рабочих и Солдатских Депутатов, обсудив в экстренном заседании создавшееся критическое положение вещей, считает:

1) Страна находится перед угрозой новой атаки со стороны контрреволюции. Международный империализм, в тесном союзе с русской буржуазией, подготовляет совместные шаги для задушения революционных рабочих, солдат и крестьян. Контрреволюционные организации капитала все еще существуют, и, даже, сейчас заседает в Москве так называемое Совещание общественных деятелей, которое являлось организующим центром Корниловского выступления. Искусственно сколоченное Демократическое Совещание, созванное в целях соглашения с цензовыми элементами, оказалось совершенно бессильным; а его правые части ставят ультиматумы и идут на прямой разрыв с революционной демократией, на поддержку правительству в его контрреволюционных шагах. Временное Правительство рядом своих распоряжений явно стремится к дезорганизации сил революции. Оно распускает демократические революционные организации флота, намеревается ввести в состав Правительства корниловско-кадетских заговорщиков, назначает изобличенного корниловца Клембовского в состав военного совета и т. д. Все это создает крайнюю напряженность положения и ставит перед пролетариатом, крестьянством и солдатами вопрос об отпоре могущим произойти в ближайшем будущем контрреволюционным выступлениям.

2) Запутанного положения искусственно сколоченное Демократическое Совещание нисколько не улучшает. Наоборот, неспособное, именно благодаря этому искусственному подбору, разрешить вопрос о революционной власти, оно создает видимость бессилия революционной демократии. В то же время оно сплачивает внутри себя по существу анти-демократическое, правое крыло, ставящее ультиматумы революционной демократии и во всякий момент готовое перейти в лагерь явной контрреволюции, закрепляя позиции цензовиков и открывая тем самым простор всяким контрреволюционным авантюрам. Таким образом, политика соглашательства и нерешительности, вместо укрепления влияния демократии, дезорганизует ее силы и должна быть окончательно отброшена. Так называемый Предпарламент превращается на деле в организацию, где наиболее консервативным частям демократии отводится решающее место в ущерб революционным организациям рабочих, солдат и крестьян. Такой Предпарламент грозит превратиться в прикрытие для новых сделок с буржуазией, для новых оттяжек Учредительного Собрания, для дальнейшего затягивания империалистской политики, а стало быть, для дальнейшего углубления разрухи в стране.

3) Поэтому отпор контрреволюции может быть дан лишь организованными центрами революционной демократии – Советами Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов и их подсобными органами, в корниловские дни уже доказавшими свою мощь в борьбе с натиском врагов революции – помещиков, капиталистов и генералов. Только Советы, представляющие силу готовых к действию революционных масс, оказались в состоянии раздавить вооруженный мятеж генерала Корнилова и кадетской буржуазии, и только они могут спасти революцию.

4) Советы должны сейчас мобилизовать все свои силы, чтобы оказаться подготовленными к новой волне контрреволюции и не дать ей захватить себя врасплох. Везде, где в их руках находится полнота власти, они ни в коем случае не должны ее упускать. Революционные комитеты, созданные ими в корниловские дни, должны иметь наготове весь свой аппарат. Там, где Советы этой полнотой власти не обладают, они должны всемерно укреплять свои позиции, держать свои организации в полной готовности, создавать по мере надобности специальные органы по борьбе с контрреволюцией и зорко следить за организацией сил врага.

5) Для объединения и согласования действий всех Советов в их борьбе с надвигающейся опасностью и для решения вопроса об организации революционной власти необходим немедленный созыв Съезда Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов.

«Рабочий Путь» N 19, 7 октября (24 сентября) 1917 г.

Л. Троцкий. ДЕКЛАРАЦИЯ ФРАКЦИИ БОЛЬШЕВИКОВ НА ЗАСЕДАНИИ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО СОВЕЩАНИЯ

(22 сентября)

Мы, фракция Р. С.-Д. Р. П. большевиков на Демократическом Совещании, в полном согласии с Центральным Комитетом нашей партии, заявляем:

Работы Президиума 21 сентября с участием представителей партий имели своей официально-заявленной целью: изъятие источника власти из рук безответственных лиц и передачу этого источника в руки организованной демократии. Ответственные руководители Совещания внесли, однако, на общее собрание резолюцию с дополнением, смысл которого состоит в том, что Демократическое Совещание ставит свои решения в зависимость от безответственных лиц и через них от буржуазии. Внесенные в резолюцию ее автором Церетели формулировка о «содействии в создании власти» и дополнение о «санкционировании» Предпарламента имели то крупнейшее значение, что обнаружили вполне смысл и содержание той закулисной соглашательской работы, отражением которой явились указанные части резолюции. После решительного протеста части Совещания поправки были взяты обратно. Но нашедшая свое выражение в этих поправках капитуляция части Совещания на деле проводится его официальными вождями. Эти поправки, явившиеся плодом закулисной сделки и в корне противоречившие тем общим положениям, которые обсуждались и голосовались в Президиуме, были попыткой найти выход из положения, путем вынуждения у демократии окончательного отречения от права на власть.

Наряду с этим, одним из ответственных организаторов Совещания, Церетели, было сделано заявление, представляющее дело так, будто наша партия принимала положительное участие в выработке того именно анти-демократического решения, которое внес Церетели. Когда же мы с негодованием отвергли такое утверждение, тот же Церетели сделал попытку прикрыть выяснившуюся неправильность его утверждения недопустимой выходкой против нашей партии, в лице ее представителей на совещании расширенного Президиума. Принимая во внимание, что председатель собрания немедленно же не пресек попытки Церетели, мы своим уходом показали массам, что в этой новой сделке за счет интересов народа мы никакого участия не принимали и всякие противоположные утверждения отметаем с негодованием. В виде протеста против поведения Президиума мы отозвали из состава Президиума наших представителей.

Что касается Предпарламента, или Демократического Совета, то мы констатируем: 1) что его состав подобран, как и состав Совещания, в ущерб интересам крестьян, солдат и рабочих; 2) что в связи с таким составом задачей организаторов и авторов Предпарламента является не создание демократической власти, а по-прежнему поиски соглашения с буржуазией, руководимой контрреволюционной партией к.-д. Со всей силой отстаивая теперь, после опыта Демократического Совещания, необходимость передачи всей власти Советам в центре и на местах и призывая все Советы подготовить в кратчайший срок Всероссийский Съезд, мы посылаем своих представителей в Предпарламент для того,[252] чтобы в этой новой крепости соглашательства развернуть знамя пролетариата, обличать всякие попытки коалиции с буржуазией и облегчить Советам создание истинно революционной власти, способной обеспечить действительный и без дальнейших оттяжек созыв не подтасованного Учредительного Собрания.

«Рабочий Путь» N 18, 6 октября (23 сентября) 1917 г.

5. Вокруг Предпарламента