Поворот к такой культурной революции действительно тяжелая задача, но избегать говорить о том, что ее неизбежно придется разрешать, и при этом убеждать в преимуществах демократии и рынка могут только безответственные болтуны и политические невежды. Они только дискредитируют, опошляют идеи и того и другого. На новом историческом этапе развития нам жизненно необходимо городское национальное общество с духовными достоинствами принципиально нового качества по сравнению с земледельческим народным обществом, нужна энергичная и предприимчивая нация, воспитанная на принципиально иной культуре, чем культура коммунистического коллективизма и русская культура девятнадцатого века, начала века нынешнего, насквозь пораженная духом сомнений, нерешительности, заменой поступков переживаниями, культура, способная порождать лишь людей обреченных на экономическое и политическое поражение при рыночных капиталистических отношениях, всегда уступающих чужой воле, чужой энергии.
Создание собственно жизнеспособной нации в условиях интеграции в мировую экономику, нации с принципиально новой русской культурой и будет важнейшей внутриполитической задачей русского национализма, когда он придет к власти. И не следует русским националистам бояться, стыдиться того, что осуществление такой задачи потребует радикальных политических форм государственной власти. История не знает ни одной великой капиталистической нации, ни одной интегрирующей созидательной цивилизации, которая бы не прошла через ту или иную государственно-политическую форму крайнего этнического шовинизма, национализма, фашизма. Ни одной!
Хотелось бы напомнить, что концентрационные лагеря за колючей проволокой изобрела и создала великая британская демо-кратия, в самый расцвет этой демократии, во время англо-бурской войны конца девятнадцатого столетия. Можно было бы упомянуть и первый известный автору пример применения демократией принципа чистоты крови. Согласно Плутарху это имело место в Древней Греции, в Афинах, в самый расцвет афинской демократии при Перикле. А именно, когда напуганные дестабилизацией общественно-политической жизни афиняне большинством голосов приняли закон, согласно которому каждый, кто не мог представить доказательств, что является гражданином Афин в третьем поколении по обеим линиям, лишался прав гражданства. На основании этого закона почти треть афинян была лишена всяких прав и продана в рабство, а их имущество перешло в государственную казну. Подобные примеры можно приводить и приводить.
Другое дело, что русским националистам в России следует подходить к этому вопросу достаточно разумно, то есть как к неизбежности, но не как к самоцели, а потому построить такую политическую партийную структуру и государственную власть, которые были бы способны подобно английским и американским политическим и государственным институтам уметь быть гибкими, решив требующие радикальных мер задачи, вовремя реформироваться. Ни в коем случае нельзя создавать ничего подобного Третьему Рейху, коммунистическому режиму, которые изнутри оказывались неспособными к здравомыслию, к реформаторству, создавали какие-то вечные истины и вечные ценности, и на этом строили вечные политические режимы в нашем изначально невечном и меняющемся мире. Главной остается задача создать социально-корпоративное общество, способное энергично прорваться на мировые рынки в качестве общества промышленного, демократически самоуправляемого, эффективного при решении любых проблем научно-технологического развития. И ни в коем случае не идти на конфронтацию с цивилизациями, с которыми у нас не возникает непримиримых противоречий. Из современных великих созидательных цивилизаций у России ни с одной не может быть таких противоречий на обозримую перспективу. По своему географическому положению, по своему историческому предназначению Россия выступает как стремящееся к соединению экономических и политических интересов великих созидательных цивилизаций государство, ибо в этом наш главный экономический интерес, наш государственный и общественный эгоизм. Непримиримые антагонистические противоречия у нас возникнут только с теми воинственно отсталыми силами внутри страны и в окружающем мире, которые мешают становлению евразийской сухопутной торговли, мешают нам получать доходы на решение насущнейших проблем создания современной транспортной, социальной инфраструктуры, мешают нашему промышленному развитию, нашему широкому выходу на крупнейшие и самые перспективные рынки. Только и только с ними!
В готовности обуздать, сокрушить эти силы, смести их, только с этой готовностью должен выступить националистический режим в России, формируя национальное общество, национальное общественное сознание, то есть, создавая нацию, ее культуру. Надо ясно понимать, если будут сокрушены основные разрушительные силы, сам ход экономического развития субконтинентальных евразийских цивилизаций, сам ход развития трансконтинентальных интересов выведет нас к величию и процветанию. В этом смысле русские выступают как избранная на историческое величие в новом тысячелетии нация.
Хотелось бы еще раз подчеркнуть, что силы разрушения находятся не только вне тела русского народного организма. Поясним это на примере. Когда в начале тридцатых годов в Германии разворачивалась борьба за влияние на избирателей, борьба национал-социалистов с главными политическими противниками — коммунистами, фашистские молодежные организации высмеивали коммунистические за их низкую дисциплинированность, за внешнюю неопрятность, расхлябанность. То есть в самой коммунистической идеологии заложена внутренняя болезнь, внутренняя зараза, отравляющая дисциплину общественного сознания, общественную подтянутость. Но этим такая зараза и притягательна для люмпенов, дегенератов, лентяев, пьяниц и прочего сброда. Эта зараза эпидемией прокатилась по России, это уже внутренняя болезнь России, русских, которую надо выкорчевывать безжалостно, беспощадно.
При всех ссылках на примеры, бывшие в истории других ныне развитых стран, надо учитывать и принципиальные различия в проблемах, которые предстоит решать националистическому режиму в России. Современная экономика все шире вовлекает в производство образованные и квалифицированные социальные слои горожан, поэтому основой современного общества становится связанный с производством, так называемый, средний класс. В известном смысле это упрощает разрешение проблем формирования национально организованного общества, ибо сам по себе средний класс в своем восприятии мира, по своим материальным интересам тяготеет к национальной самоидентификации, к историзму своего сознания. Однако от содержания и формы городской культуры, которая формирует стереотипы его поведения, его социальной этики, во многом зависят динамизм общественного развития и темпы роста экономики, определяющей уровень материального благосостояния общества и влияющей на политическую стабильность в государстве. При советской власти стереотипы поведения образованных слоев горожан России формировались на традициях российской народной интеллигенции девятнадцатого и начала двадцатого веков. Русская интеллигентность считалась неким идеалом. Но буржуазная революция показала, что этот идеал в нынешних политических и экономических обстоятельствах потерял право на грядущее; он доказал полную свою неприспособленность к рыночным отношениям и собственническим интересам.
Когда интеллигенция, с ее склонностью к созерцательности, к нерешительности и неопределенности экономического и социального поведения, которое, к тому же, сильно зависит от эмоциональных переживаний, с ее уступчивостью силе и чужой деловитости, — когда интеллигенция была лишь небольшой прослойкой общества, она была терпима. Она не приносила особого вреда, ее можно было игнорировать в реальной политике, где шла борьба интересов и ценились умение твердо и жестко, даже жестоко отстаивать эти интересы. Но когда идеями и поведенческими установками интеллигенции заражается устойчиво растущий в численности и политическом влиянии средний класс, это страшно, это хуже, чем мировая война, потому что рвутся все балансы внутриполитических и международных интересов, вся мировая стабильность. Уже не говоря о том, что культура интеллигенции, перенесенная в политику, на уровень законодательного парламентаризма и принятия государственных решений, превратит обсуждение любого вопроса в говорильню, породит нестабильность и несбалансированность политической опоры исполнительной власти, сделает любую власть хронически недееспособной. Нет, народная интеллигенция, как социальная прослойка, должна отмереть, уйти в прошлое вместе с коммунистическим режимом. И, в общем, неосознанно, этот процесс идет, упорно подталкиваемый новыми требованиями самой жизни. А русский национализм будет призван, в том числе и для того, чтобы политически ускорить этот процесс, политически уничтожить интеллигенцию как таковую и постепенно заменить ее социальной прослойкой рационально мыслящих интеллектуалов, обслуживающих цели и задачи промышленного капиталистического интереса государства. В том числе, используя культурную политику.
Но перед ним встанет острейшая проблема поиска исторически влиятельных сил внутри русского народа, не связанных с интеллигенцией прослоек прошлых общественных структур России, традиции которых могли бы быть отобраны для мифологизации в качестве ориентиров при формировании социальной культуры рыночного по экономическому мышлению, демократически ответственного за судьбу страны и общества интеллектуального среднего класса. В конце Перестройки у нас уже предпринималась попытка использовать для этой цели традиции русского купечества, приспособить его лучшие качества, в первую очередь мифологизированные деятельность, деловитость и верность слову, обязательствам, — попытка неосознанная, никем не понятая, проявленная скорее как социальный инстинкт. Однако эта попытка была обречена на провал, ибо купечество так или иначе обслуживало коммерческий интерес внутри феодализма, никогда у нас не выступало в качестве ответственной за государственную политику силы.