Вообще здесь достаточно скучно. С одной стороны, всё время что-то делаем, но это всё одно и то же. Бывает, в разных местах, но одно и то же. Скоро снова поедем на новое место. Там займёмся тем же, что и здесь. Везде всё одинаково. Это же армия. Всё одинаково, всё по распорядку. Потому что дисциплина. Командиры следят, чтобы мы всё время всё делали вовремя. И подсказывают нам, если что не вовремя мы не сделали.
Я чаще всего работаю в штабе, с документами. Все командиры хотят меня видеть в штабе, и я всё время в штабе и оформляю документы. Этих документов здесь очень много, так как во всём скрупулёзный учёт. Учёт и материальных ценностей, и личного состава, и всего другого, такого же для армии полезного. Везде всё строго-строго, оттого в штабе всегда и много работы. Конечно, не всех по очереди отправляют работать в штаб, но меня как-то заприметили и всё время несу службу именно в штабе, поэтому я окопы не копаю, а всё время с бумагами.
Не звонил — здесь связь плохая. Совсем никудышная связь. Была бы связь хотя бы нормальная, я бы звонил два раза в день. Всё время про вас думаю, вспоминаю. Как отправят в место, где связь хорошая, сразу буду звонить чаще и рассказывать всю правду про нашу окопную жизнь.
О танках на коняхФантазии из Эрмитажа
Атака латной конницы. Рыцарский клин проламывает множество пехотных линий, ощетинившихся пиками, бесполезными против брони всадников и их коней. Да, это сюжет достоин величайших батальных полотен. На переднем плане, конечно, изображён сам император, ну король там или герцог. Обязательно с открытым забралом и мечом. Потому что потомок, ценитель музейного шедевра, должен убедиться, кто лично обеспечил победу, кому те, на дальнем плане, помогали добыть славу, ну те самые, которые фон великого события. Но внимательный взгляд охватывает всё действие целиком, и второй, и третий планы. Запечатлённая кистью великого мастера битва завораживает. Атака латной конницы смотрится восхитительно.
Не всё легко — бывает, и лошадям подбивают ноги, бывает, кого-то цепляют в стыки доспехов, выбивают из седла, но это погрешность. Лава идёт дальше, не замечая сопротивление пехоты. Как раскалённый нож сквозь масло. Танковый кулак, прорвавший оборону на узком участке фронта, выходит на оперативную глубину. Стрелки, зарывшись в землю, может, и выживут, но стальной клин не остановят.
Конная атака, разорвав плотный строй пехоты, рассеяла вражеских солдат по полю, а дальше коли-руби. Руби с плеча сверху вниз, наотмашь в сторону. Конь принимает на грудь острие пики и своей массой, умноженной на массу всадника, ломает древко. Взмах меча, и незадачливый пикинёр обездвижен, он уже под копытами. Остальные врассыпную. Распался и конный строй. Главное, не терять скорость и напор. Шпоры коню — короткий рывок, снова удар меча, никакой щит не выдержит этот удар. Идёт работа.
— Один огонь!
— Я Костолом, один ушёл, наблюдай. Заряжай, заряжай.
А командир танковой роты и наблюдатель-оператор дрона корректируют:
— Я Счетовод, один, огонь, один, огонь.
— Птичник, я Счетовод, один ушёл, один ушёл, наблюдай.
— Я Птичник, наблюдаю, да.
— Я Птичник, лево четыреста, дальше сто пятьдесят один огонь.
— Я Счетовод, лево четыреста, дальше сто пятьдесят, да.
— Костолом, я Счетовод, влево сорок, боковой уровень двести пятьдесят четыре. Два, пять, четыре. Как принял?
— Я Костолом, влево сорок, боковой уровень двести пятьдесят четыре, принял, да.
— Птичник, я Счетовод, выстрел по готовности. Жди, они наводятся.
— Костолом, я Счетовод, выстрел по готовности.
— Птичник, есть выстрел, я Счетовод, наблюдай.
— Я Птичник, наблюдаю, да.
С этими всё, но впереди сбились в кучу трое, один с длинным щитом, двое с алебардами. Рыцарь в чёрном доспехе и с алым пером на шлеме уткнулся в них и увяз. Пытается отбиться, но, нет, пятится назад, аж лошадь присела на задние ноги. Надо помогать. Рывок в его сторону. Выстрел! И пятиэтажка, где в подвале был оборудован опорник (опорный пункт обороны), обваливается, складывается как карточный домик. Тех, кого не снесло ударной волной и осколками, завалило обломками. Дальше пойдут штурмы зачищать, что осталось. Задняя скорость, откат, танку нельзя стоять. Болт из арбалета пробивает нагрудник насквозь. Кованый нагрудник такой надёжный от стрелы из лука, его не берёт даже встречный удар копья, но не арбалетный болт. Поэтому арбалетчиков ненавидели. И не брали в плен. Вот ПТУРщики выцеливают одиночный танк. Управляемая ракета, вылетавшая из ниоткуда, невидимая для экипажа, может жечь железо. Нельзя выжидать. Выстрел, меняй позицию, пока пыль не осела.
Крепостные стены, бетонные надолбы и минные поля исключают успех лобовой атаки бронированной лавы. Крепости берут по-другому. Даже если штурм, то конная атака только в пролом стены или выбитые ворота. Но в поле, при наличии оперативного простора, остановить удар железного кулака может только фланговый удар такой же закованной в сталь конницы. Копьё в копьё, щит в щит, сила против силы. Танковые засады, выводившие Т–34–76 на дистанцию пробития брони тигров и пантер. Именно так, имея менее мощные танковые орудия, с куда меньшей дистанцией эффективного поражения новейших зверей вермахта, на Курской дуге советские воины, удерживая, прогибаясь, но удерживая на линии обороны немецкие танковые атаки, боковыми фланговыми ударами останавливали прорывы. И перемалывали, перемалывали мощнейших тех лет стальных монстров.
Наступление «растопыренными пальцами», когда концентрация атакующей мощи критически не превосходит возможности обороны, потому что размазана. С этим пехота справляется грамотным распределением противотанковых средств: пушек, аркебуз, инженерных препятствий в виде рогаток и траншей.
Но оборона вынуждена распылять, оттого и скудные всегда, свои средства по всей длине удерживаемых рубежей. Искусство полководца — адаптировать наступательный порыв, менять направление главного удара, правильно используя всю мощь накопленных для атаки бронированных сил: именно это не даёт возможности обороне эффективно сопротивляться. Но если нет засадного полка. Множество раз в сражениях засадный полк решал, кому фортуна отдаст своё предпочтение при выборе победителя.
Контратака, пусть меньший по числу отряд, но спаянный в монолит и направленный во фланг атакующего клина своей внезапностью не позволяет противнику развернуться и встретить контрудар прямо, фронтом. Значит и без шансов. Страшен по своей силе такой контрудар, сметающий и рассекающий атакующих. Теперь они, действовавшие до контратаки как единый организм, разбиты на небольшие ватаги и даже отдельные боевые единицы, но без прикрытия, потому куда слабее. С ними уже другие, пешие, могут разбираться самостоятельно, растаскивая крючьями и алебардами рыцарей, потерявших инициативу и ярость, подбираясь к ним с боков, сзади. Танки всегда должна сопровождать пехота. Десант. Оруженосцы.
Яркие плюмажи на рыцарских шлемах, родовые флаги, развивающиеся гордо среди моря врагов, что значит — всадник жив, он ведёт свой бой. Танк на полной скорости, со стягом полка — бравада, дерзость, но красиво. И эпично. Сюжет, достойный величайших батальных полотен.
Глава 2Штурмовики
Вернуть долг, без шансов
Видимо, на этом всё, конец войне. Не для всех, только для нас. Правда, нам не домой, нам дорога в небо. Нас пятеро. Один трёхсотый. Сильно. Сюда дотащили, у стены лежит. Не слышит и, похоже, перестал понимать происходящее. Ну и хорошо. Так ему будет легче. Ждём. По нам пулемёт в коридоре бум, бум, бум, бум, бум, бум, бум…
На пятерых два по полрожка патронов. И граната. Граната — спасение, потому что в плен нам нельзя. Мы разведка, возвращаемся с выхода. Не прошли, не получилось. В плен нельзя вообще никак, так что давайте, товарищ сержант, будьте любезны накрутить запал в гранату. Пора, пора, отвоевались. Он эту гранату и экономил для такого случая. Хватит на пятерых? Нужно грамотно расположиться, тогда точно хватит. Все спокойны, руки не трясутся. Запал встал куда положено.
Зацепили нас, обложили, гнали. Лесополку заминированную прошли, под обстрелом миномётным прорывались. Не гладко, товарища там оставили, он двести, вообще без шансов, у меня на руках отошёл. Письмо домой он ещё перед выходом написал прощальное. Придурок. Когда его миной накрыло, я его на руках держал, ну, что от его тела осталось, он то письмо мне отдал. Так ему сильно нужно было письмо отдать, что смог. Даже говорил. Как он эти десять секунд жил, вообще непонятно. Мне отдал, я должен сам его родным, передать должен. Когда ещё в ПВД были, он почуял, для него этот выход последний. Он не хотел идти. Не отказывался, нет, такого у нас не бывает, просто сказал очень тихо, в никуда, что на этот выход не хочет. Потом написал письмо и с собой взял, без имен, без адреса. Вот я сам и должен передать, мне не нужно объяснять, кому письмо. Всё равно нельзя так, нельзя никакие письма писать перед задачей, тем более с собой брать. Запрещено. Категорически. Но он заранее знал, как всё будет… про себя точно. Про нас, наверное, тоже, но думал, надеялся, с нами по-другому. Походу ошибся. Сильно ошибся.
Сначала вроде показалось, вырвались. Но нет, не то. Зажали в доме, в пятиэтажке. Нам оборону не держать, нет такой задачи, мы свою выполнили, следующая задача — к своим живыми выйти, поэтому в огневой контакт не вступили. Как опознали, что вычислили, где мы залегли, сразу рванули дальше. А какие тут сомнения, когда по окнам квартиры, где мы были, пулемётами плотно прижали, у нас других мыслей, кроме как валить бегом вприпрыжку, и не осталось.
На рывке Север получил две пули, одну в живот, вторую в руку, в локтевой сгиб. Он в шоке, только кровь видит, не живот, ещё спросил: «Пацаны, я умираю?» Я ему: «Нет, братишка, ты будешь жить, оно так, на вылет по мясу». Убедил. Вроде успокоился, планы стал строить, что дальше делать, через какую точку выходить будем. Раз так, точно будет жить, если до своих дойдем. Только его затомповали, под руки на плечи вдвоём взяли, по пятиэтажке прилёт. «Хаймарс». Почему сюда? Не знаю, явно не по нам хотели, скорее это наши РЭБом от другой цели отвели, так что сегодня нам день везенья. Прилетело в соседний подъезд. Взрывной волной всех швырнуло об стену. Сознание потеряли, я-то точно. Успели очухаться — и дальше ходом, ходом. Немцы уже в подъезд зашли, мы с ними в метрах разминулись, завалило их рухнувшей стеной. То есть по факту «Хаймарс» нам в поддержку сработал, без этого прилёта из пятиэтажки нам бы не дали выйти.