Истории 80-го танкового — страница 12 из 19

На задачу брать «Глаза» обещали выделить «всё что хочешь». Такое счастье для штурмовой роты, прямо как мёд пить большими глотками, зажмурившись от удовольствия, это их «всё что хочешь». Правда то, которое «всё», оно, конечно, только из чего есть в наличии. Хоть и есть много всякого, всё равно оно на «вообще всё» не тянет. Да ладно, и то, что есть, хватит. «Солнцепёк» (ТОС–1) — его дали. А это очень, очень много. И вкусно. Кому-то горько, а когда тебе в поддержку «Солнцепёк» работает, так это и есть почти самое то, которое мечтательное «всё», — в общем, о чём загадано, наверно. Главное для счастья — приданное из другого полка усиление применить максимально эффективно, не профукать счастье своё.

В таком раскладе нет иного варианта, кроме как спланировать выполнение тщательно, разложив задачу по секундам. По шагам и мгновениям. Каждое и каждый пережить, проиграть в голове, сопоставить и раскрутить в обратном направлении, ретроспективно. И снова собрать вместе. Не только за себя. Нужно точно определить, что есть на той стороне. Что у них в загашнике: силы-средства в резерве, когда и как подтянут, в общем, разведки мало не бывает. Думай обо всех и за всех, за тех тоже. Целее будете — и сам, и кто за тобой.

Далее не просто довести, а вложить в головы и сердца, что рассчитал-придумал, тем, кто на штурмовку пойдёт. И проверить, что уяснили. Не выучили-пересказали, а поняли и прониклись, это и есть уяснили. Тогда и двухсотых будет совсем меньше, что есть по главности определяющая часть задачи. Жизни штурмов. Нельзя просчитаться. Ни в БК, ни в «глотках воды», ни в «кусках еды». Телодвижения каждого подразделения, свои, приданные, определить частоты для связи, каналы, последовательность и порядок взаимодействия. Потому что нет ничего второстепенного и нет ничего, что можно будет переиграть потом, по ходу. Малейшая недодумка — она чья-то конкретная жизнь.

Штурм не заканчивается выбиванием противника с опорника, это только часть из много чего другого, что будет происходить. Дальше нужно удержать. Отбить контрнаступ. Не много по суткам. Двое. Трое. Просто у этих суток часы очень длинные, тянутся они бесконечно долго.

Задача считается выполненной, опорник наш, когда подразделение эти бесконечные сутки прожило и удержало позицию, отбили всё, что накатило. Тогда уже рота закрепления вас меняет. Тогда уже честь и слава. И отдых. На перегруппировку. Дней пять или больше. До двух недель. Помыться и выспаться. Домой позвонить. Рассказать всю «правду»: как штаб охраняли, дрова грузили. Какие дрова и зачем? Да, вообще без разницы, пусть не дрова, пусть веники, это тоже далеко от передка. Вот чтобы потом, после боя, все, именно все, могли звонить домой — думай, как оно будет на штурме. За все нюансы. Да, да, да, похоже оно на шахматы. Но разница есть: не всегда знаешь, какие фигуры в игре будут. Хотя с «Глазами» дали возможность свои фигуры повыбирать. Не всякий раз такое. Надо оправдывать.

Ну и ладненько. Карандаши готовы, пять малых (это пять минут пред боем), и доложим: «Поставили чайник» (про готовность к штурму). Всё, двинулось — пошли, пошли. «Завариваем чай» (доложили о начале штурма). «Грады», давай «насыпай горох». Полетели действия по часикам, по пунктикам. Штурмы уже на танках сидят. На танках, на броне и едем-едем. Пошёл в работу «Солнцепёк», в аккурат пока бегемоты с пехотой пятьсот метров не дошли до точки спешивания. И рассчитано, и исполнено изумительно, до метра получилось у всех. Толкнуло в лицо тёплым воздухом. Ай! Какая красота! Это от взрывов боеприпасов «Солнцепёка» эффект такой на большом удалении от места разрыва. Штурмы на броне даже заулыбались.

Танки выскочили на прямую наводку. Зашли своим маршрутом, через Ласточкино. Выстрел! Выстрел! Всего шесть. Больше нельзя, не успеть. Карандаши в берушах, это тоже продумано, их глушить не надо, их работа ещё не началась. На этой задаче, учитывая то самое разрешённое «всё что хочешь», в работу включены пара бегемотов-семь и пара бегемотов-восемь. К обеим парам бегемотов, в поддержку, коробочки, также парами. Время и «чай пить» (начать штурм). Спрыгнули — рассредоточились. По Суворову — каждый номер свой манёвр. Напор! Двадцать минут боя. Молниеносно! Как рассчитано-просчитано, не зазря «голова сломана».

Пятеро пленных из имени их фюрера (президента), без разницы какого конкретно, пусть будут всех по очереди, когда они были фюрерами элитной, грёбаной бригады. Пленные, как обычно, насильно призванные, никто воевать не хотел, раньше бы сдались, да страшно было. Учат их в Британиях «мазаться» на специальных курсах, что ли. Перевязать, напоить. О! Ещё и курить просят. Самим мало, но даём и «элитным» — вон как их тремор бьёт, трясёт отходняк адреналиновый. Боятся по-настоящему. Потому что понимают, что правду мы про них знаем, только вид делаем, что верим.

А они не верят, что мы не как они, вот и боятся.

На сегодня всё. Купаться-обливаться, есть, спать, все удовольствия ПВД за раз поймать. Дома звонка ждут, рассказы про дрова, веники и кто что там ещё придумает. Основное в ПВД — «разбор полётов»: что было, чего не было, но могло быть, чего не сделали, а надо было. Снова думать. Думать и считать применительно к следующей задаче, в другом месте, чтобы все с штурмы в ПВД вернулись и домой звонили.

Туман, дождь. Люблю

Замечательная погода. Туман практически полностью закрывает это всё ещё ласковое, пусть и осеннее солнышко. Зима не скоро, но холод мало-помалу накатывает, не торопясь, так, по чуть-чуть. Днём, бывает, светило с неба старается ещё что-то согреть, но этого тепла явно недостаточно высушить слякоть. Почва, напившись влаги, превращается в липкую жижу. Сегодняшним промозглым утром моросит. Ветер, достаточно сильный, нагнал тучку — и мелкий редкий дождик. Порывами ледяные капли врезаются в лицо под прямым углом, покалывает кожу. А ничего, здорово бодрит. Вода, прежде чем упасть вниз, замысловатыми вихрями мечется в воздухе, мокрым становится всё вокруг. Дождь разбавляет землю всё больше и больше, особенно глину, где она есть, — образуется до невозможности скользкий, как будто мылом намазанный слой.

Как же всё чудно складывается! Изумительный будет день! Как же погода радует — улыбку не сдержать. Нет, нет, не хохотать и бегать, раскинув руки, словно под тёплым июльским ливнем на бирюзовом лугу, среди стогов и прочей сельской благодати. Настроение совершенно о другом, совсем не хохотать, именно лишь улыбнуться — так, слегка, по-доброму, уголками губ. Только бы сначала убедиться в правильности сложившихся эмоций. Напряжённый взгляд вдаль, попытка рассмотреть колыхание, уплотнение в тумане, тёмные пятна в белом, что нарушит идиллию пустоты на маршруте. Есть понимание: этот взгляд не все посчитают добрым. Ну, кому как, всем мил не будешь. Неудачно. Или удачно? В общем, ничего нет. Причина улыбки получила своё подтверждение: впереди всё чисто. Вот и ладненько, пора на работу, дождались погоду, любимую у штурмов.

Птицы не летают — ни те, ни эти. Квадрики никто не поднимает. Практически бесполезно. И с позиций на опорниках наблюдение крайне затруднено, оптика не пробивает пелену тумана и завесу дождя. Днём нет такого теплового контраста, как ночью, значит и тепляки не будут эффективны для обнаружения. Шансы подойти по-тихому увеличиваются многократно.

Да, всё понятно: поддержка тяжёлой техники, закошмарить опорник, разбив блиндажи, снести огневые точки, проредить там, за бруствером, личный состав, выждать паузу и накрыть подвоз резерва, сорвав ротацию; уже потом зайти, зачистить — всё логично и правильно. Но куча «но». Не каждый раз схема работает. Не каждый раз сил и средств достаточно, чтобы всего хватало для выполнения задачи как нравится. И нельзя, наработав шаблон, быть уверенным, что и в следующий раз будет как до того получалось. Вообще шаблонами нельзя воевать, неправильно это.

Был опорник, по которому танками долбили с ЗОП месяц. И весь этот месяц, по ночам фиксики-ремонтники приводили к утру опорник в первоначальное состояние. Нет, конечно, его всё равно взяли, и без потерь со своей стороны, но пришлось наращивать усилия, в том числе за счёт приданных подразделений. И горохом насыпали, и «Солнцепёк» отработал, и бегемотов с коробочками было выделено в нужном количестве. В результате задача была выполнена блестяще. Но это же не будет каждый раз, под каждый опорник столько всего полезного. Конечно, тот опорник не был рядовым, и всё же, всё же понятия «рядовой» и «важный» решается в каждом конкретном случае, по приказам и наличию средств.

По традиции пять малых (это так про пять минут), и пошли чай заваривать (штурмовать, значит). Холодно сидеть, не шевелясь, и ждать, особенно непонятного. Мерзко, оно не про продрогнуть — мерзко лежать в блиндаже, когда арта долбит от души, разрывы каждые две секунды, понимаешь, от тебя не зависит ничего, только лежать и, сжавшись, по звуку прилётов угадывать: ближе-дальше, к тебе или от тебя огневой вал движется. Можешь только молиться, чтоб не завалило тонной земли вперемешку с брёвнами. Жутко. Оно когда с квадрика тебя на открытке срисовали, навели и кассетами площадь накрывают. Так что мокрым по грязи ползти в тишине, под защитой тумана с дождём, не-е-е, это совершенно не мерзко и не жутко. И даже не холодно. Почувствовал, замерзать стал? Значит, думаешь про холод, а на задаче должен думать о задаче, тогда и не особо холодно.

Доползли, вышли на точку. Ни одного выстрела. Супер всё, прошли нормально, как должны были — быстро и «не дыша». Вражеский окоп на дистанции рывка. Маневренная огневая группа рассредоточилась, заняли свои позиции. Молча. Каждый карандаш своё место и свой манёвр уяснил. В том и искусство управления командира штурмовой роты, чтобы боец выходил на задачу в полном понимании что, когда он должен сделать. И почему. Главное, почему и «для зачем».

Мотив у бойца должен быть во вражеский окоп зайти с одной целью — нацистов уничтожить. Бесстрашие, оно такое, материя тонкая. Тот, кто ничего не боится, он один из первых кандидатов быть двухсотым и не выполнить задачу. Что очень плохо. Совсем не боится, кто думает, что про войну уже всё знает, что такой он, опытный, всё видел. От усталости это, человек морально выхолощенный теряет чувствительность, вот и перестаёт бояться что-либо. Всего. Становится ему «всё равно». Равнодушие ко всему, абсолютно. И к смерти тоже равнодушие. Нельзя так воевать. Обязан командир роты этих видеть и настраивать их тонко организованную душу на выполнение задачи как положено, по утверждённому плану и профессионально. Импровизируя в нужных местах, удивляя врага нестандартными решениями и гвардейской стойкостью. Такое нельзя делать равнодушно.