Обсуждать начали громко. В кабине рев. Мнения разделились. Проскочить? С риском нарваться вблизи на детонацию БК танка, без шансов выжить. Или ждать, что будет дальше, бросив машину, сбежав от неё в лесопосадки? Явно при таком решении с развитием сценария — разглядывать с безопасного расстояния, как уазку раздолбят. А самим дальше как? Задачу выполнять как? Водила молчал. Он поймал кураж. Втопил! Эта бедная буханка ещё не ездила в своей жизни с такой скоростью никогда.
Резкое ускорение автомобиля не прошло незамеченным. Хор голосов с криками «едем!» и «проскочим!» стал более различим, то есть мнение «дави!» начало превалировать, потом превратилось в единственное.
Чёрный тяжёлый дым стелился от подбитой большой коробочки вниз к дороге. Что-либо разглядеть было практически невозможно. Машину почти перестало трясти. Больше скорость — меньше кочек? Всё жёстче. Отскочив от колдобины на дороге, мы уже летели низко над землей, но это точно был полёт. Пронесло. Пролетели, чуть не зацепив раненый танк, который умирал, но, пропуская нас мимо, из последних своих сил не давал БК взорваться, горело топливо в баках, но он держался.
Буханка на всех парах, ловко лавируя между воронок и вздыбившегося дорожного полотна, уходила к горизонту. Мы, сидя внутри, не могли видеть, только отчетливо слышали, как стальной брат принимал на себя один за другим удары. Ему было больно, он ухал, кряхтел, но без подрыва. Не готов он был доставить удовольствие операторам дронов зрелищем отлетающей на сотню метров башни, на фоне фонтана пламени, вырывающегося из-под брони.
Ещё то ли пять, то ли семь FPV-камикадзе по очереди, через равные временные отрезки, врезались в дымящийся на обочине дороги танк. Обрекая себя на гибель, танк как мог старался вытерпеть всё и сделать хоть что-то ещё для нас, пусть последнее для него, но он это мог, поэтому делал. Он выстоял, выполнил свою последнюю задачу, он обеспечил наш отход, принимая в свое тело дроны, предназначенные уазке, дроны-камикадзе, которые добивали его окончательно, без шансов после этих атак для малейшей возможности его вытащить и восстановить. Спасибо тебе, брат, не забудем.
Работа в «офисе»
Сегодня в «офисе». Не, в «офисе» вообще не скучно. Есть свои нюансы, особенности, но скуки нет совершенно, это точно. Монотонный труд, с четким последовательным выполнением стандартных операций. Мечта! И кофе всегда под рукой. Да что кофе, воду пить — сколько хочешь. Улыбаюсь, удовольствие получаю от работы. Глаза закрыл, представил — окна на уровне облаков, смотрю вниз, а там интересно — люди, машины такие маленькие, суетятся. Явно все спешат, но всё равно не успевают. На их беготню можно засмотреться и отвлечься от текучки.
Опа! Как неожиданно. Ещё бы, стайка птичек пролетела. Из-за них глоток из кружки получился неуклюжий, даже невзначай язык обжег. Не виртуально обжег, взаправду, хоть и представлял птичек красивых, то ли воробьев, то ли ещё каких, но безобидных, пейзаж заоконный, которого нет, должны были мне разнообразить. Вот есть птицы дюже гадкие, теперь их всегда и ждёшь, но представлял-то я милых, а всё равно обжегся. Рефлекс. Видимо, уже не избавиться. Не каждый после прилёта птиц выживет, даже будучи в танке.
Случилось работать с одним «офисом», который расположился на терриконе Авдеевском. Выражение «бетонная коробка» — это про него. Тот бетон был не в облаках, а наоборот, под землёй. Наш разведчик срисовал его. Как разглядел? Вообще непонятно. А то, профессионал! Прям как мы в танке. Не, ну, вру, не настолько, конечно. Да ладно, опять вру, у каждого своя работа, разведчик свою сделал на пять с жирными плюсами в длинный ряд. Разглядеть настолько качественно замаскированный КП не каждому дано. Помимо выучки и опыта, такой вот вход, лаз или как его, да хоть дырка на КП, но скрытое от всего, чем можно и нельзя разведать, реально опознать только при наличии ярко выраженной генетической предрасположенности быть оператором квадрика. Без врождённого таланта такое не обнаружишь. Этот оператор был лучшим из самых талантливых и срисовал врытый в землю, абсолютно слитый с местностью вражеский КП, который «офис». Точно говорю, не видел он его, учуял.
Дальше разведчик навёл нас и корректировал. Мы с ЗОПа отработали по КП на уже свои пять баллов с таким же длинным рядом жирных плюсов. Оно было гениально. Не просто гениально — изумительно красиво. Эстетично. На десять километров с соседнего холма с превышением высот в пользу вражеского КП, с танковой пушки, восемь выстрелов в одну точку. Не по самоделке какой-то, а фортификационному инженерному сооружению, повторюсь — бетон, зарытый в землю. А мы его — в пыль! Развалили-разметали так, что оператор птички в восторгах изошёлся. Нам, безусловно, приятно, привычно в целом, но всё равно приятно.
На нычку ушли безнаказанно. Видимо, наводить по нам ответку — арту или камикадзе, было уже некому. Уходя, хотели над бегемотом флаг поднять, да вот незадача, барабан в ПВД оставили, что ещё с пункта постоянной дислокации полка с собой возим как память о построениях с парадами. А что, так бы ехали с флагом нашим, чёрным, с медведем в шлемофоне, где написано «Мой батальон — моя честь», и с барабанщиком на башне.
Сейчас мы в «офисе». «Офис» уютный и удобно расположенный, живём в шаговой доступности от работы. В прямом смысле. Столы с мониторами от лежаков ровно в двух шагах, так что, если уснул и по рации вызов пошёл, то кинул рывком ноги вперёд — и уже на рабочем месте. Прямо в тапочках. Без метро или пробок, это кому на чем плохо добираться. Мы экипажем шесть месяцев с боевых из танка под Авдеевкой не вылазили, пока подальше за Тоненькое полк не прошёл. После ротации, как в ПВД отмылись, то сразу на курорт, в «офисе» работать. Обязательно в шлёпанцах, это принципиально.
Море далеко, но все равно курорт. Как определили? Едим часто! Каждый день. Да, всем понятно, не раз в день едим, вообще не раз в день, просто совсем и окончательно. Кого смешить, когда еда на полках напротив — руку протяни. Это мы едим всё, что не съели, когда сутками с ЗОПов работали, а в промежутках штурмам на передке в поддержку ходили. Сначала желание простое было, желудок от позвоночника отлепить. Первое желание исполнили быстро, но вот остановиться не получилось. Короче, образ курортной жизни менять не стали, однако со временем задумались рядом с «офисом» спортивный уголок оборудовать, раз курорт. И чтоб потом в люк танка можно было без помощи пролазить. Оборудовать обязательно на удалении от «офиса», неприятные сюрпризы никому не нужны.
В нашем «офисе» для жизни всё есть. Не только дизель-генератор. Ещё печка газовая, туристическая. Мы не туристы, мы на работе. Сейчас другие на передке, а мы в «офисе». Туристов нет, а плитка туристическая есть. Компактная, вот с собой и удобно таскать. Это нас с туристами и объединяет — требования к размеру и массе оборудования. И посуда даже есть. Теперь у каждого своя тарелка. Ладно, про посуду отдельный анекдот, вот радует монитор нормального размера. «Зародили» мы его, раздобыли, значит, так по-нашему называется способ получения нужного. С монитора увлекательную трансляцию от «птиц» разведки смотрим. На ноутбуке картинка не очень. «Офис» у нас современный, три наката бревен и метр с гаком грунта сверху. Из «офиса» теперь идет управление боем танкового подразделения, вот и нуждаемся мы в нормального размера и четкости мониторах. В чем нуждаемся, то и «зародили», всем спасибо.
Управлять огнём работы танков с ЗОПов, оно сродни искусству. Решение принимаешь и команды раздаёшь как результат сплава расчета математического с предсказанием колдовским. Гарантий, что нужная партия снарядов на войну пришла, нет, соответственно для управления огнем нет иных вариантов кроме предсказаний. Точность выстрела требуется меньше метра на десять километров, вот для этого тебе ночью должны присниться данные, как пришедшая в этот раз партия снарядов на предельных дистанциях выстрела себя поведёт. Нет такой математики до меньше метра скорректировать данные стрельбы танка с ЗОПа на дистанции выстрела дальше, чем предельная, раз параметры заряда в снаряде никому не известны. Ответ один — только твои ощущения. И во-о-от понимаешь, для правильных ощущений высыпаться требуется с запасом. Такого, конечно, не бывает, и никто тебе спать не даст, даже в «офисе», но ведь хочется.
Расчёт выстрела — по науке, а дальше смотри в монитор до рези в глазах, видишь разрыв, и приходит тебе просветление и точно определяешь, какую корректировку давать. Не, не шаман. Два года на войне. Многое пришлось увидеть и распробовать. Всяким стреляли. Поэтому сейчас наше место на КП понимать, куда и как следующий снаряд прилетать будет, и управлять, сверяя расчет с этим пониманием.
Долго бегемот на точке работать не может. Определят, накроют роем квадриков — сожгут, так что времени у бегемота не так и много для БК отстрелять. Да и разведчик птичку держать над позицией вражеской своё ограничение по времени имеет. На перезарядку или там батарею поменять время в минутах рассчитывается, отсюда и задача, с разведанной целью решать нужно крайне оперативно, по секундомеру. Оттого ощущения корректировщика и принципиально важны для результата. Нельзя штурмам ходить на пулемёты. И другие препятствия следует исключить.
В «офисе» работаем. Ждём, пока на передке текучка, когда для таких как мы, задачи определят. Долго наша жизнь в «офисе» продолжаться не будет, надо успеть ещё что-нибудь съесть.
Уставший танк
Танки — стальные монстры, факт неоспоримый. Но танк можно и поломать. Узлы, механизмы, усталость металла. От долгого напряжения, перегибов механических вдруг происходит звонкое «цзинь» — всё, вот он, слом. Разрыв. Дырка. Нет, танк не разлетается кусками, не детонация БК, это сильно тише. Конечно, такое не происходит во время боестолкновения, когда у танка вместе с его экипажем нет времени на усталость. Нервы на пределе и все на адреналине, всё заряжено и направлено в одну точку, а мысли нацелены исключительно на выполнение боевой задачи. Нет. Слом от усталости, оно по-другому. Бой закончился. Тишина вокруг. Встали отдохнуть, а дальше с места сдвинуться уже не получается. Физически можно, а заставить себя нельзя. Упёрся триплексом как пустым взглядом перед собой, в никуда, и катки не проворачиваются. Вообще никак.